Живое Золото
Шрифт:
Андрей осторожно капнул чёрной жидкостью из пробирки в колбу. Там началось брожение, бурление, чёрные, жёлтые и коричневые струи сплелись в единый узел... С каждой новой каплей крови этот узел становился всё плотнее, приобретал человекоподобные очертания.
Когда пробирка опустела, всё содержимое колбы приняло форму миниатюрной человеческой головы - размером с детский кулачок. Это была голова старика, лысого, с седыми кустистыми бровями, пышными усами и мощным подбородком. Глаза гомункула были закрыты.
– Это Боян, слепой певец-маг, живший тысячи лет назад, - объяснил
– Мы воссоздали его голову, чтобы использовать певческую силу древних для нашей победы. Прикажите ему петь, ваше величество!
– Пой, Боян!
– срывающимся голосом крикнул Рублёв. Голова, не открывая глаз, начала смутно гудеть, шевелить губами и щеками. Затем в бункере зазвучало пение - медленное, глухое, мелодичное. Вместе со звуками из уст поющей головы выходил сиренево-сизый туман. Он поднимался из колбы тонкой струйкой и поднимался под серый неровный потолок.
– Началось! Быстро выносим голову наверх! Надо, чтобы туман обволок вражеский стан!
– крикнул попугай. Рублёв ринулся в двери бункера, по коридору, по лестнице, в лифт - скорее наверх, на башню... Слуги поспешно открывали двери перед бегущим императором. Попугай летел сверху, и сзади, тяжело дыша, еле поспевал бежать грузный тигр.
Но вот уже они на башне, с которой открывается вид на Хрустальный дворец и побережье. Песня Бояна становится всё громче и громче, она несётся над наступающими вражескими рядами, как облако тумана, обволакивая амазонок, стрекоз и муравьёв, растворяя их очертания. Яркие маски лежащих на земле клоунов, прекрасные нагие тела амазонок, серо-голубые крылья стрекоз - всё постепенно растаивает в звучащем сиреневом облаке.
Наконец облако доползло до вражеской ставки. Белый шатёр Талагана быстро растаял в нём. Но посреди сиреневого облака продолжало светиться светло-голубое сияние, в котором вниз головой парил ребёнок, сложивший руки и ноги в позе Будды. Глаза ребёнка были закрыты, - он медитировал, пытаясь преодолеть вражескую магию.
Но песня Бояна делала своё. Талаган уменьшался, очертания его лица и тела непрерывно менялись. Из мальчика он превратился в девочку лет пяти, из неё - в новорожденного младенца, сизого от слизи, из младенца - в крутолобого зародыша, из зародыша - в движущуюся точку с хвостом. Точка несколько мгновений носилась по пространству, источая синее сияние и не желая исчезать, но и она в конце концов вспыхнула - и с громким щелчком растаяла в воздухе. Синий свет погас.
Голова Бояна с завершение песни также исчезла - растворилась в тумане, который сама же и произвела. Легендарный певец весь изошёл в собственную песню и прекратил своё существование.
Но война была выиграна. Короткая, кровавая и победоносная.
– Поздравляю вас с победой, ваше величество!
– громко крикнул попугай.
– Да-а... Вовремя мы вас короновали, - глухо поддакнул тигр.
– Не будь у нас императора, некому было бы оружие создать... Гхххм... Повезло нам, опять повезло. Интересно, сколько ещё нам так везти будет? Удача, она ведь не вечная... А сейчас - поздравляю, конечно. Поздравляю... Гхххм...
Андрей молчал. Ему было не до восторгов
Он был погружён в неприятные размышления.
ВОСКРЕСЕНИЕ ЛЕВ ИАФАНИ
Переживания, связанные с несостоявшейся казнью, коронацией, колдовством и войной, опустошили душу Андрея. Казалось, он уже не был способен ни радоваться, ни грустить. Выражение серого безразличия не сходило с его лица.
Вечером после победы молодой император сидел в своей комнате в Хрустальном дворце, которому уже ничего не угрожало. С ним были только Эмпедокл и Сарториус. Общаться с людьми не хотелось. Празднества в честь спасения города и империи были отложены. Государю, в несколько дней пережившему гибель, коронацию и войну, надо было сначала прийти в себя.
В комнате горели свечи, звучала негромкая музыка. Восточные курильницы источали сиренево-синий дым. Посреди комнаты в полумраке светился позолоченный столик, на котором стояли самые изысканные блюда - моховой камамбер, моховая икра, моховое шампанское.
Андрей сидел в вольтеровском кресле напротив стола, на прикасаясь к яствам, и молча смотрел куда-то в невидимую точку. Длинные пальцы на его руках, лежавших на подлокотниках, чуть шевелились. Горькая складка в углу у рта стала ещё глубже. Поперёк лба пролегла морщина.
– Ну, что же, ваше величество, - пробурчал тигр, желая вывести императора из транса.
– Поздравляю с победой. Дай бог, не последней... Гхххм... Нам бы, англам, такое оружие, как вам... Да поздно уже. Хорошо хоть, вы спаслись... Поздравляю...
Лицо Андрея не изменились, только губы чуть дёрнулись. Император продолжал молчать.
– Кхе-кхе... Ваше величество, мы победили, но...
– прокашлявшись, подобострастным голосом начал попугай.
– Но... были понесены большие потерри... Погибли ваши близкие люди...
– Что? Знаю, знаю...
– вышел из забытья Андрей.
– Дом дожития сгорел... А там родители были... Я их освободить обещал... Помню, да...
Император не хотел думать и переживать о судьбе своих несчастных родителей. Он стремился стал таким, каким должен быть правитель, - машиной, организующей правильную работу государства. Только так он мог выжить на этой войне... Уроки Домостроя не пропали даром.
– Речь идёт не только о них, - робко проговорил попугай.
– Я должен вам сообщить ещё одну непррриятную новость...
– Какую? Говори, не томи, - Рублёв оперся подбородком на руку. Глаза его потемнели.
– Что там ещё?
– Ваша подррруга... Я знаю, вы раньше дружили с некоей Ольгой Левиафани...
– Что? Что с ней?
– прежнее безразличие оставило императора.
– Говори!
– Она была взята в плен атлантистами и погррружена в сон. Помните, тогда, когда они жгли дом дожития... Она пыталась спасти ваших родителей, но ничего не смогла... Мы её отбили, но...
– Что? Она жива?
– Рублёв невольно сорвался на крик.