Живые не любят умирать

Малинина Маргарита

Женька потерял челюсть в районе ключицы или даже чуть ниже, а Паша был настолько ошарашен, что задал следующий бестолковый вопрос:

– Она тоже из Варламовых?

Оля покачала головой, тут-то мои мозги наконец соединили кусочки. Я была такой дурой! Инна Михайловна так подробно изложила историю своей жизни, что надо быть полной эгоисткой, зацикленной только на себе и не интересующейся другими людьми, чтобы не суметь провести стрелочку с двумя наконечниками, означающую родственную связь, между ячейками с именами «Инна Михайловна» и «Оля» в своей дурацкой таблице. В первый же день нашего приезда первая спросила гостью: «А мы с вами нигде не встречались?» Хоть она и не видела свою внучку пятнадцать лет, сердце не могло ее не узнать.

–

Она мать моего отца, – пояснила Паше Оля. – Моя мама никогда не любила бабушку и даже запретила ей к нам приходить. Отец завел себе абонентский ящик в Москве, так как мы часто переезжаем, и стал украдкой писать ей письма. Пару раз он посылал ей мои фотографии, но мать заметила опустевшие места в альбоме и разругалась. На последнем снимке мне было восемь лет. Когда я нашла одно из писем бабушки, я обалдела, наткнувшись на адрес. Это было как раз за пару дней до моего отъезда. Отец до сих пор понятия не имеет, что его мать и моя бабушка жила в одном доме с убийцей его тестя и воспитала потенциального убийцу его жены и дочери, если тот до нас доберется. Я решила ничего ему пока не рассказывать. Но я обрадовалась: теперь у меня был гарантированный союзник. Не знаю, почему я была так в этом уверена, ведь меня она не знала, а с Серовыми жила слишком долгое время, чтобы мне так надеяться на помощь. Но почему-то бабушка рисовалась мне доброй, сердечной женщиной, несмотря на то, как отзывалась о ней мама, и я оказалась права! Сначала я долго не решалась подойти. А неделю назад таки решилась. – Я кивнула, вспомнив, что Оля спрашивала меня, где находится спальня Инны Михайловны. – Я все ей рассказала, предоставив свои документы, старые фотографии и пару позаимствованных из шкатулки отца писем, написанных ему бабушкой. Да это все оказалось и не нужно – она меня и так узнала. Просто удивилась, что это я здесь делаю, потому не стала первая подходить с расспросами и никому о своей догадке ничего не сказала, спася тем самым мою жизнь. Если бы Илья узнал, что к нему приехала внучка няни и вдруг начал бы копать, кто да откуда… Я не знаю, что бы было. Я не смогла рассказать ей про мессу. Наверно, в глубине души я чувствую свою вину за то, что не сумела помочь той девушке. – Мы с Женькой переглянулись. Он, как никто другой, знает, что меня одно время терзали аналогичные чувства. – Но я объяснила, зачем здесь нахожусь, и она поверила, так как очень хорошо знала этого сумасшедшего деда Тихона при жизни. Я помню, мы с бабушкой даже плакали вместе, когда она сказала: «Хоть внучку свою перед смертью повидала». Господи, почему мама так к ней несправедлива?

– Потому что! – закричала Валентина Юрьевна, открывая дверь. Очевидно она подслушивала наш разговор. – Она ведьма! Моим предкам и так хватило мистики по гроб жизни! В прямом смысле! Это свело их в могилу! А муж еще отсылал ей твои карточки! Я как узнала… Они что угодно по фотографии сделать могут! Вдруг бы она тебя от меня отвадила! А я не могу тебя потерять, ты единственное, что есть у меня в этой жизни-и… – разревелась мать. Похоже, у них это семейное.

Ольга подхватила взятую матерью ноту, и они стали реветь хором.

– Я этого не вынесу! – сдался Андрей, чьи нервы уже фактически были порваны в клочья. – Пойду в машине посижу. – И ушел.

– Конечно, бабушка меня выпустила, – перестав плакать, продолжила Оля. – Что ей еще оставалось? Кстати, как она там?

– Инна Михайловна в больнице, – скрепя сердце постаралась я говорить спокойно и дала Оле адрес.

