Живое золото
Шрифт:
Моё сердце трепыхалось... Но солдаты опускали ружья, как только я проходил мимо. А путь по коридорам всё не заканчивался...
Наконец, после часа мытарств сотрудники Ареопага привели меня в большой зал, где все стены были увешаны зеркалами, - маленькими, квадратными, расположенными под разным углом друг к другу.
В каждом из этих зеркал я видел своё лицо, при этом у каждого отражения был явно свой, непохожий на других характер. Один из зеркальных Рублёвых имел молитвенно-возвышенное выражение лица, другой - лукавое и азартное, как во время игры, третий - весёлое, разгоряченное,
В зеркалах не отражались только трое людей в чёрных мантиях, сидевших за столом в середине зала. "По-видимому, это судьи", - догадался я.
– "Они будут решать, что со мной делать. Ну, пусть решают".
После всего пережитого я проникся каким-то равнодушием к своей судьбе. На свою жизнь я теперь смотрел словно со стороны. То, коронуют меня или казнят, было мне интересно только как следующий этап сюжета. Отчаяние моё постепенно превратилось в отстранение, а затем - в художественную зоркость. Мне казалось, что, если меня поведут на казнь, я вполне смогу считать пуговицы на одежде своего палача...
Я сидел на круглом стульчике напротив судей и молчал. Судьи молчали тоже. Первый из них, грузный широкоплечий мужчина лет шестидесяти, с горбатым носом, тяжёлым подбородком и маленькими заплывшими глазками, бросал быстрые взгляды на подсудимого и на своих коллег. Чувствовалось, что он почему-то сильно нервничает. Его тоненькие усики и эспаньолка, комично смотревшиеся на широком лице, постоянно подрагивали.
Второй судья, невысокий коренастый мужичок лет сорока, имел такое выражение лица, как будто у него сильно испорчено пищеварение. Длинный узкий нос его растерянно болтался в пространстве: судья словно клевал им невидимое зерно. В коротких жилисты-х пальцах он терзал измочаленный полосатый платочек.
Третий сидевший за столом - длинный старичок с большими залысинами на седой голове - напоминал штопор, только что вытащенный из пробки. На его вытянутой физиономии проступали тёмные пятна странного фиолетового оттенка, - возможно, аллергические. Мантия его тоже была покрыта сальными пятнами.
Несколько минут растерянные судьи и отрешившийся от всего земного наследник престола молча буравили друг друга глазами. Потом я понял, что разговор предстоит начать мне - дабы мои судьи не разнюнились окончательно.
– Ну что? Здравствуйте, господа!
– сухо произнёс я.
– Вы - судьи, как я понимаю... Судя по костюмам...
– Да-да-да, - зачастил первый судья. Он говорил быстро, глухо, тихо. Его речь по звуку напоминала стук пересыпающегося гороха.
– Да-да-да.
– Тогда назовите себя, а то - вы меня, судя по всему, знаете, а я вас - нет...- предложил я.
– Да-да. Да-давайте представимся. Мангольд, Иван Иванович, - протараторил первый судья.
– Руслан, Пётр Аркадьевич, - медленно выговорил второй.
– Минус, Лев Николаевич, - отчеканил третий.
– Мы - судьи Ареопага Срединного царства. Мы должны решить вопрос о вашей пригодности к правлению...
– Вы, н-надеюсь, извините
– Наша собственная с-судьба зависит от верности нашего р-решения. Если мы неверно определим ваши качества, если коронуем непригодного человека или казним нужного, нас самих к-казнят. Поэтому попрошу б-быть с нами максимально честным и прямо отвечать на наши в-вопросы.
– Никогда ещё мы не решали вопросов такой важности, - проговорил Руслан, поднося к уголку глаза платочек.
– Сейчас от нас зависит судьба империи. Поэтому просим вас: не лицемерьте, говорите нам только правду.
– А если вы солжёте, - твёрдо заявил Минус, - ваш стульчик ударит вас электрическим током в самое ценное место. В сидение встроен новейший детектор лжи, определяющий честность допрашиваемого по движениям и температуре ягодиц - ничто не отражает нашу искренность так, как эта часть тела... Да, забыл добавить: если вы будете постоянно говорить правду, вам станет очень... мммм... приятно. Ну, ладно. Приступим?
Я заёрзал на стуле. В голове мелькали быстрые мысли: "Сбежать? Но куда? Разве это возможно? В этом лабиринте всё равно поймают. Потом только хуже будет... Лучше седалищный нерв побеспокоить, чем головы лишиться. Да. Буду отвечать". Мне захотелось поиграть с этими трусливыми судьями в их же игру, - помучить их правдой, которой они от меня требуют. Вряд ли за это развлечение мне что-то светило... Не те люди.
– Приступим, - сказал я, минуту помешкав.
– Кто начинает допрос?
Первым начал задавать вопросы Мангольд. Он говорил, ёрзая на стуле, при этом его лицо не имело своего выражения, копируя мимику то правого, то левого соседа. Когда у Руслана начинало дёргаться веко, то же самое происходило и у Мангольда; когда пятнистый Минус угрюмо опускал голову вниз, к бумагам, центральный судья так же сутулился. Было видно, что он играет в этом деле ключевую роль.
Иван Иванович не сразу начал говорить. Сначала из его утробы донёсся зловещий гул, затем задрожал его третий подбородок, потом зашевелился второй, и только после этого толстые лиловые губы задали вопрос.
Этим вопросом было:
– П-подследственный! Что стало п-причиной вашего согласия на в-власть?
– Трудно сказать...
– протянул я.
– Много причин. И прежде всего - игра. Я человек азартный. Я жизнь измеряю не в длину, а в глубину. Чем глубже чувства, тем насыщеннее жизнь... угу... А игра, в которой ставка - либо смерть, либо власть над страной, - она позволяет очень много почувствовать, пережить, понять... Скорее всего, это. Корыстного интереса к власти у меня нет, - чисто спортивный. Вот так вот...
Я почувствовал, как сиденье стула подо мной нагрелось, стало мягче, приятнее. Показалось даже, что оно шевелится, массажируя мне седалище и прилегающие органы. Я хмыкнул: это было забавно... У создателей этого устройства явно было неплохое чувство юмора.
– Кандидат сказал п-правду, - чуть поёрзав, произнёс Мангольд.
– Ваш вопрос, П-пётр Аркадьевич...
Право слова перешло к Руслану. Он уже давно сидел, периодически вытирая полосатым платочком крокодиловы слёзы, - видно было, что вопрос он задаст невесёлый.