Жизнь и смерть генерала Корнилова
Шрифт:
— Ты же должен быть в Кёсеге, Францишек.
— Должен быть, — кисло согласился Мрняк, — да только понадобилось срочно выехать в Будапешт к невесте.
— И ты что? — голос Алоиса понизился до шёпота.
— Удрал в самоволку. А что мне оставалось делать?
— А если засекут?
— Не засекут. Ты только не говори об этом никому.
Алоис понимающе приложил палец к губам.
— Можешь быть спокоен, Францишек. Я сам не раз бывал в самоволках. — Он подмигнул Мрняку, потом перевёл взгляд на Корнилова. — Ты с товарищем?
— Нет, я один, —
— Тогда я сяду с тобой, — сказал Алоис. — Вы не будете против, если я посижу за вашим столиком?
Корнилов равнодушно кивнул: пожалуйста, мол.
— А ты куда собрался, Алоис? — спросил Мрняк.
— Да родителей надо навестить. Отпуск дали — отец совсем плохой. Вот-вот преставится.
— Ну, для таких вещей наши командиры отпусков не жалеют.
— Да. Дай Бог им здоровья, — согласился с Мрняком Алоис.
Официант принёс большую кружку чёрного пива для Алоиса. Тот сделал несколько крупных глотков, вздохнул облегчённо.
— Когда идёт твой поезд? — спросил Мрняк.
— Через час.
«Правильно поступил Францишек, сделав вид, что не знаком со мною, — отметил про себя Корнилов, — молодец, парень, сообразил... Иначе бы мне тоже пришлось болтать с этим разговорчивым Алоисом».
Через некоторое время Мрняк проводил своего словоохотливого товарища на поезд, вернувшись с вокзала, с облегчением стер пот со лба:
— Фу-у! До печёнок достал. И как можно столько говорить? Болтает, болтает, болтает...
Корнилов сочувственно улыбнулся:
— У языка костей нет. Почему бы и не поболтать.
Через полчаса они уже находились в вагоне — их поезд, постукивая колёсами на стыках, неспешно отошёл от перрона.
В вагоне Корнилов вновь развернул газеты...
Когда поезд заполз под гулкие своды вокзала в Будапеште, вкусно пыхнул угольным дымком и дал короткий прощальный гудок, в городе была уже ночь. Будапешт был затемнён, огни горели только в центре, по улицам ходили патрули.
Вокзал на ночь очищали от пассажиров. В основном это были бедолаги-транзитники, которым утром предстояло ехать дальше, а пока они остались без крыши над головой. Так же, как и Корнилов с Мрняком. В шесть часов утра им надлежало сесть в поезд, идущий в Карансебеш.
— Что будем делать? — спросил Мрняк у генерала.
— Документы у нас надёжные?
— Надёжные документы нынче могут быть только у одного человека — у кайзера.
— Два солдата, оставшиеся без ночлега, невольно привлекут внимание первого же патруля, — сказал Корнилов.
— На вокзале должно быть помещение для таких бедолаг, как мы с вами, — сказал Мрняк, — пойду искать коменданта.
— Идём вместе, — решительно произнёс Корнилов.
— Зачем? Если уж завалюсь, то я один. Завалиться сразу вдвоём было бы глупо.
— Глупо, — согласился Корнилов, — но постараемся не завалиться. Не думаю, чтобы наши две головы — две! — он поднял указательный палец, — были бы хуже, чем одна голова коменданта.
Им сопутствовала удача — самого коменданта на вокзале не оказалось, был только его помощник,
— В пять часов утра вас разбудят, — сказал он, — чтобы вы не опоздали на шестичасовой поезд.
Это очень устраивало беглецов. Да и поспать под надёжной солдатской охраной — в гостиницу вряд ли заявится патруль — тоже не мешало.
Народу в гостинице было немного — в основном те, кто возвращался в свои части после ранений, Мрняк и Корнилов разделись, аккуратно сложили у кроватей своё имущество и уснули.
Спали крепко, без сновидений, проснулись оба, разом, едва к их кровати подошёл замызганный, с длинным носом, на кончике которого висела простудная капля, солдатик.
Только солдатик хотел рявкнуть что было силы «Подъём!» и насладиться суматошным пробуждением людей, которым очень хочется спать, как заметил, что его подопечные уже не спят, лицо у солдатика вытянулось, вместо одной капли на кончике носа образовались две.
— Иди-ка лучше, парень, умойся, — посоветовал солдатику Мрняк.
В открытую форточку доносились звуки рано проснувшегося города: гаркал грубым клаксоном автомобиль, привёзший на вокзал солдат, — похоже, бедолаги эти, которым надлежало стать пушечным мясом, отправлялись сразу на Русский фронт, в молотилку — дюжий мужик под окном ломом колол уголь для ресторанной печи, на площади громко переговаривались две лоточницы — по резким птичьим вскрикам их можно было понять, что они представляют две конкурирующие фирмы, проще говоря, соперничают друг с другом, обмен мнениями у лоточниц происходил на высоком дипломатическом уровне, одна из них явно имела шансы покинуть площадь с расквашенным носом.
— Вперёд, тётки! — произнёс Мрняк громко на немецком языке — слишком уж беспардонными были лоточницы, — чем быстрее вы закончите свою баталию — тем будет лучше для города Будапешта.
Корнилов засмеялся.
Без десяти минут шесть беглецы уже сидели в поезде, друг против друга, и поглядывали в замызганное серое окно вагона, которое, наверное, не мыли с той поры, когда вагон покинул заводскую территорию.
Неожиданно движения у Мрняка сделались суетливыми, на лбу появился мелкий липкий пот. Корнилов заметил перемену в попутчике, спросил спокойно:
— Что-то случилось?
Мрняк вместо ответа отрицательно помотал головой. Он вспомнил, что забыл в тумбочке письмо. Письмо, которое надо было отправить отцу.
— Вот так дела-а... — протянул он, вспотев ещё больше.
— Что случилось, Францишек? — повторил вопрос Корнилов.
Мрняк вновь не ответил, опять слепо помотал головой.
Так они доехали до Карансебеша. Карансебешский перрон был запружен полицией — полицейских набежало столько, что яблоку негде было упасть, Корнилов помрачнел — похоже, здесь происходила какая-то гигантская облава. Перевёл взгляд на Мрняка. Тот беззвучно пошевелил губами — слабый шёпот его едва был слышен: