Живые и взрослые (сборник)
Шрифт:
Алурин говорит уверенно и спокойно. Слабые щелчки патронов, встающих на свои места, словно аккомпанируют ему.
– Мой брат Орлок – опасный и злой человек. Когда мы оба были живыми, я не подозревал, что он работает на мертвых, но теперь понимаю – Орлок всегда хотел власти. Вскоре после Проведения Границ мой брат стал ведущим сотрудником секретной лаборатории Министерства по делам Заграничья. Считалось, что доктор Алурин изучает, как повелители подчиняют себе упырей, – но на самом деле Орлок искал способ подчинить своей воле живых, используя тот же самый механизм. Он действительно был талантливый ученый – так, по ходу дела он открыл принцип ограничения… его еще называют принципом свободы воли. Вы, наверно,
– Нет, – говорит Марина, – папа упоминал его однажды, но я не поняла, что это.
Ника вдруг задумывается о своем отце: вот майор Алурин, мертвый, пришел и спас их, а теперь сидит, разговаривает. Может быть, он встречал где-то ее папу? Должны же хорошие мертвые знать друг друга?
– На самом деле, это очень просто. Вы знаете, у мертвых есть Знание, а у живых его нет. Зато у них – у вас – есть свобода воли, возможность выбирать между добром и злом.
– А мертвые разве не могут выбирать? – спрашивает Ника.
– Мертвые уже выбрали, – говорит Алурин, – еще при жизни. Или в момент смерти. Или – в одном из промежуточных миров. Очень часто им стыдно за свой выбор – говорят, поэтому они не могут вспомнить, кем они были, пока были живыми. Это очень тяжело, быть мертвым.
Алурин вздыхает, и Ника думает: неужели даже такой великий герой, как Ард Алурин, стыдится того, что делал, пока был живым? Интересно, он знает, что в школах детям до сих пор рассказывают о его подвигах?
– Свобода воли позволила живым воздвигнуть Границу – и она же дает им возможность делать в ней бреши и проходы. Мертвые могут только активировать эти дыры, если они плохо заделаны, – вот почему вы все живете в безопасности, в спокойном и счастливом мире. И эта же свобода воли не позволяет превращать живых в упырей – сначала их надо убить. Орлок понял это довольно быстро – он сделал доклад на Президиуме Министерства, на него посыпались награды, его лаборатории ни в чем не было отказа, какое бы оборудование он ни попросил и какой бы эксперимент ни задумал. Тогда-то он и стал вызывать мертвых, подчинять их своей воле и после этого отправлять в промежуточные миры, где они пребывали в каком-то подобии анабиоза, ожидая, пока Орлок вызовет их снова. Вероятно, мой брат хотел собрать большую армию. Он не довел свой план до конца: один из вызванных им мертвых оказался полковником мертвой контрразведки и сумел завербовать Орлока, прежде чем мой брат превратил его в упыря и отправил в резерв. Спустя некоторое время Орлок активировал полученные от полковника контакты с командованием мертвых – причем в одной из самых милитаристких и жестоких областей Заграничья. Он расчитывал получить от них необходимые для работы Знания, но в какой-то момент понял, что сам стал пешкой в чужой игре. По плану генералитета здесь, в вашем мире, армия упырей Орлока должна была стать авангардом вторжения мертвых. Орлок понял, что война неизбежна, и решил заранее перейти на сторону тех, кого считал победителями. Он оформил себе командировку в Заграничье – с его влиянием и славой это было проще простого, – а потом стал невозвращенцем.
Алурин снова вздыхает. Наверное, он жалеет, что не остановил брата, думает Ника, не догадался, что с ним происходит.
– Для меня это стало потрясением. Мой старший брат, которым я всегда так восхищался, – и вдруг невозвращенец. Не просто невозвращенец – глава особого отдела «черных отрядов», командир огромной мертвой орды, ждущей только возможности напасть на живых… Возможно, поэтому я и пошел в армию: я хотел искупить вину своей семьи… А потом началась война.
Ника помнит, что было дальше. Ей становится жалко майора Алурина: он не смог остановить брата, спасти жену и дочь. Там, в Заграничье, он, наверное, совсем один.
