Жизнь Джейн Остин
Шрифт:
…она оставалась в своей комнате, но сказала, что примет нас, и мы поднялись к ней наверх. Одетая в капот, тетя сидела в своем кресле совсем как инвалид, но поднялась нам навстречу и тепло поздоровалась с нами, указала на приготовленные для нас места у огня и проговорила: «Вот стул для замужней дамы и маленькая скамеечка для тебя, Каролина»… Я была поражена происшедшими в ней переменами — очень бледная, со слабым, тихим голосом, она производила впечатление немощи и страдания; хотя мне говорили, что на самом деле настоящих болей она не испытывала… Разговаривать ей было тяжело, так что наше посещение не затянулось — тетя Кассандра вскоре увела нас, думаю, что мы не пробыли у больной и четверти часа. Больше видеть тетушку Джейн мне не довелось [221] .
221
Каролина относит этот визит к марту, но это плохо увязывается с другими событиями. Скорее всего, сестры приходили навестить Джейн уже после возвращения
С середины апреля она не вставала с постели. Слишком слабая, чтобы бороться с недугом, она страдала от жара по ночам; ее беспокоили выделения непонятного характера, заставившие согласиться на визит врача из Уинчестера. Его «компрессы мало-помалу принесли ей облечение». Затем 27 апреля Джейн, никому не сообщая об этом, написала завещание — оно было адресовано «мисс Остин», но никем не заверено. Есть все основания полагать, что с этого момента у нее уже не оставалось особой веры в собственное исцеление. А еще она деловито записала сумму ожидаемых доходов от продажи ее романов, «сверх шестисот фунтов». На деле вышло лишь восемьдесят четыре с небольшим фунта.
После визита Джеймса и Мэри она согласилась, чтобы ее отвезли в Уинчестер. Там ее могли пользовать врачи из местной больницы, которые считались не хуже столичных. Все это Джейн разъясняла в письме Энн Шарп перед отъездом из Чотона. Она писала подруге, что была очень слаба, но теперь к ней возвращаются силы. Это замечательное письмо, живое, полное любви, написанное фирменным остиновским слогом, — некоторые фразы нужно перечитывать, чтобы понять смысл до конца: «Чем жить до глубокой старости, я бы предпочла умереть сейчас, благословленная нежной привязанностью своего семейства, — прежде чем я переживу их или их любовь ко мне». Джейн пишет, что стала «инвалидкой благовоспитанной и сносной». Джеймс и Мэри предложили для поездки свою коляску: «В вещах подобного рода миссис Джеймс Остин — сама доброта! И все же в целом ее не назовешь дамой широких взглядов». Как ни больна Джейн, ее стиль — в превосходной форме. Письмо местами забавно, а еще оно честное и теплое даже там, где писательница обычно не проявляла особой теплоты: «Бедная мама… очень страдала за меня, когда мне стало хуже». Совершенно неожиданно она вызывает на страницах письма дух французской «колдуньи» семнадцатого века Элеоноры Галигай де Кончини, которая, если верить Вольтеру, заявила своим судьям перед тем, как отправиться на костер, что ее волшебство — всего лишь воздействие сильных духом на слабые умы (Mon sortil`ege a 'et'e le pouvoir que les ^ames fortes doivent avoir sur les esprits faibles). Не Элиза ли в свое время читала Вольтера и рассказала ей об Элеоноре? Но откуда бы Джейн ни узнала о ней, в ободрение подруге она напоминает: «Галигай де Кончини на вечные времена» — и сама, пожалуй, не уступает француженке силой духа. И подписалась: «Больная или здоровая, поверьте, Ваш любящий друг». Энн Шарп хранила это письмо как сокровище и перед собственной кончиной передала его в надежные руки [222] .
222
Имеется в виду Джеймс Картер, близкий друг Энн Шарп, внучка которого в 1926 г. опубликовала это письмо в «Таймс».
Элизабет Хиткоут нашла жилье для Кассандры и Джейн в Уинчестере. Алитея в то время была в Швейцарии, «резвилась, как и половина Англии», писала Джейн. Из Чотона выехали 24 мая. Генри ехал шестнадцать миль верхом возле коляски, в которой сидели его сестры. Всю дорогу лил дождь, словно окутывая мягкой пеленой зеленые пейзажи. Вместе с Генри коляску сопровождал один из сыновей Эдварда, Уильям, и Джейн беспокоилась, что они промокнут. Затем приехали в скромный домик, принадлежавший некой миссис Дэвид, — номер 8 по уинчестерской Колледж-стрит. Дом располагался между школьными постройками и старой городской стеной, перед ним росло несколько деревьев. Он был построен прямо на заливном лугу, даже без подвалов, которые бы уберегали его от сырости. Зато Джейн и Кэсс могли располагать здесь двумя гостиными и двумя спальнями, одна из которых — с эркером. Джейн писала племяннику Джеймсу Эдварду: «Мистер Лифорд говорит, что вылечит меня, а если ему не удастся — придется подготовить петицию и представить ее настоятелю собора и преподобным отцам, не сомневаясь в моем исправлении, которое воспоследует от этого почтенного, благочестивого и ученого собрания».
Это было ее последнее письмо.