А про себя я думала: «Инночка Михайловна, почему вы мне не рассказали? Ничего бы этого с вами не произошло! Как я могла такое про вас подумать?! Как я могла?! Дура, дура, идиотка! Полная кретинка! Только не плакать… Только не плакать… Я не смогу им объяснить, они не простят…»

Просто мне стоит чаще слушать свою интуицию. А я ведь была уверена, что эта пожилая женщина – чудесный человек, и если бы не приступ, свое мнение не поменяла бы. А Юлька вообще убеждена, что у меня особое

чутье на людей, просто я нечасто к нему взываю.

Сама она, дотоле тихо прижимавшаяся к стене возле двери, неуверенно предложила:

– Наверно, пора ехать.

Я поспешила в прихожую, однако Женька, взяв меня за руку, принудительно вернул в комнату.

– Мы кое-что забыли, – посмотрел он на Олю. – Ты говорила о видеокамере. Где она?

– Я ее вернула тем, у кого брала.

– А запись?

– Через компьютер переписала на диск. – Ольга поднялась, выдвинула ящик стола и, достав оттуда диск, передала его Логинову. – Я хотела отнести в полицию, но испугалась, что меня посадят, я же тоже там была!

– Оль, у нас есть знакомый следователь, – начали мы с подружкой ее успокаивать. – Ему можно доверять, он не станет задавать лишних вопросов. А твоего лица там не видно, так что можешь ничего не бояться.

Захватив улику в свое безграничное пользование, мы поколесили в замок. На место мы прибыли лишь к пяти часам, потому что Андрей был водителем прилежным по натуре и соблюдал все правила. Проникнув за ворота, я сразу насторожилась: ощущение было такое, точно случилось что-то недоброе, и под кожей забегал липкий страх, заставляя живот сводить судорогой.

Мы вошли в здание.

– Эй, есть дома кто-нибудь? – спросил тишину Евгений, и она ответила ему пугающим таинственным молчанием.

– История повторяется, – нахмурилась Юля, вспоминая свой прошлый приезд сюда. Однако на сей раз кухня была пуста.

– Лен! – крикнул Андрей. – Отец! – Все впустую.

Тогда мы стали подниматься по широкой лестнице, которая на вес пятерых человек отозвалась неожиданным скрипом. Раньше ступени не скрипели, или их тихого голоса за общим шумом замка просто не было слышно?

Первым делом мы сунулись в столовую. Никого. Затем додумались навестить гостиную, в которой дружно провели одну на всех, пусть не очень удобную, зато спокойную ночь и обнаружили там следующую картину: Нина была крепко привязана к стулу веревкой, а рот ей заклеили скотчем. Кругом имелись следы борьбы: кресла были перевернуты, зеркальный журнальный столик разбит, а на полу – следы чьей-то свежей крови. Лена и Вячеслав Тихонович испарились, словно их никогда здесь и не было.

Мы с Юлькой прижали ладони к губам, испугавшись открывшейся перед нами истины. Первый вариант, пришедший в головы, был таким: с Леной и дядей Славой что-то случилось. Второй вариант был еще более жестоким для восприятия: с Леной что-то случилось, и виноват в этом дядя Слава, так как замок запирается изнутри на мощный засов, и нежелательных внешних вторжений можно было запросто избежать.

Пока мы обдумывали возможные варианты происшествия, ребята развязали повариху и отклеили ей рот, что было довольно-таки болезненно, потому что Нина вскрикнула и стала усиленно тереть пострадавшие губы, будучи неспособной разговаривать еще по меньшей мере две минуты, в течение которых мы так и сыпали вопросами, срываясь на истерический визг:

– Что случилось? Отвечайте, Нина! Почему вы молчите? Они живы? Кто на вас напал?..

Наконец она заговорила:

– Илья приезжал со своими гориллами из фирмы. Я говорила Славе, надо запереть замок и не впускать их! Пригрозить полицией, в конце концов! А он: «Во-первых, это его замок, а не наш, во-вторых, я попробую с ним переговорить, он же мой сын!» Вот чем закончились переговоры! Его ударили по голове, а пока он валялся без сознания, связывали меня.

– Где Лена?! – затряс за плечи женщину Андрей.

– Он похитил ее. Дело в том, что, когда мы адвоката водили в туалет, он исхитрился вытащить у Славы телефон. Из башни позвонил Илье. Тот, приехав, его выпустил, они оба сунулись в кабинет Щавелева, а потом, обозленные, устроили погром во всем замке. Спрашивали о каких-то документах, а мы ни сном ни духом! Не поверив, они и его ударили. И уехали с Леной. Слава, едва лишь очнулся, тут же кинулся за ними, а из головы у него… кровь! – Она заплакала.