Она подвигается поближе к Арду Алурину и спрашивает:
– Скажите, а там, в Заграничье, есть другие
Алурин проводит тяжелой рукой по взлохмаченным Никиным волосам.
– Да, конечно. Мертвые разные, как и живые – разные. Если честно, большинству из нас нет дела до живых. Своих забот хватает. Преступность, перенаселенность, безработица, инфляция, голод… ну, вам в школе должны были рассказывать. У мертвых – своя жизнь. Это я сохранил память, сохранил верность тому, во что верил, пока был жив, – но даже я все равно мертвый. Мертвые и живые дожны быть разделены – неслучайно мертвые не могут долго находиться в мире живых: с кого-то слезает слоями кожа, кто-то сходит с ума…
– А вы? – спрашивает Лёва.
– Я мгновенно сгораю на солнце, – отвечает Алурин, – ну, на живом солнце, конечно.
– Отец говорил: ему нечего бояться в мире живых, – замечает Майк.
– Да, Орлок очень силен, – кивает Алурин. – Он использовал свою свободу воли, чтобы стать невозвращенцем. В отличие от большинства из нас, мертвых, он перешел на эту сторону добровольно – и мог как следует подготовиться. Он в самом деле не боится дневного света – это важно для него, потому что он не оставил идеи вернуться сюда и захватить власть над живыми. Поэтому я и говорю твоим друзьям: остерегайтесь моего брата. Он что-то замыслил – и, судя по всему, вы нужны ему для его плана. Будьте осторожны.
– Да, – говорит Марина, – мы уже поняли. Мы будем остерегаться.
– Вы с Орлоком продолжаете враждовать? – спрашивает Лёва.
– Да, все эти годы, – усмехается Алурин. – Или столетия. У нас там сложно со временем, вы же знаете.
– Дядя Ард, – говорит Лёва, – я давно хотел спросить: а что происходит с мертвыми, когда их убивают? Серебряной пулей или как-нибудь еще. Куда они попадают?
– Не знаю, – отвечает Алурин. – Есть граница между мертвыми и дважды мертвыми – и куда как крепче вашей Границы. Говорят, в некоторых мертвых областях есть люди, которые заглядывали на ту сторону, видели дважды мертвых. По мне, так это только бабьи россказни. Когда мертвых уничтожают, от них ничего не остается. Я, во всяком случае, так думаю.
Вот что такое – быть мертвым, думает Ника. Знать, что если ты снова умрешь, то уже не будет ничего. Все закончится.
Она поднимает голову и тихо говорит Алурину:
– Спасибо, что вы пришли. Я очень боялась.
– Ну что ты, – отвечает Алурин, – на самом деле ты смелая девочка. Любой бы на твоем месте испугался.
– Скажите, – спрашивает Ника, – вы не встречали там, в Заграничье, моих маму и папу? Их зовут Мария и Степан Логиновы, они попали туда два года назад.
– Прости, – Алурин встает, – если и встречал, то они не помнили своих имен. Но я попробую их найти, если хочешь.
– Да, – говорит Ника, – да, пожалуйста. Мне это очень важно. Передайте им, что я их люблю и помню до сих пор и что я уверена – они остались добрыми, хорошими людьми.
– Да, – говорит Алурин, – я передам.
Он гладит Нику по голове, слезы наворачиваются ей на глаза. На секунду она представляет: это папа вернулся, чтобы еще раз сказать – он любит ее.
– Тебя зовут Ника, правильно? – спрашивает Алурин.
Девочка кивает.
– У меня была дочка, – говорит он. – Когда Орлок сделал ее мертвой, она была как раз твоих лет.
Павел Васильевич говорил, она была похожа на меня, вспоминает Ника, но ничего не говорит.
– Вы видитесь с ней сейчас? – спрашивает Лёва, но Алурин не отвечает. Медленно он поднимает длинный белый палец и шепотом говорит:
– Тише!
Майк и Марина, о чем-то шептавшиеся в темноте, замолкают, и теперь все слышат глухой далекий рокот.
– Идут, – говорит Алурин и встает. – Держитесь все вместе, старайтесь от меня не отрываться. В бой не лезьте – вы уже сегодня повоевали.