Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции
Шрифт:
Следуя более осторожным оценкам, примем условно численность населения Франции в первой половине IX в. за 5 млн человек 83 . Вполне «оседлые» крестьяне одних только крупных частных сеньорий составляли бы тогда немногим более четверти населения страны. В совокупности с такими же крестьянами королевских владений, а также средних и мелких частных сеньорий они, по всей видимости, охватывали очень большую часть трудового люда.
Все это свидетельствовало не только об «оседлости» населения, но и о его концентрации внутри освоенных к тому времени регионов 84 . Такая концентрация не могла не способствовать стабилизации и упрочению поведенческих стереотипов, в том числе и в демографической сфере. Изучая эти стереотипы, мы и попытаемся прояснить характер воспроизводственного механизма и демографических процессов в целом.
83
Существуют несколько сильно различающихся между собой оценок населения Франции в IX в. (в современных границах): Ф. Лот оценивал его в 15–40 млн человек, Е. Левассер – в 8–10 млн, Ж. Донд – в 3 млн, Дж. Рассел, П. Гийом и Ж. Пусу – в 5 млн человек (см. об этом: Rouche M. L’accumulation primitive // Le Moyen Age. P., 1982. T. 1. H. 460–461; Guillaume P., Poussou J. P. Demographie historique. P., 1970. P. 47; Dhondt J. Le Haut Moyen Age (VIIIe–XIe siecles). P., 1976. P. 99; Botier R.– H. Haut Moyen Age // Histoire de la population francaise. P., 1988.
84
Эти данные по-своему перекликаются с возражениями Ж. Дюби против тезиса Р. Фоссье о позднем – лишь с конца Х в. – овладении крестьянскими семьями землей (encellulement). Ж. Дюби подчеркивает, что во всех регионах Франции, в которых удается провести соответствующие исследования, преемственность земельных владений прослеживается уже с VII–VIII вв. См.: Duby G. Moyen Age. P., 1987. P. 78.
2. Модель брака и брачность
Едва ли не ключевым моментом демографического поведения был в ту пору брак. Нет нужды доказывать, что в условиях почти полного отсутствия внутрисемейного планирования уровень рождаемости наиболее непосредственно зависел от возрастных, правовых, социальных и иных форм регулирования брака. Рассмотрим последовательно брачные традиции, а также различные формы регламентации брака, конкурировавшие в каролингском обществе, и очертим затем реальную практику брака, уровень брачности и социальные различия в этой сфере.
Сопоставление брачных традиций, унаследованных Каролингами от предшествовавших обществ – позднеантичного и германского, – со всей ясностью обнаруживает глубокие различия между ними в самом понимании брака и семьи. Д. Херлихи, опубликовавший несколько лет назад книгу о средневековом домохозяйстве, не без оснований констатировал его несопоставимость, в частности, с позднеантичным. Их различие – в отсутствии в древнем мире той «соизмеримости» между собой всех домохозяйств, которая была характерна для Средневековья, когда их организующей ячейкой повсеместно выступала та или иная семейная общность (по мнению Д. Херлихи, малая семья). Так, familia, существовавшая в высших классах Рима, в которой под властью pater familiae объединялись подчас сотни людей, по самому принципу своей организации, пишет Д. Херлихи, не имела ничего общего с другими, существовавшими в Римской империи домохозяйственными ячейками, например с хозяйствами «низших» римских граждан («ютившихся в жалких хижинах») или же с «тайными сожительствами» римских рабов, сплошь да рядом вовсе лишенных прав на домохозяйство 85 . Несмотря на существенность этих наблюдений Д. Херлихи (не всем, правда, подтверждающихся), они, на наш взгляд, лишь косвенно затрагивают ключевой для понимания домохозяйственной структуры того времени вопрос о своеобразии семьи и брака.
85
Herlihy D. Medieval Households. Cambridge (Mass.); L., 1985. P. V, 4–5, 59–61. См. также нашу рецензию: ВИ. 1988. № 2.
