Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции
Шрифт:
Эти эпистемологические идеи, широко принятые в сегодняшней науке, оказали мощное влияние на развитие современной исторической демографии. Оплодотворив ее, они способствовали ее популярности и резкому увеличению числа историко-демографических исследований. Особенно заметным был рост этой отрасли в странах Запада в 60–70-е годы, когда в историко-демографической науке впервые начал широко использоваться тип источников, чуть ли не идеально отвечавший новым научным запросам. Речь идет о метрических записях в приходских книгах.
Специалистам было давно известно, что в позднее Средневековье под эгидой церкви началась письменная регистрация браков, крещений и похорон. Книги с этими записями сохранились во многих европейских странах начиная с XVII в. (а в некоторых областях – с XVI или даже с конца XV в.). Долгое время этими книгами интересовались лишь специалисты по истории церкви. Гражданские историки не видели способов использования этих памятников. Состоящие из десятков и сотен тысяч разрозненных записей, приходские книги казались не только трудным, но и мало обещающим источником. Ситуация изменилась, когда, с одной стороны, обострилось внимание к повседневному поведению рядового
Разработанная в 50–60-е годы во Франции методика «восстановления истории семей» опиралась на использование математической статистики и компьютеров 51 . С помощью этой методики и во Франции и в других странах были созданы обширные банки данных, включающие подчас многие миллионы записей 52 . Стало возможным детально проследить историю тысяч и тысяч конкретных семей, даты их возникновения, сроки их существования, время рождения каждого ребенка, общую численность детей в семье, длительность жизни отдельных детей, промежутки между их рождениями, возраст смерти родителей, темп смены поколений и т. п. Опираясь на эти сведения, удалось выявить наиболее распространенный возраст первого брака, среднюю величину интергенетического интервала, сезонность браков и смертей, частоту добрачных зачатий (в случаях, когда рождение ребенка происходило, скажем, через 4–5 месяцев после заключения брака), среднюю продолжительность жизни взрослых, длительность детородного периода, фертильность женщин, применение контрацептивов (или иных средств планирования рождаемости), удлиняющих интергенетические интервалы или же приводящих к снижению возраста последнего материнства. Все эти данные легко дифференцировались по социальным подгруппам, выявляя различия в поведении крестьян и ремесленников, малоимущих и зажиточных, дворян и купцов и т. п. Не составляло также труда проследить особенности демографического поведения в крупных и мелких деревнях, малых и больших городах в разных географических зонах и т. п. Сухие статистические данные превращались таким образом в источник сведений о нормах поведения людей разного статуса в самых интимных сферах их жизни.
51
Fleury M., Henry L. Des registres paroissiaux a l’histoire de la population: Manuel de depouillement et d’exploitation de l’etat civil ancien. P., 1956; Fleury M., Henry L. Nouveau manuel de depouillement et d’exploitation de l’etat ancien. P., 1965.
52
О данных по Франции XVII–XIX вв. см.: Dupaquier J. Introdiction // Histoire de la population francaise. P., 1988. T. 2. P. 3–6; Idem. Les sources et les institutions // Ibid. P. 10–23. Банки данных по Англии XVI–XIX вв. еще более обширны: известный труд Е. Ригли и Р. Скофилда о населении Англии в XVI–XIX вв. опирается на 3,7 млн метрических записей. См.: Wrigley E. A., Schogield R. S. The Population History of England. 1541–1871. L., 1981. P. 11.
Комбинируя эти сведения с теми, которые содержались в нарративных памятниках эпохи, исследователи могли анализировать соотношение между идеалом и действительностью, между предписаниями морали и реальной практикой. Открывалась редкая по познавательной значимости возможность проследить воздействие массовой модели поведения на реальное поведение в разных социальных группах, сопоставить влияние на это поведение объективных условий существования и моральных императивов, выявить частоту индивидуальных отклонений и т. д.
Неудивительно, что введение в научный оборот приходских книг дало со своей стороны мощнейший толчок историко-демографическим исследованиям эпохи XVI–XVIII вв. Опираясь, кроме того, на материал налоговых описей и появляющихся несколько позднее региональных и национальных переписей населения, историческая демография 60–80-х годов нашего века оказалась способной в той или иной мере заимствовать методы и категориальный аппарат классической демографии, социологии, исторической антропологии, социальной психологии, других смежных наук.
В развитии исторической демографии нашла, таким образом, яркое воплощение характерная для последних десятилетий тенденция к междисциплинарному синтезу.
О размахе и содержании историко-демографических исследований написано немало 53 . Специалисты имели все основания говорить об историко-демографическом «буме» в странах Западной Европы и Америки с конца 50-х до начала 80-х годов 54 .
