Живая душа
Шрифт:
Агроном прибыл в деревню со своей коровой; на грузовике привез имущество. Купил избу, захлопотал на приусадебном участке. Люди радовались — если человек обживается, пускает корни в землю, значит, останется надолго. Прибавятся в деревне мужские руки, толковая голова. Плохо ли?
Приветили агронома и в то утро, на майском празднике. Пригласили в круг, агроном не застеснялся, запел вместе с бабами. И мужской голос не повредил хору, песня была подходящая, громкая. Разошелся агроном, широко руки развел, будто собрался обнять всех женщин, и трубит:
— Нашел красавиц! — проговорила агрономша. Она поодаль держалась, как обычно. Соблюдала расстояние меж собой и деревенскими бабами. — Нашел красавиц, никак не налюбуешься!
Задели женщин обидные слова. Но никто виду не подал, продолжают петь. Одна Настя не выдержала:
— Боишься, что съедим твоего Михаила?
— Не боюсь! — говорит агрономша. — Но ты бы лучше собственного мужа петь заставляла!
— Мой-то собственный в сырой земле лежит.
— А хоть где!
— Та-ак… — протянула Настя, все еще улыбаясь и чувствуя, как леденеет эта улыбка. — Тогда прощайся с Михаилом… Уведу! Ничуть я тебя не хуже, а давно не пробовала, каковы мужики на вкус!
Агрономша растерялась. Не знает, то ли мужа оттаскивать, то ли броситься к Насте с кулаками. И Михаил, агроном этот самый, растерянно ухмыляется.
Замерли бабы в кругу. Ждут, что дальше будет.
Настя с тою же ледяной улыбкой взяла агронома под руку и повела. Агроном вроде не упирается, послушно идет…
Схватилась агрономша за голову, ахнула. Побежала прочь по дороге, только крикнуть успела:
— Мишка!.. Не смей домой заявляться!
— И захочет, да не пущу! — рассмеялась вдогонку Настя.
Туг уже и агроном напугался — переминается, оглядывается на женщин. Бубнит:
— Она это… всегда ревнует… Чего с нее взять!
Провела Настя рукой по лицу, вздохнула:
— Да иди ты отсюда! Вправду, что ль, стану задерживать?
— Я… это…
— Беги догоняй! Только вот жаль, песню не допели.
Через день Настю вызвали в дирекцию совхоза. Пришел нарочный, отыскал Настю в телятнике, где она убиралась.
— Срочно!..
— Зачем зовут?
— Да не знаю. Идем!
Настиных подружек, бывало, вызывали в дирекцию после больших праздников. Житейское дело. Когда гуляют в деревне, не всякая доярка спозаранок на ферму побежит, не всякая станет ухаживать за телятами, как в будний день. Приходится начальству отчитывать чересчур загулявших.
Только у Насти гулянье никогда работе не мешало. И вчера она вовремя пришла в телятник и все сделала, что полагалось.
Стало быть, не для ругани вызывают. Тогда зачем? Другую работу предлагать? Не пойдет Настя на другую работу. Она привыкла за десять лет к телятнику, да и умения набралась. Вряд ли найдет начальство телятницу опытней Насти и прилежней.
А оказалось — действительно ругать вызвали. Агрономша подала заявление, где вовсю расписала Настино поведение на празднике. Агрономша предупреждала, что уедет вместе с мужем из деревни, если не будет принято
— Ты, Михайловна, давай извинись, — сказал управляющий отделением — Что за шуточки?!
— Значит, я виновата? — спросила Настя.
— А кто же?
— Вы у агрономши спросите. Только всерьез.
Повернулась да и пошла прочь из кабинета.
В соседней комнате счетоводы сидели, учетчики, народ толпился. Нашлись, конечно, любопытные, сунулись: «Как там? За что?»
— Да вот, преступление я совершила, — смеясь, ответила Настя. — Жила, жила — и сделалась виноватой!
Посмеиваясь, отворила двери на улицу; там, на крыльце, приплясывала Жулька, нетерпеливо поскуливая.
— Ждешь? — спросила Настя. — Никуда я не подевалась. Вот я, здесь я… Пришла твоя виноватая Настя!
Больше не вызывали ее в контору по этому делу. Может, разузнал-таки управляющий, отчего разгорелась ссора на празднике. А может, сумел отговорить и успокоить агрономшу. Осталась она в деревне.
Теперь бывший агроном заведует совхозным складом. А жена его — по этой ли причине или по другой — притихла, да и с бабами держится проще.
Года через полтора после того случая послали Настю в город — на совещание животноводов. Там собрались люди со всей республики Коми. Выступали, рассказывали, как работают. Многих наградили грамотами, многим вручили ценные подарки. Отмечена была и Настя — ей достались грамота и настольные часы.
На этом совещании Настя познакомилась с одной дояркой из соседнего района Разговорились по душам, доярка тоже оказалась вдовой, и ребятишек у нее тоже было двое — сын и дочка. А еще сказала доярка, что поставили они в своей деревне памятник погибшим фронтовикам. Собрали деньги, наняли в городе хорошего скульптора, он сделал памятник и выбил на нем имени и фамилии погибших.
И Насте стало обидно, что ни она сама, ни подруги ее, ни остальные деревенские не догадались поступить так же. Решила: вернется домой, попросит поддержки в сельсовете и добьется, чтоб в деревне появился памятник.
Так она и сделала. Предложение все одобрили, написали в город — в организацию под названием «Худфонд». Начали было собирать деньги, и Настя радовалась, что так успешно подвигается дело. Но тут прибыл ответ из Худфонда. В нем сообщалось, что на памятники сейчас поступает очень много заказов, а Худфонд не имеет возможности их выполнить ввиду отсутствия гранита и мрамора.
Ответ всех огорчил. Кое-кто стал говорить, что затея эта хороша, да, видно, безнадежна. Одна лишь Настя не угомонилась. Она зачинщицей была и считала, что не имеет права бросить хлопоты.
В августе к ней приехал погостить сын. Он недавно закончил строительный техникум.
— Скажи-ка, что такое мрамор? — спросила Настя.
Сын объяснил.
— А гранит?
— Тоже горная порода, — ответил сын. — Состоит из кварца, полевого шпата и слюды. Да ты видела, встречаются такие валуны с блестками.