Живун
Шрифт:
Елення вынесла ему младенца, с головой закутанного в малицу.
— Мальчик! — торжественно сообщила она.
Сенька на это никак не отозвался. Принял бережно сверток. Стараясь разглядеть лицо новорожденного, он смешно вытянул шею.
— Потом, потом увидишь, — торопила его Елення. — Отнеси скорей и бегом возвращайся. Малицу верни да прихвати еще тряпки какие-нибудь.
— Зачем? — пролепетал Сенька.
— Значит, надо. Иди-иди! И мигом обратно. — Елення скрылась за дверью мыльни.
Сенька
Дома он положил младенца на кровать, вынул его из малицы, как из мехового мешочка. Новорожденный был запеленат с головой. Опять не удалось увидеть его лица! Распеленывать Сенька побоялся, да и Елення не велела задерживаться. Порывшись в груде тряпья, он выбрал которое почище, прихватил еще и старенькое платьице младшей дочурки Нюськи и поспешил обратно в баню.
Выходя, наказал дочерям:
— Последите за новым братишкой!
На пороге его настиг истерический выкрик Сандры, адресованный Мишке:
— Иди, иди! Полюбуйся на свое рыжее отродье!
И злобный рык в ответ:
— Молчи, дура! Язык бы твой отсох!
Войдя в предбанник, Сенька с изумлением услышал снова голос младенца. Вот почему оторопила его Елення! У Сеньки беспомощно повисли руки. Он не мог слова вымолвить.
Но Елення, по-видимому, услыхала его шаги или скрип входной двери, просунула руку из-за двери мыльни и взяла принесенные вещички. Вскоре она вынесла второго ребенка, упрятанного, как и первый, в малицу.
— Принимай богатство! Тоже мальчик!..
— Теперь все? — в замешательстве вырвалось у Сеньки.
— Мало, что ли? — засмеялась Елення. — Отнеси…
— А Парасся… ничего?
— Ничего…
Довести роженицу до дому подсобила Марья.
— Вот счастье-то — сразу двух сыновей. Ай да Парасся! — приговаривала она, поддерживая роженицу под руку.
Парасся выругалась в ответ.
— Не убивайся! — старалась успокоить Парассю Елення, поддерживая ее под вторую руку. — Теперь у тебя ровный счет: три дочки да три сына…
Не доходя до дома, они услышали несусветный гам.
В избе все были до крайности возбуждены.
Сенька метался по избе, грозился убить Мишку, исступленно материл его.
Мишка сидел за столом, понурив рыжую голову и зажав ладонями уши.
Сандра, уткнувшись в подушку, выла протяжно, с воплями, как по покойнику.
Девчонки, глядя на взрослых, тоже голосили. Два младенца, распеленатые, голенькие, лежали рядышком на постели. Их крошечные тельца посинели то ли от натужного плача, то ли от холода.
Женщины в нерешительности остановились у порога. Гаддя-Парасся простонала:
— Господи!..
— А-а-а,
Но между ним и Парассей встал Эль. Он схватил Сеньку за ворот и оттащил к противоположной стене.
— Ты что — не видишь? Еле на ногах стоит!
— Давай уж, если хочешь, на меня. — Мишка встал, набычившись. Но Эль с силой усадил его на место.
— Гады! — выдохнул Сенька. И вдруг, уткнувшись в угол, жалостливо, по-бабьи, заголосил.
Эль посоветовал не трогать Сеньку: выплачется — облегчится, и вышел из избы.
Елення и Марья помогли Парассе дойти до постели, снять малицу. Она села возле двойни и залилась горькими слезами. Были ли то слезы раскаяния или тревоги за судьбу нарожденных — она и сама не знала.
Сенька растолковал слезы жены по-своему, пробормотал из угла:
— Вон, самой стыдно. А мне каково! — И снова плечи его затряслись, теперь в беззвучном плаче.
Елення и Марья запеленали младенцев. Оба как две капли воды походили на Мишку: и рыжие, и курносые, и веки пухлые, и подбородочки тупые.
— Вылитые, — не удержавшись, шепнула Марья.
Елення ткнула ее локтем — ладно, мол, не трави рану. И принялась устраивать Парассю, так, чтобы ей было удобнее одновременно кормить обоих младенцев.
— Мы больше не нужны пока? — спросила Елення.
— Нет… — глотая слезы, едва слышно прошептала Парасся. — Корову вот подоить некому.
— Подоим, подоим, — успокоили соседки и ушли.
3
Среди ночи разыгрался буран. К утру намело сугробы до окон. Пуржить не переставало и утром.
Гриш и Эль с трудом открыли дверь своей избы, принялись расчищать крыльцо и дорожку. Немного погодя видят — увязая в сугробах, торопится к ним Мишка. Еще издали он закричал:
— Сандра потерялась!
— Как потерялась?!
— Нигде нет!
Сбивчиво Мишка рассказал, что с вечера Сандра, не переставая, плакала. Он пробовал ее успокоить — не подействовало. Подумал, сама успокоится, и завалился спать. Утром глядит — ее нет.
Подождал немного: может, вышла куда. Нет и нет.
— Везде искал — и в сарае, и в бане, и в стайке, и на вышках… — объяснил Мишка. — Куда запропастилась? Сгинет назло мне, дура. Не зря стращала — поседеешь, мол, подстрою… Вот… — И он выматерился.
Из избы вышли женщины, прислушались к Мишкиному рассказу. Только кончил он — запричитали:
— Ой, беда, беда!
— Что же это выдумала!..
Гриш сердито цыкнул на них. Не ко времени завелись: стряслась беда.
— Во всем один ты виноват, Михаил, заварил кашу, что не расхлебаем, — строго сказал он Мишке. — Запрягать лошадей надо, искать Сандру. — И пошел в избу потеплее одеться.