К сожалению, это научное движение – как и ряд современных ему веяний в западной историографии – почти полностью обошло советскую науку (и особенно те ее отрасли, которые заняты изучением истории Запада). Удивляться этому не приходится. Давняя и прочная традиция дореволюционной российской науки в изучении истории народонаселения была искусственно прервана еще в начале 30-х годов. Абсолютизация роли «производства материальных благ» (так же как и государственного регулирования общественного развития) побудила официальное обществоведение времен сталинщины отнести спонтанные демографические процессы к числу второстепенных и малозначащих 55 . Это предопределило судьбу демографических исследований в стране. Были закрыты научные учреждения в области демографии. На изучение демографической проблематики было наложено негласное табу.
53
Вишневский А. Г. Демографическая революция. М., 1976; Шелестов
54
Hollingsworth T. H. Historical Demography. N. Y., 1969. P. 53; см. также: Parrenoud A. Ou va la demographie historique? Analyse de contenu de la «Bibliographie internationale de la demographie historique» // ADH. 1986. P. 251–272.
55
См. подробнее: Bessmerthy Y. La demographie historique de l’Europe occidentale: l’etat des recherches en URSS // ADH. 1990.
Преодолеть сложившийся за долгие годы стереотип оказалось непросто. Лишь в 70-е годы в СССР возобновилась сначала историографическая, а затем и исследовательская работа в области исторической демографии. Пионерами оказались эстонские ученые, первыми у нас применившие западноевропейскую методику «восстановления истории семей» (ВИС) при анализе демографических процессов в XVII–XIX вв. В 70–80-е годы историко-демографическое изучение затронуло центральные области России, Сибирь, Кавказ, Молдавию и другие районы СССР. Медленнее всего возобновлялась исследовательская работа в области исторической демографии Запада: фактически она начала развертываться лишь во второй половине 80-х годов.
Общей особенностью отечественных демографических исследований было сосредоточение внимания на трех последних столетиях. Более ранние периоды до самого последнего времени не изучались у нас вообще. Впрочем, это время практически не исследовалось и за рубежом. Даже во Франции – признанном центре историко-демографических штудий – основное внимание и поныне уделяется периоду после 1670 г., когда дошедшие до нас метрические записи впервые оказываются достаточно репрезентативными. Уже предшествующие десятилетия XVII в., как и XVI в., считаются временем, демографический анализ которого может быть лишь частичным и неполным 56 . Что же говорить о длинной череде столетий, предшествующих XVI–XVII вв.? Приходится признать: несмотря на широкий размах историко-демографических исследований, они пока мало затронули средневековую эпоху, от которой, как известно, не сохранилось массовых источников.
56
Специальный выпуск ежегодника по демографической истории за 1980 г. имеет заголовок «La demographie avant les demographes (1500–1670)». См.: Annales de demographie historique. 1980.
Это не значит, что по этому периоду не существует ряда важных трудов. Наиболее капитальный из них – опубликованная в 1988 г. в Париже «История французского населения», первый том которой целиком посвящен древности и Средневековью (до XV в.). И объем этого тома (около 600 стр.), и квалификация авторов (в нем участвуют такие известные историки и демографы, как Ж. Дюпакье, Ж. Бирабен, Р. Ботье, Р. Этьен, А. Дюбуа, К. Клапиш-Зубер и др.) придают этому изданию очень большой научный интерес. В томе нарисована широкая картина заселения французской территории: выявлены этнические особенности разных регионов, проанализированы миграции, охарактеризованы примерная численность и плотность населения и их эволюция. В ряде глав собраны новые данные о рождаемости и смертности, описаны некоторые формы брака и семьи. Предпринята попытка связать демографическую динамику с социально-экономическим развитием, политическими катаклизмами, эпидемиями, изменениями в режиме питания, гигиеническими условиями и т. д. 57
57
Особенно интересны в этом отношении главы: Botier R. A. Haut Noyen Age; Dubois H. L’essor medieval; Higounet-Nadal A. Le relevement.
Особого внимания заслуживают сформулированные Ж. Дюпакье во «Введении» к первому тому общие подходы: приоритет «качественного» анализа над количественным; важность проникновения в картину мира древних и средневековых людей (в частности, в их понимание рождения или смерти); признание того, что историческая демография древности или Средневековья может успешно развиваться лишь в симбиозе с социально-экономической и ментальной историей и должна быть целостным прочтением истории того или иного народа 58 .
58
Dupaquier J. Introduction // Histoire de la population… P. 4–6.