Глава 24
Колледж-стрит
Элизабет Хиткоут каждый день приходила на Колледж-стрит. Джейн вывозили на свежий воздух в портшезе, позволяли самостоятельно ходить из одной комнаты в другую, и она уверяла всех, что чувствует себя лучше. Кассандре так не казалось. Она послала за Мэри Остин, которая приехала в пятницу 6 июня. «Обедала с обеими мисс Остин, а потом оставалась с Джейн, пока Кэсс ходила в церковь», — писала Мэри в своем дневнике в воскресенье, а в понедельник: «Джейн стало хуже, я сидела с ней». Вторник: «Джейн в большой опасности». Затем записи прекращаются на несколько дней. Тем временем Генри послал письмо Фанни, чтобы предупредить ее о состоянии тетушки. В ее дневнике за 14 июня можно прочесть: «Письмо от дяди Г. О. — печальный отчет о моей бедной дорогой тете Джейн». Генри также написал Чарльзу, предполагая, что тот приедет в Уинчестер, как только сможет. А Джеймс писал сыну в Оксфорд:
Мне горько писать, а тебе будет горько читать, но я должен сообщить, что мы больше не можем тешить себя даже малейшими надеждами на исцеление твоей дорогой, бесценной тети Джейн. Симптомы болезни, которые после четырех-пяти дней в Уинчестере возобновились и не ослабевают, и мистер Лифорд сказал нам открыто, что ее состояние безнадежно. Мне нет нужды говорить, какую печаль
223
Эти слова предполагают, что Лифорд диагностировал определенную болезнь. Физических страданий можно было ждать при раке, и именно его родные могли стараться не называть.
Все же, несмотря на столь неутешительные прогнозы, состояние ее улучшилось, и Чарльз, приехав, нашел, что «дорогой Джейн несколько лучше». Взяв лошади Генри, он отправился в Чотон, где был поражен состоянием миссис Остин, «очень слабой и несчастной». Затем вернулся в Уинчестер и 19 июня записал: «Джейн немного лучше. Видел ее дважды за вечер — очень боюсь, в последний раз в этом мире, поскольку доктора не надеются на выздоровление» [224] . Остаться он не мог и поехал назад в Лондон. Возвращение было грустным: Чарльз уже потерял жену и новорожденного ребенка, а теперь ему предстояло лишиться и сестры, которую он всю жизнь так любил.
224
Записи из дневника Чарльза Остина, который хранится в Национальном морском музее в Гринвиче.
Неожиданное улучшение в состоянии Джейн позволило Мэри Остин уехать домой в Стивентон. «Ты всегда была для меня доброй сестрой, Мэри», — солгала Джейн, чтобы выразить благодарность за ее уход и внимание, но, вероятнее всего, проводила невестку с облегчением. Впрочем, Кассандра с Мэри договорились, что, если понадобится, та вернется на Колледж-стрит. Что и случилось 13 июня.
Миссис Остин посылались оптимистичные отчеты, которые она передавала Анне. «Утром я получила очень утешительные известия о твоей тете Джейн, она уже может садиться… и надеется, что будет сегодня в состоянии принять миссис Портал. Твоя мама — там (приехала вчера дилижансом), чему я очень рада… Первые три романа из „Рассказов трактирщика“ сейчас у твоего дяди Фрэнка. Я читаю четвертый». Джейн понравилось бы, что ее мать подбадривает себя с помощью «Рассказов трактирщика» Скотта [225] . Ведь отвлекать от тревог и скорбей — самое верное назначение романов. Как порой и самого процесса творчества.
225
«Рассказы трактирщика» — цикл романов В. Скотта. В него входят «Черный карлик», «Легенда о Монтрозе», «Граф Роберт Парижский», «Замок Опасный» и др. — Примеч. пер.
Утром 15 июля, в День святого Суитина [226] , который выдался очень дождливым и на который были назначены ежегодные уинчестерские скачки, Джейн продиктовала Кассандре юмористическое стихотворение в двадцать четыре строки. Вряд ли это был экспромт. Скорее всего, писательница обдумывала его, пока лежала в кровати, но, так или иначе, это немалое достижение для столь больного человека. В стихах она представляет, как святой Суитин призывает проклятия на уинчестерские скачки. Вента — древнее название Уинчестера, которое Джеймс уже использовал однажды в поэтических целях. Может быть, его стихи как раз и навели Джейн на мысль написать свои. У нее святой бранит горожан за то, что те устраивают скачки в день его памяти.
226
Святитель Суитин, чудотворец (ум. 862) — английский святой. С 852 по 862 г. — епископ Уинчестерский. Был советником короля Этельвульфа Уэссекского по церковным и государственным делам, воспитателем принца Альфреда (будущего короля Альфреда Великого). Святитель Суитин считается покровителем Уинчестера. Его мощи покоятся в Уинчестерском соборе. — Примеч. пер.
Кассандра записала «ушли» в конце второй строчки, хотя очевидно, что там должно стоять слово «мертвы», — но то ли Джейн не могла его вымолвить, то ли ее сестра не решилась записать… Вечером того же дня Кэсс заметила «отчетливую перемену» в состоянии больной: «Она спала дольше и все спокойнее… больше спала, чем бодрствовала. Ее внешность переменилась, но все же я не примечала, чтобы силы совсем оставили ее, и, хотя надежд на исцеление не было, не подозревала, как быстро приближается моя утрата».