Живое Золото
Шрифт:
– Она жива, ваше величество. Но она - спит... И мы не можем её ррразбудить...
– А живое золото?
– Оно бессильно... Увы... Может быть, дело в том, что ррразбудить её можете только вы...
Андрей чертыхнулся, откинулся в кресле назад и сложил руки на груди. Взойти на плаху, стать царём, выиграть войну, потерять семью - и всё за одну неделю... Кто это так над ним шутит?!! Какой там Паяц? И всё ему мало...
– Где она?
– резко бросил он.
– Мы ррразместили её в императорском склепе. Под дворцом. Там, где хоронят всех
– угодливо зачастил попугай.
– Я иду к ней!
– Рублёв быстро встал, погасил свечи, включил свет и направился к лифту.
– Вниз, вниз!
* * *
Склеп Левиафани был просторен и пуст. Стены, покрытые дорогим негаснущим фосфором, чуть светились в темноте. На полу были изображены чёрные ангелы, висящие на чудовищных ветвях вниз головой, сложив крылья, как нетопыри. Каждый, проходящий по склепу, невольно попирал их ногами.
В воздухе сновала светящаяся мошкара, прижившаяся в загробной тишине. Их мельтешащий свет раздражал зрение. Атмосфера была довольно жуткая.
Ольга лежала посередине склепа, в позолоченном гробу, бледная, сложив руки на груди. Гроб был уложен цветами и обвит светящимися изображениями змей, сплетших свои тела. Змеи были исполнены так хорошо, что казались живыми, Андрею даже стало чуть боязно от вида из фосфоресцирующих пастей.
В ногах Ольги лежали драгоценные часы, способные работать в течение тысяч лет. Они отсчитывали время до её воскресения, - оно должно было состояться в будущем, и неважно, силой чуда или науки. Тиканье часов было единственной музыкой, сопровождавшей Ольгу в вечность.
Рублёв подходил к гробу медленно, не смея поверить в то, что произошло с любимой женщиной. За ним, на расстоянии шага, следовали Эмпедокл и Сарториус. Они вполголоса спорили о том, оживёт Ольга или нет.
– Время идёт, а уходят люди, - меланхолично басил тигр.
– Одни мы, машины, вечны... Гхххм... А людей не починить... И эту царевну тоже... вряд ли что у него выйдет.
– Почему ты так думаешь?
– резко спросил попугай.
– Так лучшие маги наши были бессильны... А он - он все силы на битву потратил. Вряд ли даже живое золото ему поможет...
– А спорим, поможет?
– Сарториус вскинул хохолок.
– На что хочешь!
– На три разряда электричества. Если выиграю, хоть поживее стану! Вы меня вечно в замороженном состоянии держите, чтобы я вам всё не разнёс... Гхххм... А мне пожить, почувствовать в полную силу охота, - мечтательно прошептал задумчивый тигр, вдохновенно подняв морду вверх. Усы его распрямились от появившейся надежды.
– Спорим!
– попугай щелкнул когтями.
– А если проиграешь, я тебя от питания на три дня отключу. Надоел ты мне своим скулением!
– Согласен. Только тихо, тихо... Государь сейчас царицу оживлять
Ольга Левиафани лежала, как живая, и тонкий чувственный свет исходил от её лица. Тиканье часов звучало мерно и навязчиво... От смерти любовь Рублёва стала только прекраснее. Хотелось стоять, не шевелясь, и смотреть на неё, и смотреть...
Постояв несколько минут в ритуальном молчании, Андрей приступил к обряду пробуждения Ольги Левиафани. Открыл приготовленный коробок с живым золотом, - коричневым, дурно пахнущим, - и осторожно смазал им веки и губы Ольги. Веки дрогнули; губы начали дышать... Ольга возвращалась к жизни.
– Ну, что?
– торжествующе бросил Андрей Сарториусу.
– Это вы не могли её оживить! Я - всё могу! Я - царь!
– Виноват, ваше величество... Ошибся...
– зачастил Сарториус, пытаясь скрыть радость от выигранного пари.
– Угу, - вдвойне угрюмо, чем обычно, поддакнул Эмпедокл.
Ольга потянулась в гробу и открыла глаза. Взгляд её напугал Рублёва: он оказался злым и бессмысленным, как у душевнобольных. Левиафани приподнялась в гробу и начала быстро-быстро что-то говорить. Сначала никто не мог понять, что он лепечет. Постепенно речь её стала более членораздельной, но смысла не приобрела.
– Отнюдь. Категорически. Кочевряжится. Быстротечность. Мельхиседек. Барахло. Гипотетически. Здравствуй. Новый. Год!
– Ольга произносила нисколько не связанные друг с другом слова.
– Это она ещё не пррроснулась... Мозг ещё не весь ожил... Он оживёт, и она начнёт понимать, что говорит...
– зашептал ошарашенному Андрею попугай.
– Как-то не могу я привыкнуть к тому, что у вас тут, во дворце, творится, - растерянно пробормотал Рублёв.
Но, несмотря на удивление, его губы постепенно растягивались в счастливой улыбке.
Она жива! Ольга - жива!!!
– Поцелуйте её, государь, - тихо посоветовал Эмпедокл.
– Она тогда быстррее придёт в себя...
Молодой император наклонился к Ольге и поцеловал её в бескровные губы... Яркая вспышка синего света в тот же миг ослепила его. Тиканье часов прекратилось. Под сводами склепа воцарились тишина и тьма.
– Что? Что такое, чёрт побери?
– вне себя от ярости закричал Андрей.
– Не волнуйтесь... ваше величество...
– попугай зажег одну из потухших свечек.
– Это случайно... перегорел источник освещения... Это попрравимо.
Свечи, получив новый заряд тока, загорелись опять. Но их свет был уже не тем, что раньше, - мёртвым, механическим, холодным... В его резких лучах было видно, что в гробу, там, где лежало тело Левиафани, сейчас находится только груда серо-голубого пепла...
– Где? Где она??!
– Рублёв схватил попугая за хвост и чуть было не разбил птице голову о край саркофага.
– Говори, курица!!!
– Простите... Это не я!
– завопил Сарториус.
– Это вы... вы!... Это ваш поцелуй! Он её сжёг...