Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции
Шрифт:
Рассматривая каролингские воззрения на брак в исторической ретроспективе, можно было бы сказать, что по сравнению с предшествующими моделями – римской или германской – различие в престижности официального (церковного) брака и противостоящих ему традиционных форм еще более выросло. Увеличились и различия в наследственных правах детей от официальных жен и от конкубин. Тем не менее знакомая по христианским канонам Нового времени непроходимая пропасть между церковным браком и неоформленными в церкви союзами еще не возникла. Понятие брака не стало однозначным, оно охватывало разные виды супружества, оно не было еще тождественным моногамии. Соответственно, и союз, фигурирующий в источниках этого периода под именем конкубината, еще не всегда отождествлялся с позднейшим понятием «внебрачной связи». До некоторой степени и он оставался пока что формой брака, хотя и менее престижной и прочной. Неофициальные супружества IX–Х вв. никак нельзя таким образом рассматривать как простое отклонение от господствующей нормы 119 .
119
Мы расходимся в трактовке этого вопроса с Р. Ботье, по мысли которого уже в IX в. в Галлии полностью побеждает модель церковного брака (ср.: Bautier R.– H. Haut Moyen Age. P. 192–194; Guerreau-Jalabert A. La parente dans l’Europe medievale et moderne // L’ Homme. 1989. T. 29. P. 78). Ниже будет показано, что даже в XIII в., несмотря на причисление к тому времени брака к числу основных христианских таинств, понятие брака в обыденном сознании не до конца обретет однозначность, не полностью сольется с понятием официального церковного брака.
Незавершенность формирования представления о браке как о моногамном нерасторжимом союзе не только раскрывает историчность и изменчивость данного понятия и специфику социокультурного
Незавершенность процесса формирования церковного брака сказывалась и на его процедуре. Постановления церковных соборов и королевское законодательство с конца VIII в. предписывали священникам проводить перед свадьбой расследование родственных связей брачащихся с целью предупреждения инцестов. В одном из капитуляриев Карла Великого оговорено даже, что благословение на бракосочетание, как и самое бракосочетание, может последовать только после такого расследования 120 . Однако эти расследования и особенно непосредственное участие священника в процедуре бракосочетания в практику пока не вошли. (Исключение составляли браки в королевских семьях.) Так, судя по Гинкмару Реймсскому, ритуал бракосочетания включал согласие на брак отца невесты, достижение договоренности о приданом, публичную пирушку, наконец, соитие (commixtio sexuum), реализующее брак. Однако, как подчеркивает специально изучавший этот сюжет Ж. Дюби, в тексте трактата Гинкмара нет упоминаний ни о богослужении, ни хотя бы о чтении молитв при бракосочетании. Неясно даже, обязательным ли было присутствие священника 121 . Церковная формула, согласно которой невеста «передается» жениху ее родителями «с благословения» священника, складывается только в следующем, Х в. В реальной жизни ее стали соблюдать еще позднее. Неслучайно Бурхард Вормсский считает возможным не слишком строго наказывать тех, кто женился без церковного благословения 122 . Что касается неофициальных браков, то в их оформлении церковь, естественно, и вовсе не участвовала. Арбитром и гарантом подобных браков у знати была, вероятно, местная аристократия, у простолюдинов – соседи, родичи, сеньор или его министериалы.
120
Capitularia. Т. 1, № 33. С. 35, а. 802. Требование «публичных» браков как для nobiles, так и для ignobiles сформулировано уже в капитулярии Пипина Короткого (755 г.).
121
Duby G. La chevalier… P. 39–40. В то же время, как справедливо отмечает П. Тубер, брак представляется Гинкмару Реймсскому сакральным актом, созидающим союз, подобный мистическому браку Христа и церкви. Тем поучительнее, что реальная процедура бракосочетания еще не предусматривала участие церкви.
122
Burch., § 958; см. также: Duby G. La chevalier… P. 58.
К сожалению, конкретные формы бракосочетания в народной среде нам почти неизвестны. Имеющиеся памятники позволяют лишь констатировать, что понятия «брак» и «семья» в среде простолюдинов обладали не меньшей спецификой, чем в среде знати. В сохранившихся от IX в. поместных описях, перечисляющих подчас десятки тысяч крестьян вместе с их женами и детьми, нет даже термина, адекватного термину «семья» 123 . Та же картина в актовом материале 124 . Естественно, что и понятие брака, отличавшееся, как мы видели, принципиальным своеобразием, не находит эксплицитного раскрытия в текстах, касающихся простолюдинов 125 .
123
Бессмертный Ю. Л. Структура крестьянской семьи во франкской деревне IX в. // СВ. 1980. Вып. 43. С. 50.
124
Габдрахманов П. Ш. Структура крестьянской семьи на территории Северной Франции в VIII–XI вв. // ФЕ. 1985. М., 1987. С. 156–161.
125
Не исключено, что в описях церковных поместий, которые одни только и дошли до нас, стабильность крестьянских супружеских пар искусственно акцентирована в угоду благочестию церковных землевладельцев. Ср.: Duby G. Le chevalier… P. 55.