Как известно, в позднем Риме было несколько видов брака. Свидетельством этому служит, в частности, многозначность самого этого понятия в позднеримском праве. Так, термин nuptiae в зависимости от контекста может обозначать, во-первых, «сочетание мужчины и женщины» на основе «соединения божеского и человеческого права» (т. е. некую идеализированную архаичную форму брака) 86 , во-вторых, «юридический» («законный») брак позднеримского типа (nuptiae iustae), именуемый супружеством (matrimonium) и ставящий целью рождение потомства 87 , и, в-третьих, «неюридический» брак, заключаемый свободными людьми ради долговременного, публично признанного сожительства (consuetudinis causa). Эта последняя форма прямо противопоставляется не только «блуду», но и «конкубинату» как форме внебрачной связи. Ученик Ульпиана Модестин формулирует в Дигестах статус этого варианта брака очень четко: «Сожительство со свободной женщиной ради долговременной связи (consuetudinis causa) нужно рассматривать не как конкубинат, а как брак (nuptiae)…» 88 Кроме этих форм брака, в позднеримской правовой традиции признавалась и особая форма длительного полового союза свободных мужчины и женщины или же свободного человека с чужой отпущенницей – concubinatus, противопоставляемая простому «блуду» (sturpum) 89 , а также половой союз рабов – contubernium. Поучительно, что рабыня, вступившая в такой contubernium, именовалась uxor (жена) 90 , иными словами, даже половой союз рабов как бы вписывался в систему признанных (а не «тайных», как думает Д. Херлихи) форм брачных союзов.
86
Эта формула юриста II в. н. э. Модестина (Дигесты Юстиниана. М., 1984, 23, 2, 1), как обоснованно, на наш взгляд, замечает вслед за историками-правоведами В. М. Смирин, подходит лишь к раннеримскому браку (см.: Смирин В. М. Патриархальные представления и их роль в общественном сознании римлян // Культура Древнего Рима. М., 1985. Т. 2. С. 55). В отличие от этого П. Гишар и некоторые другие современные французские историки трактуют ее как применимую к позднеантичному времени (Histoire de la famille / Sous la dir. A. Burguiere et al. P., 1980. P. 286–288).
87
Institutiones, I, 10, pr.; Uf., 3.3. Судя по Dig., 38, 11, понятие «matrimonium» может и не иметь квалификации iustum (Смирин В. М. Указ. соч. С. 46, 55–56).
88
Dig, 23, 2, 24; против этого возражает Марциан (старший современник Модестина), объединяющий эту форму сожительства с «блудом» (sturpum). См.: Dig., 25, 7, 3.
89
Dig., 25, 7, 1; Dig., 25, 7, 4–5.
90
Смирин В. М. Указ. соч. С. 46.
Все это значит, что в правосознании позднего Рима моногамия отнюдь не представлялась единственно нормальной формой. И неюридический брак, и даже конкубинат не обязательно воспринимались в пейоративном ключе. По крайней мере вариант неюридического брака, описанный Модестином, выглядел в глазах современников как вполне достойный и признанный. Его никак не отождествишь с «незаконным» союзом. Таким образом, система понятий, применявшихся в позднеримское время для характеристики длительных половых союзов, отличалась от привычной
91
Ср.: Guichard P. Fondements romains de la conception de la famille dans la haut Moyen Age // Histoire de la famille. P. 286–287.
92
Ср.: Смирин В. М. Указ. соч. С. 54 (реплика воспроизведена в компиляции IV в. и, видимо, отражает расхожие представления того времени). См. аналогично: Псевдо-Демосфен. Против Неэры, 122 (цит. по: Алексидзе А. Д. Мир греческого рыцарского романа. Тбилиси, 1979. С. 94): «Мы имеем гетер, чтобы они дарили нам наслаждение, мы имеем наложниц, чтобы они ублажали нас, мы имеем жен, чтобы они давали нам законное потомство».
В рамках этих представлений не находилось даже слова, адекватного современному понятию «семья» 93 . Не было и такового явления. Примерно то же следовало бы сказать и о браке: привычный для нас смысл этого института лишь формировался; латинские понятия matrimonium, nuptiae, conubium могли в чем-то приближаться к нему, не совпадая, однако, по существу. Неудивительно, что заключение или расторжение брака в поздней империи (даже брака «юридического») происходило вне обычных для последующего времени рамок. Никакие официальные учреждения участия в этом не принимали: достаточно было присутствия семи свидетелей 94 . Условием создания полового союза считалось согласие тех, кто в него вступает, и тех, «в чьей власти они находятся» 95 .
