Живое проклятье
Шрифт:
— Вот именно! — ответил Бехтерев. — А вы что же, совсем не интересовались политикой своего рода? Не знаете, с чем обычно лекарям приходится иметь дело?
— О чём это вы? — не понял я.
Пока Бориса пробило на разговоры, лучше извлечь из него максимум информации. Когда мы спасёмся… А точнее, если мы спасёмся, он, скорее всего, забудет обо всём, что мы здесь обсуждали. Я чувствую в нём растущий страх.
— Политика, Алексей Александрович, — пожал плечами Бехтерев. — Роды и кланы, в которые они входят, постоянно ведут войну между
Теперь понятно, почему все так относятся к моим антилекарским способностям. Хорошо, что отец пока что не получил информацию о пробудившейся во мне силе. Я бы не хотел, чтобы он вмешивался в мои дела, пытаясь вернуть меня к себе в род.
— Во имя Морского Бога! — прокричал Бехтерев и тут же закашлялся, поскольку в его лёгкие влился слишком большой объём сероводорода. — Да сколько же их здесь…
— Что у вас там случилось? — крикнул позади нас Углёв.
— Борис Валерьевич, о чём вы? — спросил я. — Сколько же здесь — кого?
— Жизней… — произнёс он. — Сотни рыб, раков, лягушек и прочих водоплавающих… Их всех поглотила эта мерзкая трясина. Но дело даже не в них. Вы были правы, господин Мечников. Эта корка и вправду поддерживает жизнь в своих жертвах.
— Что вы имеете в виду? Удалось почувствовать пропавших студентов? — уточнил я.
— Не уверен, что это — студенты, — ответил он. — На самом дне лежат десятки тел. В них почти не осталось жизнь. Они будто… Иссушенные скелеты, в которых до сих пор теплится едва уцелевшее сознание и еле бьющееся сердце.
Стоит отметить, что чутьё у Бехтерева просто невероятное. Уже из этого разговора я сделал вывод, что у некоторых лекарей бывают индивидуальные способности. Чутьё жизни, значит…
Я уверен, что он не лжёт. Потому что пока что моя клятва лекаря молчит. А это означает, что никому из тех, кто находится прямо под нами, помощь не требуется, хоть я и чувствую где-то на подкорке наличие в озере других живых людей.
Просто им помочь уже нереально. Они стали частью этого водоёма. Влились в общую биомассу. Лучшим выходом будет — уничтожить её и освободить пострадавших от мучений.
— А Углёв ведь говорил, что здесь пропало немало охотников, рыбаков и других людей. Видимо, утянула их эта, не постесняюсь выразиться, срань! — заявил Бехтерев.
— Все они уже на дне, — кивнул я. — Как только вытащим студентов, нужно будет призвать сюда пиромантов десять-двадцать, как и велел Углёв. Чтобы выжгли всё живое до самого дна.
— Стойте, — затормозил Борис Валерьевич, звучно чиркнув ногами по чёрной корке. — Вот они… Прямо под нами. Пять, шесть…
— Студенты и их куратор, — кивнул я. — На какой они глубине, господин Бехтерев?
Борис съёжился, будто узнал что-то, из-за чего нам придётся прервать всю операцию.
— Они прямо под нами, под нашими ногами. Лежат в основе этой корки, — ответил он. — Нужно извлекать их аккуратно, чтобы мы все не рухнули под воду.
— Или чтобы мы не пробудили то существо, которое дремлет в этом озере, — произнёс я.
— Какое существо? — не понял Бехтерев. — Я больше никого не чувствую!
Объяснять моему коллеге это бесполезно. Он и не может его почувствовать. Я уже понял, как работает экосистема этого места. Похоже, колонии бактерий образуют огромный организм. Коллективный разум. Его лекарь «услышать» точно не может.
— Почему вы остановились? — крикнул нам Игорь. — Алексей, получилось что-то найти?
— Стойте там, где стоите! — ответил пиромантам я. — Сейчас мы начнём доставать людей. Как только увидите, что мы достали восьмого человека, будьте готовы возвращаться к берегу. Нет… Лучше подготовьтесь прямо сейчас. Озеро может дать нам сдачи.
Я аккуратно присел на корточки, провёл руками по чёрной поверхности и нащупал очертания чьего-то тела.
— Готовьтесь, Борис Валерьевич, — произнёс я. — Достаю одного — и вы сразу передаёте его Углёву и Игорю. Пусть тащат людей к берегу по цепочке. Думаю, иного выхода у нас нет.
Бехтерев напряжённо кивнул, а я снял перчатку с левой ладони и врезал обратным витком по магическим бактериям. Моя чаша тут же удовлетворённо взвыла. Это означало, что я уничтожил миллиарды одноклеточных жизней. Десять минут работы, и первый молодой студент оказался в руках Бехтерева.
— Почти цел, Алексей Александрович! — воскликнул он. — Смотрите, никаких ран, только мелкие кровоподтёки!
Он передал тело, а затем я достал следующего. А затем ещё одного. Когда я добрался до пятого тела и разрушил корку, передо мной появилось столь знакомое бледное лицо Сони Бахмутовой.
Живая! Хвала богам… Я уже несколько раз спасал жизнь этой девушки. Не хотелось бы, чтобы она погибла после всего этого. И плевать мне на количество её ядер — не это главное. Будь она хоть императрицей, хоть простой крестьянкой. Мне ещё смотреть в глаза её отцу и её брату.
Вскоре большая часть людей уже оказалась на берегу. Когда я передал седьмого студента Бехтереву, по его щекам побежали слёзы. Хотя сам он выглядел абсолютно спокойным.
— Почти всех спасли, господин Мечников… — прошептал он. — Поверить не могу, почти все выжили!
Похоже, Борис ещё никогда не участвовал в таких операциях. Но я понимал его чувства. Этот трепет, когда ты впервые спасаешь жизнь человека… Его ни с чем нельзя сравнить. Особенно, если надежды на спасение почти нет.
— Остался ещё один, Борис Валерьевич, — произнёс я. — Не расслабляемся.