Живые не любят умирать

Малинина Маргарита

Разбудила меня Ленка, звонко чмокающая своего любимого прямо у меня над ухом.

– Ну-у, – пробурчала я недовольно, приоткрыв один глаз. – А сколько времени?

– Десять.

– Лен, – позвала я, открывая второй глаз.

– А?

– Я все думаю, может, нам стоит попытать счастья возле Ольгиного дома, откуда мы ее забирали? Авось появится?

– Вряд ли, – покумекав немного, ответила Гаврилова. – Но можно к ее маме наведаться. Оля вообще-то с парнем живет, но по ее рассказам я поняла, что они разругались так, что по приезде в город

она на время собиралась переехать к родителям.

– А ты знаешь, где живут ее родители? – поразилась я такой осведомленности, приподнимаясь, чтобы заглянуть собеседнице в глаза.

– Я-то не знаю, но мать моя должна помнить, она ходила к Олиной матери на день рождения недавно. Я сейчас позвоню. Дрюсик, дай телефон. – Пообщавшись с мамой, кроме всего прочего сообщив, что кушает она хорошо и не забывает дышать свежим воздухом, она выведала адрес, которым, только повесив трубку, тут же с нами поделилась, записав на листочке, чтобы не забыли.

– Надо ехать, – предложила я.

– Да, – поддержал меня проснувшийся Женька, также ночевавший на полу, чтобы находиться от меня поблизости. – Не ждать же, в самом деле, пока сюда наведается Илья!

– Ладно, – кивнул Андрей. – Я везу. Если машина сегодня заведется. Кто едет?

– Мы с Любимовой точно, – твердо заявил Логинов.

– Ты с нами? – спросила я Юлию. Та, зевая, кивнула. – А ты? – обратилась я уже к Лене.

Гаврилова покачала головой:

– Не хочу ее видеть после всего.

– Надо Павлу предложить, – сказала Образцова. – Жень, толкни его, – ибо Самойлов все еще беззаботно дрых, так же как и Нина, но, в отличие от нее, расположившейся в кресле, он занял единственный просторный диван, никого к себе не подпустив. В том, наверно, и крылась разгадка такого глубокого, продолжительного сна – в комфорте. Вячеслав Тихонович с хмурым видом курил у распахнутого окна, проснувшись в ходе нашей беседы. Раньше я не видела его курящим ни разу. Однако эту внезапно появившуюся вредную привычку можно было объяснить.

Женя послушно подергал друга сперва за руку, потом – за ногу, а когда тот не среагировал, потянул за ухо. Это также не принесло ощутимых плодов: пробурчав свое «ах, оставьте», Паша лениво перевернулся на другой бок, показав нам спину, и через пару мгновений сладко засопел.

– Нет, ну как это называется? – обиделся на такой эгоизм и динамо со стороны ближайшего друга Евгений. – Проснись, не то хуже будет! – Но тщетно. – Все! – вконец разозлился Жека и отправился зачем-то вниз.

У вернувшего через пару минут Логинова в руках оказался чайник. Подойдя вплотную к дорогому кожаному дивану со спящим другом на нем, Женя, нацелив носик чайника на Пашино лицо, обернулся к Андрею:

– Можно, я немножко подпорчу вашу чудесную мебель?

Мы тем временем уже поднялись и, облепив Женьку со всех сторон, придурковато улыбались.

– Можно, – разрешил Андрей, сложив руки на груди и приготовившись лицезреть Великое Наказание.

Носик чайника наклонился к лицу спящего, полив на него холодной

водицей.

– Что, дождь?! – незамедлительно вскочил с удобного лежбища Павел и закричал, оглядевшись по сторонам: – Откуда здесь дождь?!

Женя предусмотрительно спрятал чайник за спину.

– Дождь?! – изумлению Логинова не было предела. – Ребята, кто-нибудь видел здесь дождь?

– Нет, что ты! – покачали мы все головами. – Никакого дождя не было, однозначно!

– Может быть, тебе приснилось? – предположил мучитель.

– Ага! – не поверил Самойлов. – А откуда вода на моем теле?

– Ну, Паша… Не при дамах будь сказано, но ты и сам в курсе своей ночной проблемы…

Мы захохотали, а Паша разобиделся, оповестив, что теперь с нами не разговаривает и ехать к Ольгиной матери согласился путем написания записки.

Загрузившись в машину, Андрей проверил зажигание и был ошеломлен: «двенадцатая» завелась. Это Женька бегал ночью изымать какую-то штучку, которую подкладывал под провода. Обрадованный, он велел нам садиться. Серов очень точно знал карту города, чуть ли не наизусть, все дороги-повороты, потому мы, не отвлекаясь на указатели, просто наслаждались обществом друг друга, травя анекдоты и байки, впервые за последние две недели чувствуя некую легкость и беззаботность в душе, и элементарно радовались жизни. Паша, что и говорить, анекдоты, когда до него доходил черед, писал в блокноте, давая Женьке читать вслух, чтобы все могли посмеяться. Самым чудаковатым в его поведении было то, что, прослушав чей-то анекдот либо забавную историю, Павел, не издавая ни малейшего звука, писал в блокноте или «уа-ха-ха!», если это было очень-очень смешно, или скромное «хи-хи» для обычных анекдотов, не произведших на него слишком сильного впечатления.

Короче говоря, мы сильно удивились, когда машина, как нам показалось, слишком скоро затормозила на тротуаре.

– Что, уже приехали? – изумленно проговорили мы с Женей, а Паша кинулся писать что-то в блокнот, видимо, то же самое, что мы и сказали.

В следующее мгновение мы огляделись… и отпали.

– Ты не перепутал адрес? Это улица Чехова? – спросил Логинов и потребовал карту. Изучив ее досконально, мы вынужденно констатировали, что параллельно этой улице расположен Смоленский проспект, где находился салон красоты, в котором работает Валентина Юрьевна – потомок Варламовых. А дом, где затормозил Андрей, был тем самым, куда мы наведывались четыре дня назад.

«Или я козел, или мы тут уже были», – значилось в листе блокнота, сунутого Пашей мне под нос.

Я лишь сумбурно повторяла вслух имя Господа, не сумев ни произнести чего-то осмысленного, ни даже кивнуть.

– А в чем дело? – не понял нашего поведения Андрей.

– Помнишь, мы рассказывали про Леонову? – принялся объяснять Женька.

– Эта которая Пахана по башке огрела? Как же, забудешь! Молодец тетка!

Паша выхватил у меня из рук блокнот и с разгневанным видом начал что-то там строчить, сильно нажимая на карандаш.