Живая вода. Часть I. «Арктика»
Шрифт:
Калан нахмурился. Что ж, всё могло быть.
На телеэкране ярко накрашенная девица счастливым голосом рассказывала о том, как прекрасен рекламируемый ей продукт. В левом верхнему углу красовался логотип канала, а снизу, в бегущей строке, мелькали строчки прогноза погоды. Прогноз на шестнадцатое ноября.
Прошло пятнадцать дней.
Шатаясь от слабости, Калан встал и медленно, придерживаясь руками за стены, добрался до зеркала.
На него смотрел не семнадцатилетний подросток, мечтающий о светлом будущем. Существо в зеркале скорее походило на узника концлагеря, только что освобождённого из плена. Осунувшееся, заросшее бледно-синюшное лицо со вздувшимися венами, красные глаза,
– Теледу, что же ты наделал, – прошептал Калан, смутно понимая, что кризис миновал. И что ему предстоит жить в этом мире совершенно одному.
Зазвонил телефон.
Медленно, едва держась на ногах, Калан добрался до аппарата.
– Калан? – крикнул в трубке встревоженный голос.
– Гелада, – прохрипел он, сам испугавшись звука своего голоса.
– Лан, милый, что с тобой? – кузина едва не плакала. – Вы не приехали на мамины похороны, а потом я узнала, что тётя… Калан, почему ты не сказал нам? Ладно Теледу, с него станется, но ты… Я звоню вам четвёртый день, я обзвонила всех знакомых, но никто ничего не знал. Я уже написала заявление о пропаже в полицию и прямо сейчас собиралась отнести его, но решила набрать ещё раз… Калан, куда вы пропали? Что случилось?
Так значит, телефонный звон был не только в бреду. Значит, Гелада и вправду беспокоилась…
– Прости, – еле слышно сказал он, прижавшись спиной к стене.
– Что с тобой? Ты болен? – продолжала засыпать вопросами Гелада.
Звонкий голос кузины вспышками отзывался в ещё не совсем ясной голове Калана. Тихо, по стенке, опустившись на пол, он тяжело выдохнул.
– Лан, – решительно раздалось в трубке. – Что бы там ни было, сиди дома. Я заеду за Лемуром, и мы будем у вас в ближайшее время. И только попробуй не открыть мне двери! – закончила Гелада. – Слышишь?
– Хорошо, – покорно ответил Калан.
– Значит, так, – Лемур расхаживал по комнате, сосредоточенно сцепив руки за спиной. Гелада осторожно, но уверенно оттирала губкой засохшую кровь с шеи Калана. – Во-первых, это ужасно. Теледу всегда был безответственным, но чтобы так… – Калан и Гелада хором вскинули головы, с осуждением посмотрев на него. – Прости, я всё понимаю, но так оно и есть. Во-вторых, я рад, что он отпустил тебя. Это уникальный случай, но вы были такими разными… Может, именно это тебя и спасло. И хватит сверлить меня глазами!
Калан вздохнул.
Лемур и Гелада были на семь лет старше – и намного мудрее. Их советы всегда здорово помогали, и Калан привык доверять кузенам. Даже Теледу прислушивался к их словам, а это чего-то да стоило.
– Нам нужно решить, что дальше. Если общество узнает, что ты остался один, твоя жизнь будет весьма печальной. Отношение к одиночкам, сам знаешь, предвзятое. Их считают сумасшедшими, не от мира сего. Никто не воспримет всерьёз человека, который выжил после смерти близнеца.
– Лем, выбирай выражения! – одёрнула его сестра.
– Мы взрослые люди, и давайте хоть сегодня называть вещи своими именами, нам придётся ещё слишком много врать, – резко ответил тот. – Послушай, Калан, ты умный и целеустремлённый мальчик, и я не позволю кому-то сломать твою жизнь. А значит, никто не должен знать правды. Сейчас нам сыграет на руку то, что вы с Теледу были не сильно общительны и то, что тебе пора поступать в университет. У мамы осталась квартира в Листвене. В декабре проводится набор на подготовительные курсы для абитуриентов. Так что твой переезд будет вполне объясним. А в Листвене должны появиться двое. Умный мальчик Калан
Предложение, так легко созданное Лемуром, на первый взгляд показалось Калану бестактным и абсолютно невозможным. Жить в одиночестве, в незнакомом городе, тянуть лямку – для чего? Чтобы пустота внутри разрасталась до невозможности? Чтобы каждый день понимать, как всё вокруг серо и хмуро?
А потом, после многочасовых бесед с кузенами, он понял истинную суть их плана: жить за двоих. За Теледу. И эта идея придавала сил.
Он и вправду переехал через месяц, немного оклемавшись после болезни. И в Листвене появилось два новых жителя. Калан, молодой литвед, страстно увлечённый наукой и не замечающий ничего, кроме неё. И Теледу. Нелюдимый лингвист, затворник, пишущий удивительные статьи, которые его брат периодически приносил в научные издательства для публикации. Статьи были отменные, даже Калан не писал так хорошо, как его брат. Однокурсники, заинтригованные таинственным Теледу, никогда не появлявшимся на людях, шептались, что он прикован к постели, что страдает неизлечимой болезнью, что его лицо страшно обезображено в результате несчастного случая – в общем, пытались выяснить причины нелюдимости гениального лингвиста. Калан не говорил ничего, и однокурсники вскоре решили, что оба братца немного не в себе. А истина никому не приходила в голову.
Со временем Калан так привык жить за двоих, что порой сам верил в свой обман. Он писал статьи двумя разными почерками, на автоответчике было записано послание, в котором значились два имени, а из коммунальной компании приходил счёт на двух жильцов.
И ему казалось, что брат всегда рядом. Невидимый, неосязаемый, но – рядом. Иной раз он замирал, глядя на отражение. В эти минуты он не видел себя. Он видел Теледу. И тот ободряюще улыбался ему.
Сам Калан уже давно забыл, что такое улыбка.
Старый сторож задремал, убаюканный монотонным голосом диктора, вещавшего в ночном эфире о том, как изменился официальный курс валют в связи со скачками цен на нефть. Задремал на пару минут, и очнулся от громкого стука турникета, установленного перед входом в жилой корпус.
Испуганно встрепенувшись, он успел краем глаза заметить, что кто-то стрелой промчался по холлу и скрылся в дверях, ведущих на улицу.
– Только этого не хватало, – с ужасом прошептал он.
Воспитанники академии не убегали в неположенное время из здания. Почти никогда. Пять лет назад одна неуёмная пара близнецов впервые умудрилась сбежать посреди ночи в поисках острых ощущений, и в итоге была отчислена. А сторож, упустивший сорванцов – уволен с волчьим билетом. Так что перспектива вырисовывалась ужасающая.
Вскочив с места, бедный вахтёр кинулся к выходу, надеясь перехватить дезертира прежде, чем об этом станет известно начальству.
Лиса сама толком не понимала, куда бежит. Вылетев из тёплого здания на промозглую осеннюю улицу, она окончательно проснулась и поняла, что казавшаяся в полусне вполне реальной идея умчаться обратно к Золотому морю на практике не выдерживает никакой критики.
Она уже собралась вернуться обратно, пока никто не заметил её проступка, как навстречу из жилого корпуса выскочил разгневанный сторож Барсук Горностаевич. Единственное, о чём она подумала – как же ей достанется за попытку к бегству. И как самодовольно будут взирать на это её разлюбезные одноклассники. Мысленно представив такую картину, Лиса вздрогнула. Не зная, как ей быть, она бросилась прочь от сторожа, вдоль набережной Лиственки.