Зато в этих текстах удается на массовом материале проверить сохранение одной из древних брачных традиций – запрета мезальянсов. В целом эта традиция сохраняется и даже закрепляется. И это понятно: чем явственнее шел процесс феодализации, углублявший раскол между благородными и простолюдинами, тем непроходимее становились социальные барьеры в сфере брака.
В то же время внутри трудящегося населения ситуация изменяется по-иному. По мере того как разнородные слои галло-римского и германского сельского люда начинают сливаться в единый класс, социальные барьеры, препятствующие бракам между потомками рабов, колонов, свободных, вольноотпущенников и т. п., ослабевают (хотя и не исчезают): смешанные брачные союзы крестьян зафиксированы и в хозяйственных описях, и в актах. Не исключено, что в возникновении таких союзов могли иногда играть роль личные склонности брачащихся. Однако чаще в их основе лежали, видимо, более прозаические соображения. Предполагать это заставляет та особенность смешанных браков в среде крестьян, что во многих из них социальный статус жены выше статуса мужа. Так, колон предпочитает брак со свободной, серв – с женщиной из колонов 126 . Поскольку в каролингской Галлии статус детей от смешанных браков чаще определялся по матери, есть основания думать, что браки данного типа заключались мужчинами со специальной целью улучшить юридическое положение детей. Эти браки были, так сказать, «запрограммированы» социально. Преимущественные же возможности мужчины в выборе брачной партии связаны с приниженностью женщины, что характерно не только для аристократической, но и для крестьянской среды.
126
По подсчетам Э. Коулмен, в полиптике Ирминона зафиксирован 251 неравный брак, из числа которых в 130 случаях (75,6%) юридический статус жены был выше статуса мужа (Coleman E. R. Medieval Marriage Characteristics: A Neglected Factor in the history of medieval serfdom // Journal of Interdisciplinary History. 1971. Vol. 2. P. 210–211). По подсчетам Ж. Вердона, в реймсском полиптике из 19 смешанных браков, которые удается выявить (данные по этому вопросу здесь крайне фрагментарны), в 13 браках (69%) статус жены выше, чем мужа (Verdon J. La femme dans le milieu du IX sciecle // Memoires de la Societe d’agriculture, commerce, sciences et arts du department de la Marne. Chalon-sur-Marne, 1976. Т. 91. Р. 132).
Эта приниженность подтверждается рядом свидетельств, включая и косвенные данные о воззрениях на женщину в среде крестьянства. Среди таких данных результаты антропонимического анализа некоторых каролингских памятников, и в частности анализа имен, которые крестьяне давали своим детям – как мужского, так и женского пола. (Церковь в наречении новорожденных тогда не участвовала.) Изучение детских имен, которые в каролингское время включали элементы имен родителей и других старших родичей, обнаруживает более высокий престиж отца, чем матери: элементы имени отца чаще, чем имени матери, прослеживаются и у сыновей, и у дочерей. Параллельно выясняется некоторая общая дискриминация новорожденных девочек, чьи имена чаще имеют менее престижную (и более короткую) форму, чем имена их братьев. Это порождало порой парадоксальные ситуации: например, крестьянин-серв, обладающий по сравнению со своей женой из колонов менее высоким юридическим статусом, мог пользоваться внутри семьи большим престижем, чем его более высокородная жена (аналогичная ситуация могла складываться в семьях колонов, женатых на свободных). При равном юридическом статусе жены и мужа более высокая престижность отца выступала еще последовательнее 127 .
127
Подробнее см.: Бессмертный Ю. Л. К вопросу о положении женщины во франкской деревне IX в. // СВ. 1981. Вып. 44; Он же. К демографическому изучению французской деревни IX в. // СЭ. 1981. № 2.
Социальную приниженность женщины в каролингском обществе не следует, конечно, абсолютизировать. Исследования последних десятилетий во многом реабилитировали эту эпоху, выявив, что женщина обладала тогда немаловажными прерогативами в семье и домохозяйстве 128 . Однако, на наш взгляд, не оправдан и противоположный крен. Вряд ли можно сбрасывать со счетов тот
128
Кроме библиографии, указанной в статьях, названных в предыдущем примечании, см. библиографические списки: L’ Histoire de la famille. T. 1. P. 618–619; Ennen E. Frauen im Mittelalter. Munchen, 1986. S. 260–281; Interdisciplinare Studien zur Geschichte der Frauen in Fruhmittelalter / Hrsg. von W. Aggeldt. Dusseldorf, 1986.
129
Перефразируя выражение П. Турбера о статусе лангобардской женщины, можно было бы сказать, что в правосознании Средневековья женщина выступала как «вечно несовершеннолетняя». См.: Toubert P. Les structures du Latium medieval. Rome, 1973. P. 769.
