Живая вода времени (сборник)
Шрифт:
Благодаря Петровичу, его жена Горпина Ивановна была известна в народе в основном под этим именем. Новенькая расчетчица Зина однажды так и внесла ее в зарплатную ведомость: Гангрена Ивановна.
Петрович не был шейхом. И законная его единственная супруга не отличалась покладистым характером. Скорее, ее нрав напоминал необъезженного арабского скакуна. Это было единственное обстоятельство, которое роднило Петровича с далеким Востоком.
Новогодняя елка пестрела и сияла позолотой шаров, как нарядная цыганка. Дуся весело напевала у плиты.
– С кем новый год встретишь, с тем его и проживешь, – подмигнула она
– Проводить бы старый, – произнес Василий и откупорил шампанское. Капроновая пробка шумно выстрелила вверх, отскочила от потолка, ударилась об пол и понеслась в прихожую. «Чудеса физики», – подумал Василий. «Хоть бы не в люстру», – насторожилась Дуся. «В глаз или в лоб?», – прикинула Клава.
Клава решила осчастливить страдающего где-то на чужбине мужа. Для этого и явилась под самый Новый год сюда, где он доблестно несет свою трудовую вахту.
Бой кремлевских курантов настиг их спустя час. Клаву с наметившимся под глазом синяком. Дусю, в чьей праздничной прическе, как в гнезде, разместился запеченный гусь в окружении яблок. Василия, который из-под стола видел, как бьется последняя в его комнате тарелка, и селедка «под шубой» новогодним конфетти разлетается окрест.
«Телевизор не тронь!» – закричал Василий и вынырнул из-под скатерти. Начинался «Голубой огонек». Правда об этом стало известно только потому, что васин сосед был глуховат, и звук его телевизора пробивал насквозь капитальные стены модуля.
– Клава! – окликнул Василий жену.
На кухне громыхнули крышкой о кастрюлю. Васин нос уловил тонкий аромат пряной ухи. Вскоре наваристая юшка с большими кусками речного карася благоухала на тумбе подле его кровати. Рядом стояла глиняная кружка с огуречным рассолом. Когда вся снедь перекочевала в васильев организм, Клава подоткнула пуховое одеяло и поцеловала мужа в лоб.
– И с чего вчера надрался? – недоуменно вопросила она.
Уж ей-то хорошо известно, что супруг – не выпивоха. Когда Клава ушла, Василий не уснул. Причину вчерашнего застолья он не объяснил никому. Хотя радостью с мужиками поделиться хотелось. За тысячи километров, в краснодарской горбольнице, у него родился сын. С его матерью, Дусей, Василий встретится не скоро. Когда еще у нее закончится декретный отпуск, и она вернется на работу… К тому же, Клава добилась его перевода из Ямбурга в Новозаполярный. Чтобы у Василия не возникло соблазна нарушить данный Клаве зарок никогда больше не встречаться с Дусей по интимным вопросам.
Интересно, на кого похож малыш? И как теперь объяснять жене, почему зарплата сократится вдвое? Он ведь не подлец какой – ни за что не оставит Дусю без содержания.
Во дворе раздался Клавин вопль:
– Вот ирод, что натворил! Я те задам сейчас!
Павлик давно хотел бультерьера. Но бультерьера Павлику никто не дарил. Зато у него был чистокровный дворняга Тузик. Павлик побрил Тузика наголо. И плотно склеил его уши острым треугольником. Бультерьер Тузик радостно скакал по двору и громко лаял. Теперь его тело не терзают жара и блохи.
– Ну, вылитый папаша! Весь род такой, – стенала Клавка. – Хорошо, что ты один – отпрыск его. Иначе весь мир перевернулся бы с ног на голову!
Аэропорт. Сквер. Лавочка. Василий. Возвращается отбывать двухмесячную трудовую вахту. Рубашка еще пахнет «Красной Москвой» – Клавка крепко обняла его перед разлукой, всплакнула на плече. А где-то в Краснодаре – Дуся. С их годовалым сыном.
Объявили рейс Василия. Он тяжело вздохнул, поднял чемодан, погладил объевшуюся колбасой дворнягу. Побрел к зданию аэропорта.
Девушка в кассе сообщила, что, на счастье Василия, остался один билет до Краснодара.
– Будете брать? – спросила кассирша.
Василий оглядел очередь, где проходила регистрация на его рейс, затем неуверенно посмотрел на девушку.
– Мужчина, решайтесь, – потребовала билетерша…
Василий, навьюченный детскими игрушками и конфетными коробками, едва взобрался по трапу.
Наконец, самолет оторвался от земли. Василий удобно расположился в кресле, закрыл глаза. Сосед рядом хохотнул. Им оказался мальчишка лет двенадцати.
– Что читаешь? – спросил Василий.
– Про осла. Буриданова. Он думал-думал, какую из двух охапок сена выбрать, да так и помер с голодухи. Но в жизни так не бывает, правда, дядь? Ослы же не думают.
Василий вздохнул, погрузился в свои мысли.
Евгений Аверьянов
Осеннее
Мне на лицо упала осени слезинка.
Ах! Осень, осень, как печален Ваш пейзаж.
Несет холодный ветер полем паутинку,
И медный клен стоит, как старый верный страж.
Моих рябин еще горят кроваво грозди,
Чтобы зимой согреть озябших снегирей.
Я в палисадник заколачиваю гвозди,
Дань отдавая череде ушедших дней.
Ветшает все, а я не верю, что не вечен.
Чиню старинный покосившийся забор.
Закат погаснет, и опять дождливый вечер
Укроет двор, укроет дол, укроет дом.
В любви просвета не хочу я и не знаю.
Пусть осень в золоте и в серебре виски.
Я понимаю, понимаю, понимаю,
Что без тебя однажды сдохну от тоски.
На берегах моих надежд споткнулись ивы.
На берегах моих надежд споткнулось небо.
Бродяга месяц проплывает горделиво,
Чтоб навсегда уйти в заоблачную небыль.
Моя любовь еще горит звездой последней,
И небо множит лунный свет в росистых травах.
Последний месяц нам остался – месяц летний,
Где мы в финальной сцене правы и не правы.
Прощальный взгляд растает давним поцелуем,
Взорвется в небо воронье на дубе старом,
Ну почему мы время к жизни не ревнуем?
И на кого судьбу растрачиваем даром?
Увянут чувства, как букетик розы чайной,
Я ж не лукавствуя кричу, как проповедник:
– Нет, для любви не будет в мире дней печальных!
Как для поэзии не будет дней последних!
Храни Господь Вас от беды и от ненастья
На этом блекло-сером фоне бытия.
О, как блистало незабудковое платье,
Вы шли ко мне, души открытой не тая.
Я Вам поверил и счастливый и влюбленный
Навстречу сделал шаг, потом и два и три…
Я шел в полон своей судьбою не преклонный,
Как на току идут под выстрел глухари.
Любовь, любовь, моя любовь – мечта и чудо,
Чем дальше в лес, тем меньше чувств и больше дров.
Обожествлять Вас и оправдывать не буду,
Вы – нежный ангел из моих далеких снов…
Вы мне шептали, что родился я в рубахе,
Жизнь океан, а я для Вас судьбы причал.
А мне казалось, будто я стоял на плахе,
Но я смотрел на Вас влюблено и молчал.