93
Шмальфельд. Латинская синонимика. М., 1890. С. 75. § 65. Термин familia употребляется лишь как обозначение составной части рода (genus).
94
Dig., 24, 2, 1; Dig., 24, 2, 9.
95
Dig., 23, 2, 2.
Это условие, как мы увидим, вновь будет осваиваться в каролингское время. Аналогично при Каролингах будут восприняты заложенные уже в римском праве ограничения на половые союзы с родственниками до четвертого колена и санкции за супружескую измену для участников «юридических браков» (особенно жен). Позднеантичные традиции наложили свой отпечаток и на некоторые другие стороны раннесредневековой брачной практики, такие, как запрет мезальянсов, обычай заблаговременного выбора брачной партии (помолвка), разрешение для девушек очень ранних браков – с 12 лет 96 .
96
Dig., 23, 2, 4; Dig., 25, 7, 1. Помолвки разрешались уже с 7 лет (Dig., 23, 1, 14).
Переходя теперь с германским брачным традициям, отметим, что при всем их своеобразии они имели то общее с позднеримскими, что, как и эти последние, противостояли принципу моногамии. Почти во всех дошедших до нас известиях о франкском браке признается существование двух его моделей: muntehe и friedelehe. Обе они представляют обычно-правовое (а не публично-правовое) установление и не обладают особой четкостью. Очевидно лишь, что первая из них, видимо, престижнее второй. Тем не менее и friedelehe («свободный брак») не был чем-то одиозным; он четко противопоставляется конкубинату и явно возвышается над ним 97 . По своему месту на шкале ценностей friedelehe франков имел, вероятно, нечто общее с римским «неюридическим» браком.
97
Toubert P. Le moment carolingien // L’ Histoire de la famille. P. 352; Duby G. Le chevalier, la femme et le pretre: Le mariage dans la France feodale. P., 1981. P. 47; Rouche M. La renovation carolingienne // Le Moyen Age. T. 1. P. 439.
Развод при muntehe исключен не был, особенно если его домогался мужчина. При friedelehe расторжение союза вообще не регламентировалось; длительность союзов этого вида, вероятно, сильно варьировала и в целом была меньшей. Дети от браков этого типа обладали относительно скромными наследственными правами. Следует, однако, учитывать, что даже дети, прижитые от конкубин, не подвергались в варварском обществе жесткой дискриминации. Им не был закрыт путь к наследованию отчих прав и привилегий (включая порой и права на королевский престол). Понятие «незаконнорожденный» не накладывало неизгладимого «клейма», не препятствовало совместному проживанию с «законными» детьми, не исключало ни их легитимации, ни социального возвышения 98 . Не имея статуса брака, варварский конкубинат выступал, следовательно, как еще один – третий вариант длительного полового союза, принятый в германском обществе.
98
Cuvillier J. P. L’«Urfamille» germanique: peuple, clan, maison // L’histoire de la famille. P. 302.
Своеобразие брака у германцев ярко проявлялось и в обстоятельствах его заключения. Участие церкви или королевских должностных лиц в процедуре бракосочетания не предусматривалось. Тем не менее для обеих форм брака предполагался некий ритуал, за его соблюдением следили сами соплеменники 99 . Включая известную уже в Риме заблаговременную помолвку, этот ритуал предписывал роду жениха довольно значительные подарки невесте накануне брака (dos ex marito) и наутро после свадьбы (Morgengabe) – в качестве награды за целомудрие 100 .
99
Ронин В. К. Брачно-семейные представления в нарративных памятниках каролингского времени // Историческая демография докапиталистических обществ Западной Европы. М., 1988. С. 92.
100
Cuvillier J. P. Op. cit. P. 302, 325; Tessier G. Le bapteme de Clovis. P., 1964. P. 267; Lepoint G. La famille dans l’ancien droit. P., 1947. P. 63, etc.; Chenon E. Histoire general de droit francais public et prive. P., 1926. T. 1. P. 383, etc.