Жизнь и приключения Лонг Алека
Шрифт:
«Муж, — подумал Алек. — Славный парень. Они были хорошей парой, Марта и он. Жаль, что погиб…»
Рядом в кухне весело напевала Марта… Когда Алек съел удивительно вкусное, приготовленное Мартой мясо с жареной румяной картошкой и они вместе убрали посуду, она сказала:
— Ну вот… Теперь я довольна… Ты знаешь, этот домик тоже принадлежит мне. Наверху еще две комнаты…
— Ты богатая женщина, — усмехнулся Алек. — Пожалуй, уезжать тебе из Сен-Пьера не стоит.
— Какая там богатая! Еле-еле свожу концы с концами.
Она зажгла ночник, сделанный из большой прозрачной морской раковины. Комнату залил неяркий розовый свет.
…В магазинчике часы пробили полночь, но Алек не слышал их. В первый раз он, кажется, по-настоящему полюбил женщину. Марта за какие-то мгновения стала для него родной и близкой. Ему никуда не хотелось уходить. Он забыл все: пароход, вахту, себя. Существовала только Марта. Ее волосы, губы, руки…
Он поднялся рано утром. Рассвет только что начинался. Серые сумерки неохотно влезали в окно. Алек тихо оделся. Марта спала, разметавшись на кровати. Он наклонился и долго глядел на нее. Она почувствовала его взгляд, улыбнулась, что-то пробормотала, но не проснулась. Алек на цыпочках, чтобы не разбудить ее, вышел на улицу.
За ночь снега прибавилось. Подморозило. Запорошенные скалы стали белыми великанами. Кругом было тихо. Город еще спал.
Только сейчас Алек реально осознал, что ему грозит за невыход на вахту, когда он вернется на судно. Но ему было все равно. «Анни Мёрск», работа, товарищи — все это было неважным, проплывающим где-то позади его мыслей. Он думал о Марте. И, еще не узнав ее как следует, уже боялся с нею расстаться, потерять ее.
У трапа сидел вахтенный матрос. Его в полночь должен был менять Алек.
— Извини меня, Курт, — сказал он, поднимаясь на палубу. — Отстою за тебя, когда захочешь, ладно? Понимаешь, задержался на берегу…
Немец понимающе подмигнул:
— Ладно, Алек, о чем говорить. Хоть хорошая была девчонка? Тебе повезло. Ребята обижались. Говорят, нет ни одной бабы, с которой можно было бы провести время.
Алек не ответил. Не хотелось говорить о Марте, как обычно говорили моряки о женщинах. Его сердце было переполнено нежностью к ней. Он вспомнил, как она спала, и улыбнулся.
Матросы в кубрике еще не поднимались, лежали в койках. Алек присел к столу и стал ждать, когда дневальный принесет кофе. Вскоре в кубрике появился Олафсен. Он всегда вставал рано и приходил будить матросов. Увидя Алека, он присвистнул:
— О, появился блудный сын. Что с тобой случилось, Алек? Вчера Иенсен посылал проклятия на твою голову. Не было бы худо.
— Но ведь Курт отстоял за меня?
— Э, ты не знаешь Иенсена. Я говорил, что он попытается списать тебя. И теперь мы не сможем защитить тебя. Формальная причина есть — не вышел на вахту.
— А, ничего не будет, — легкомысленно отмахнулся Алек. — Это дело
Но он ошибся. После завтрака Иенсен вызвал Алека к себе.
— Можешь собирать свой мешок, — сказал старпом, не скрывая своего злорадства. — Нам не нужны матросы, которые не выходят на вахту.
— За меня отстоял Курт. Мы с ним договорились…
— Меня не интересует, кто за тебя отстоял. Я не разрешал подмены. Ты не вышел на вахту, и все. Получи деньги и убирайся быстрей. Мне надоело смотреть на твою противную рожу.
— Я пойду к капитану.
— Можешь. Вряд ли он станет с тобой разговаривать. Я уже доложил о тебе. Получай свои деньги.
Иенсен выдвинул ящик и выбросил на стол несколько ассигнаций; порылся в кармане, добавил серебряные монеты:
— Забирай. Распишись.
Алек пересчитал деньги, расписался и вышел из каюты. Идти к капитану не имело смысла. Он пошел в кубрик. На палубе стоял боцман, поджидал его.
— Ну что? Выкинули? Я так и знал. Плохо, Алек. Тут тебе будет трудно найти работу на судне.
— Черт с ним! Так уж получилось, Олафсен. Сегодня приглашаю в «Попугай» всех матросов. Приходи обязательно, боцман.
— Поберег бы деньги. Они пригодятся.
Алек махнул рукой:
— Все равно не хватит. Найду работу.
Алек сошел с борта со своим тощим мешком. Больше всех сокрушался Бьёрн:
— Эх, Алек, Алек. Как же так? Потерял хороший пароход. Мне будет не хватать тебя, друг.
Алек снял себе крошечную, самую дешевую каморку в единственной гостинице Сен-Пьера, а вечером все матросы с «Анни Мёрск» собрались в «Попугае». Алек не скупился. Он щедро угощал товарищей. Когда выпили достаточно, языки развязались, Бьёрн сказал:
— Да, ребята… Ничего мы не можем. Захотел Иенсен и выбросил Алека на берег. А по-настоящему, если бы мы все сказали, что требуем оставить его, ничего бы он не сделал.
— Попробуй скажи. Первым вылетишь за ним. Чего уж тут… — опасливо проговорил Шмидт.
— Нет, братцы, Бьёрн прав, — стукнул по столу кулаком боцман. — Мы можем многое. Только нужна крепкая спайка. Единство. Я помню, когда плавал на «Копенгагене», там капитан не давал кофе к завтраку. Все сказали, что бросят работу в море, если не будет кофе. Пришлось ему уступить. И кофе, я заверяю, был отличный.
Моряки засмеялись:
— Кофе — это проще.
— Я думаю, что боцман и Сиг сказали сущую правду, — вмешался Алек. — Ни один капитан не посмеет встать против всего экипажа. Надо только держаться вместе. Я, конечно, сам виноват. Здесь уж ничего не поделаешь.
Матросы зашумели:
— Пошли к капитану. Отстоим Алека!
— Нет, ребята. Не надо. Оставьте… — остановил их Алек. — Я уже не хочу возвращаться на пароход. От этого добра не будет.
Завязался спор: идти или не идти? Разговору положил конец боцман: