Живы, пока не взойдет солнце
Шрифт:
— Лучше… — хмыкнул Денис.
— У него есть Лили, — уверенно подхватила Юля.
Сплюшка просидела в клетке весь день, пялясь на узор платка, накрывавшего узилище. Лили сразу поняла, что ничего хорошего ей тут не светит, и несколько костей на дне клетки разделяли эти опасения. Однако, выбраться из плена сова не могла.
Стоило солнцу скрыться за горизонт, как в комнате, за пределами птичьей темницы, загудел пылесос, а девичий голосок жутковато запел:
“Невинная
В лес забрела, но вот ведь шутка!
Егерь, что клялся деве в любви
Возьми, да в постели ее удави!
Теперь холодна того парня кровать,
Но не дело же мясу зря пропадать”.
Шаги с той стороны приблизились. Покрывало сдернули, и сплюшка увидела широкую улыбку Камелии с четырьмя парами длинных клыков. Местная Уэнздей Аддамс сдула невидимый дым с насадки мини-пылесоса, отложив его на стол, словно пистолет.
“Ах ты-ж старая маразматичная сука!”, — ужаснулась сова оскалу вампирши. Лили знала, чем больше клыков, тем старше кровосос и, зачастую, безумней.
— Какая чудесная песня, — пролепетала сплюшка, — У вас настоящий талант, господарыня…
— Вы слишком любезны, но я рада, что вам понравилось. Ведь теперь вы сможете слушать мои песенки каждый день! — Камелия подхватила за кольцо клетку, будто старый масляный фонарь, демонстрируя пленнице свои владения.
— Отымей меня Вельзевул! — протянула Лили, оглядывая этот филиал кунсткамеры. Гирлянды высушенных кишок растянулись над кроваткой с единорогами; гоэтические письмена покрывали пропитанный кровью столярный верстак; сундук для игрушек, запертый на амбарный замок, ходил ходуном в углу комнаты. Оттуда кто-то стонал. И, наконец, жемчужина владений — огромный стеллаж, доверху набитый чучелами химер, занимал всю стену детской.
— Как тебе, Лили?
— Будто домой вернулась, господарыня. Только тут намного чище, — сглотнула сплюшка, переводя взгляд с одного экспоната на другой: кошко-ворона с кожистыми крыльями, крысы с воробьиными лапками, пекинес с гусиными шеями на спине.
— Разумеется тут чисто! За коллекцией нужно ухаживать, к тому же, я очень хорошая и аккуратная девочка, — Камелия закружилась на месте с клеткой в руках, отчего сова свалилась на кости внизу. Голубиное ребро чуть не выбило сплюшке глаз.
— У меня столько идей, дорогая моя Лили! Просто не представляешь… ты такая милашка, но я сделаю тебя невыносимо миленькой.
— Я очень польщена, господаряня, но хотелось бы, сохранить свое несовершенство.
— Не говори глупостей! — вампирша опустила клетку на верстак и закатала рукава. Камелия потянулась к доске органайзера с инструментами.
— Я еще никогда не играла с демонами, просто не терпится приступить!
Со стены над верстаком на Лили глядел постер с квартетом из четырех девчонок в ярких сценических костюмах. Певицы застыли в прыжке над сценой. В центре группы, зажмурив глаза, прыгала Юля. Лого группы “No Promise” красовалось внизу плаката.
— Да вы шутите… — выдохнула Лили.
Камелия включила портативную колонку и из динамиков полилась зажигательная музыка, а голос Ким пропел:
— Time to blowing up the brain!
…
“Мне пиздец”, — эта мысль камнем потащила сплюшку на дно отчаяния.
Камелия определилась с ножом. Сова напряглась, готовясь сражаться за жизнь. Замочек на клетке щелкнул, и бледная когтистая ручка с автографом на предплечье потянулась к жертве.
— Иди сюда совушка…
— Я. Не… — начала заводиться Лили, готовясь цапнуть мучительницу за палец, как вдруг…
…в дверь детской постучали.
— Кто там?!
— Господарыня Камелия. Матушка зовет вас откушать, — учтиво отозвался холоп.
— Не сейчас!
— Боюсь, что господарыня Екатерина настаивала.
Камелия злобно гаркнула, метнув нож в плакат к-поп группы.
— Ну-у почему?! Почему всегда, когда я играю, она лезет со своей жратвой! — законючила Камелия, стуча ножками по полу, — Джулию она мне не дала, братца тоже. Ненавижу. Ненавижу! НЕНАВИЖУ!
Маньячка захлопнула клетку, набросив на прутья футболку “No Promise”. Выцветшее от стирки лицо Джулии с макияжем а-ля стерва уставилось на Лили. Истерически-громко шарахнула дверь, и Лили, наконец, выдохнула. У нее появился шанс, а этого, порой, достаточно, чтобы перевернуть ход игры.
— Четыреста лет… самый трудный возраст для ребенка, — буркнула сова, взмахнув крыльями, чтобы сбросить остатки напряжения.
— П-с-с-с! — шепнули с той стороны занавеси, — Уважаемая, вы там как?
— Да забейте, Никиваныч! Она, походу, уже померла от страха.
— Умолкни, Косой, и не каркай! Барышня, вы там как, живы?
Лили колебалась, не зная, отвечать ли ей. За покровом грязной футболки сплюшка не различала даже силуэтов собеседников, однако, выбирать не приходилось:
— Можно и так сказать — все зависит у кого спрашивать.
— Ну, говорил же! — обрадовался хриплый старческий голос, — А ты, Косой, давай остальных буди.
— Так ведь не их очередь дежурить…
— Бестолочь ты, Косой. Мы тут для этого и приставлены, чтобы такой шанс не проворонить! А ну не спорь, паршивец! — скомандовал старик, а затем опять обратился к сплюшке, — Меня, барышня, Никодимом Ивановичем зовут. Служил в театре осветителем, а это Косой. Человек без определенной профессии, тунеядец, стало быть.