Живые не любят умирать
Шрифт:
Неожиданно в мою голову закрались определенные подозрения, побудившие меня сделать то, что я сделала, а именно: подойти к гардеробу, наклониться и распахнуть обе дверцы. Засим я отошла, отряхивая ладони одна о другую, весьма довольная своей прозорливостью.
В нижнем отсеке резного гардероба было пусто. Труп Григорьевой Ирины загадочно исчез…
– А был ли мальчик, – молвил Жека после всеобщих «ух ты», «ах», «вот блин» и «оба на».
Внезапно Паша заявил:
– Я знаю, кто перепрятал труп и пистолет.
Мы
– Я?! Это я скоммуниздила труп?!
Паша кивнул.
Я открыла рот. Опять? Да сколько можно? Это не у меня паранойя, а у Паши!
– Это уже входит в традицию, – хихикнул Женька.
– Ты что, чокнулся? – обратилась я к Самойлову, привыкшему постоянно обвинять меня во всех смертных грехах.
Павел опустил глаза и, пожав плечами, промолвил:
– Откуда ты узнала, что покойница исчезла из шкафа?
– Угадала!
Тут в диалог встрял Женька.
– Слышь, Пахан, оставь ее в покое. Она здесь ни при чем. Что за дурацкая манера подозревать своих друзей?
– Да, ты прав, – обвинитель стал походить на побитую собаку. – Кать, прости. Не знаю, что на меня нашло. Я больше не буду! Честно-пречестно!
Я, конечно же, простила, о чем не замедлила ему сообщить.
– Вот теперь тебя люблю я, – сказал другу Жека, после чего указал на шкаф. – Смотрите, а гроб этот слегка отодвинут.
Услышав слово «гроб», Паша с ужасом расширил глаза, а я подошла поближе к старому гардеробу и осмотрела образованную им и стеной нишу. Пол покрывал прочный слой пыли. В затянутом паутиной углу лежал какой-то древний фонарик.
– Так и было. И уже давно. Видишь, сколько пыли? – ткнула я пальцем в пол. – Думаю, тогда мы просто не заметили это из-за стула. – Старинный деревянный стул с бархатной обивкой прикрывал вход в пространство между шкафом и стеной. – О боже! – осенило меня. – Это то самое место! Из письма.
– Точно! – испуганно взвизгнул Паша.
Так как Женька не понял, о чем мы говорим, пришлось кратко пересказать суть предсмертного послания.
– Ясно. – Логинов внимательно осмотрел данную часть комнаты и постановил: – Чтобы поместиться здесь втроем, необходимо его еще немного отодвинуть.
– А зачем… нам… помещаться? – заикаясь на каждом слове, спросил Паша.
– А затем, чтобы успокоить ваше воображение. Сегодня четверг, скоро полночь, а вы зациклились на письме семидесятилетней давности. Вот поэтому мы тут засядем и будем ждать полуночи и следующих за ней событий.
– Ка… ких со… бытий?
– В том-то и дело, что никаких! Помоги подвинуть гроб.
Следующие пять минут парни работали грузчиками, пока
Мы устроились в образованной нише почти с комфортом. Шучу, конечно, какой уж там комфорт… За окном тем временем начался противный накрапывающий дождик.
– Апчхи! – возвестил нам Паша, сидящий в углу. – А-а-апчхи! Е-мое! У меня аллергия на пыль! – Он попытался высморкаться в мою майку, но получил от ворот поворот. – Сколько нам осталось?
Я щелкнула своим фонариком.
– Восемь минут. – С наручных часов я перевела луч света на спинку гардероба. Коричневое дерево выглядело очень обветшалым и выцветшим, точно некогда яркая ткань, подвергавшаяся неоднократной стирке и ставшая от этого почти прозрачной. В некоторых местах гардероб радовал глаз непонятными пятнами. Неужели это тоже кровь? Мамочки, что же тут происходило? – Паш, а почему так безнадежно? Ты считаешь, что эти минуты – последние в наших жизнях? – Я и сама в этом уже не сомневалась, в основном благодаря пятнам здесь и на простыне на полу.
– В этой жизни – да, но есть же много наших будущих воплощений!
– Ты умеешь успокаивать.
Мы немного помолчали.
– Ну и как вам здесь? – с обыденной интонацией спросил голос из угла.
Решив, что Пашиного соседства я не вынесу, я попросила Женьку поменяться местами, в итоге он оказался в середине, а я – с самого краю, возле стула.
– А что мы легавым скажем? – обратился к нам Паша с новым вопросом и поспешно добавил: – Если останемся живы, конечно.
В этом он был оборотной стороной своего друга: в нечисть верил до фанатизма. Я никогда не впадаю в крайность, потому не сказать чтобы я очень во все это верила, но и не сказать чтобы не верила, в особенности после прочтения письма.
Я начала его учить:
– Ирину мы никогда не видели, в тот день, когда приехали, она уже пропала, а приехали мы, кстати говоря, на отдых. Полюбоваться диковинным замком и местными красотами. Все. Запоминай.
– Хорошо… Что, прям слово в слово?
– Да. В противном случае я тебе зубы выбью! Вот только ляпни что-нибудь про чудовищ!
– Ишь ты, какая боевая! – наигранно восхитился Женька. – Я прям боюсь!
С минуту мы посидели молча. Но Самойлов, оказывается, и не думал униматься:
– А если охранники поймут, что это мы их усыпили, и операм доложат? Как мы объясним, почему это сделали? Я вот не смогу врать, глядя им в глаза!
– А ты отвернись, – предложил ему Женька. – Сделай вид, что плачешь по убитой горничной.
– Очень смешно!
– Паш, – повернулась я к нему, – мы скажем, что охрана пытается любыми способами оправдать свою безалаберность в установке сигнализации, но мы к этому не имеем ни малейшего отношения.
– Ну ты, Катька, монстр! – обидел меня Павел. – Свалить вину на невиновных!