Живое золото
Шрифт:
– Я ведь почти умер на этой работе... Я за.. захоз... засох, - заплетающимся языком бормотал пьяный Рублёв.
– Но я слишком слабо умер, неосновательно, чтобы воскреснуть. Надо мне что-то пережить... такое... чтобы - ух! Чтобы - встряска! И тогда оживу... И напишу... что-нибудь! Понимаешь, Майка?
– Понимаю...
– шептала захмелевшая Майя, склонившись ему не плечо.
– Ты одна меня понимаешь...
– бормотал Андрей, под столом обнимая Майю за талию.
Валерия слушала их разговор, с недовольным видом сидя между Майей и Ольгой и покусывая нижнюю губу. Ей было неприятно, что
Что ж, - чтобы выиграть, надо поиграть!
– Надоели мне эти умные беседы...
– медленно, с коварной улыбкой сказала сама себе Валерия.
– Мне бы чего-то живого... острого... чтоб до костей пробрало!- её лицо раскраснелось от моховой настойки, в глазах прыгали бесенята...
– Предлагаю поставить эксперимент!
Тихо, чтобы никто не заметил, Казарская наклонила тарелку с зелёной икрой, стоявшую перед Рублёвым, так, чтобы её легко можно было опрокинуть. Через пару минут она окликнула Андрея, и он обернулся в её сторону. При этом наследник неловким движением задел тарелку - и её содержимое полетело через стол.
Зелёная моховая икра, с таким трудом выращенная стариками Острога на плантациях, залепила лицо сидевшему напротив Голимонту. Илья Львович был так изумлён, что даже не пошевелился. Он только надулся от возмущения так, что казался втрое толще обычного.
– Что? Что?...
– только и мог пробормотать мэтр.
– Это не я. Это не я,- быстро-быстро заговорил Рублёв.
– Я не хотел. Я случайно...
– Это как раз вы, - возмущённо заквакала белокурая Лизавета Лихач, тряся внушительных размеров бюстом над скатертью.
– Как раз вы! Стыдно, молодой человек! И вам, и вашей спутнице! Пить надо уметь!
Валерия хохотала. Сближения Андрея с Майей теперь точно не состоится. Скандал устроен хорошенький. Вечер явно прошёл не зря.
– Вот он сидит - зелёный, как нечисть!
– смеялась Казарская, тыча пальцем в облепленное икрой лицо Голимонта.
– "Поднимите мне веки, застегните мне брюки!" Ха-ха-ха!
Андрей зачем-то попытался поймать Валерию за руку, но пошатнулся и упал лицом в тарелку с моховым пюре. Зелёное вещество размазалось по его лицу, одежде, скатерти.
Тем временем охранники Осдомлита успели сцапать скандалистку. Валерия пыталась вырываться из их крепких рук, рыдала, плевалась, но они уже не раз имели дело с пьяной интеллигенцией и знали, как себя вести. Девушку подтащили к дверям и вытолкнули на улицу. Друзья последовали за ней. Было ясно, что хорошего приёма в этом доме им больше не окажут.
Казарская сидела на асфальте и хохотала.
– Ты понимашь... понимашь, Лерка, что ты сде-ла-ла-ла?
– заплетающимся языком выкрикивал Лямзиков.
– Ты себя ском... ско... про-ме-ти-тировала! И нас!
– Ничего. Репутация - это не девственность. Навсегда не потеряешь, - смеялась Валерия.
– А как я ему... этому... в лицо! В лицо!
Пьяная девушка клонилась на плечо Андрею, сидевшему рядом с ней. "Поедем ко мне..." - шептала она, гладя его по щеке. Но ночного рандеву могло и не состояться: к гулякам подошёл полицейский, увесистый культурист с физиономией кирпичного цвета.
–
– спросил он.
Ольга, до того момента стоявшая в стороне, твердой походкой подошла к Рублёву и, взяв его за руку, объяснила представителю власти:
– Это мой друг. Его повысили по службе. Он всю жизнь не пил, а тут - отпраздновать решил... Надеюсь, вы понимаете...
– сотрудник полиции понимающе кивнул.
– Я его давно знаю, могу поручиться, что сам бы он - никогда... Беру его под свою ответственность. Моя фамилия Левиафани, - не слышали?
Услышав фамилию Ольги, поборник порядка вытянулся, побледнел, даже галстук его стал чуть тусклее.
– Знаю, конечно... Я что, я ничего... вам мы всегда доверяем, вы его лучше нас перевоспитаете... Всего наилучшего, всего наилучшего.
Сотрудник правопорядка растворился в сизом сумраке, из которого и возник. Ольга расторопно затолкала Андрея в свой электромобиль и, крикнув неудачливым соперницам: "Прощайте, голуби!", рванула к себе, в своё загородное поместье. Глаза её блестели, губы искривились в язвительной усмешеке - игра была выиграна ею.
Хмельной Андрей, лёжа на заднем сиденье электромобиля, читал проповедь деревьям, облакам и всему, что мелькало за окнами машины:
– Люди, птицы, деревья, орлы, куропатки! Слушайте меня. Истину вам говорю! Жизнь - это хмель бога, смерть - похмелье его. Хмель игры - вот в чём сладость жизни, вот в чём тайна! Играя, меняя лица, положения, бог страждет и блаженствует в нас - во всех, в каждом!... Дайте ему жизни, дайте ему крови вашей, пусть он переживёт в вас полный хмель счастья и горя - и вы будете превыше всего! Превыше всех! Дайте только ему крови, дайте жизни... дайте... дайте-е-е!
– Что это ты декламируешь, артист?
– саркастически спрашивала Андрея Ольга через плечо.
– Да так... Отрывок из книги!... Из своей...
– блаженно улыбался Рублёв.
– Как хорошо, а!...
Он был молод, влюблён и пьян.
Он воевал со всем миром.
Он был счастлив.
ЛЮБОВЬ И ДРУГИЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Покачиваясь на мягком заднем сиденье в машине Ольги, Андрей слегка задремал. Что происходило после пирушки - так и осталось для него тайной. Пришёл в себя он только наутро, в доме Левиафани.
Ещё не начало светать. Рублёв лежал на мягкой постели, один в комнате. Голова болела от похмелья. Вскоре после пробуждения слуга Ольги, пожилой сутулый рыжий англ, принёс ему завтрак - весьма нехитрый: пару зелёных тостов и чашечку слабого мохового рассола, для опохмелки. Когда Андрей подкрепился и отчасти пришёл в себя, в его комнату зашла хозяйка дома.
– Ну что, наследник престола, как ты себя чувствуешь? Голова не кружится?
– Кружится, - кивнул Андрей.
– С тех пор, как мне об этом сообщили, - ну, о наследстве, - я как будто над пропастью стою. И голова кругом идёт от высоты, на которую встал... От глубины, которая там... внизу...