130
Ср.: Fossier R. La femme dans les societes occidentals // La femme dans les civilisations des XIe–XIIe siecles. Poitiers, 1976; Idem. Enfance de l’Europe. P., 1982. P. 928–950; Herlihy D. Life Expectancies for Women in medieval society // The Role of Women in the Middle Ages. Albany, 1975. P. 7–10, 16.
131
Эти преимущества сказывались и при попытках развода, правом на который пользовался фактически лишь мужчина; обширный материал об этом, содержащийся в формулах VIII–IX вв., постановлениях церковных соборов, пенитенциалиях и нарративных памятниках, воспроизводится в упоминавшихся выше работах В. А. Блонина и В. К. Ронина, а также Р. Манселли, Ж. Мак-Намары, П. Тубера, Ф. Вемпль и др.
132
Именно с этим, в частности, связывают более высокую смертность женщин по сравнению с мужчинами.
Особое значение с историко-демографической точки зрения имеет принятый в каролингской Галлии возраст вступления в первый брак. Прямые сведения об этом в источниках отсутствуют полностью. Но, как и для предшествующего этапа, имеются данные о возрасте, в котором брак считается допустимым. Эти данные содержатся, в частности, в высказываниях церковных писателей и ближе всего отражают точку зрения церкви. Думается, однако, что, добиваясь христианизации брачных отношений и ведя борьбу против их неупорядоченности, клирики не были склонны занижать принятый возраст брака; скорее они могли стремиться к предотвращению слишком ранних союзов. Вот почему называемый ими возраст вряд ли можно считать преуменьшенным.
Согласно высказыванию одного из приближенных Карла Великого, аббата Рабана Мавра, «второй возраст» человека (pueritia), длящийся до 14 лет, отмечен двумя особенностями: «чистотой» и «способностью к деторождению» 133 . Поскольку для ортодоксального клирика деторождение было возможно лишь в рамках официального брака, ясно, что Рабан Мавр считал нормальным явлением брак в 14 лет. Опираясь на подобные и некоторые другие свидетельства, Г. Лепуан в 40-е годы и П. Рише в 60-е отмечали, что в раннее Средневековье возрастом брака считалось для юношей 14 лет, для девушек 12 лет 134 . Почти этот же возраст – 15 и 12 лет – признается возрастом совершеннолетия (и допустимости брака) в некоторых капитуляриях начала IX в. 135 Он подтверждается при исследовании северофранцузских актов VIII–Х вв. 136 , а также некоторыми археологическими материалами, свидетельствующими о захоронениях молодых матерей 15–16 лет вместе с их новорожденными детьми 137 . В известном полиптике Марсельской церкви (начало IX в.) категория юношей и девушек, способных вступать в брак или уже вступивших в него, но проживающих совместно с родителями (baccalarii), включала молодых людей начиная с 12 лет 138 . Брак в 12–18 лет зафиксирован у ряда детей шампанского графа Герберта II (начало Х в.), генеалогические данные о семье которого сохранились в «Анналах» Флодоарда 139 .
133
Hrabanus Maurus. De rerum naturalis vel de Universo Libri XXII, Liber VII, 1. Рабан Мавр следует здесь за Исидором Севильским (Etimologiae, IX, 2).
134
Lepoint G. Op. cit. P. 63; Riche P. Education et culture dans l’Occident barbare. 3e ed. P., 1972. P. 277; Idem. Problemes de demographie historique du Haut Moyen Age // Annales de demographie historique. 1966. P. 4.
135
Согласно капитулярию от 819 г., девушка может покинуть отчий дом с целью заключения брака в 12 лет (Сар. I, № 84. С. 21; см. также: № 33. С. 2, а. 802). Согласно распоряжению Карла Великого, обязанность приносить присягу на верность распространялась на всех лиц мужского пола начиная с 12 лет (Сар. I, № 26. С. 4, а. 786), т. е. 12 лет считались возрастом «совершеннолетия».
136
Габдрахманов П. Ш. Демографическое развитие северофранцузского крестьянства в раннесредневековый период. М., 1988. С. 60 и след.
137
Sasse B. Demographische-soziale Untersuchungen // Interdisziplinare Studien zur Geschichte der Frauen in Fruhmittelalter. Dusseldorf, 1986. Bd. VII. S. 68.
138
Как показал И. С. Филиппов, к баккалариям причислялись подростки с 12, а не с 15 лет, как это предполагалось раньше. См.: Филиппов И. С. Средиземноморская Франция в раннее средневековье. М., 1991.
139
Bur M. La formation du comte de Champagne. Lille, 1977. P. 507–513.
В пользу преобладания ранних браков (до 20 лет) свидетельствуют и другие косвенные данные. Так, по подсчетам Ж. Поли, в среде провансальских крестьян IX в. очень многие матери уже к 22–23 годам имели по пять детей; их детородный период из-за болезней, ранней смерти и других причин часто заканчивался к 25–30 годам 140 . Раннее завершение детородного периода (после рождения нескольких детей) предполагают П. Тубер, исследовавший французские и итальянские источники, и К. Лизер, использовавший материалы о саксонской аристократии Х в. 141 К 14–15 годам относит принятый в крестьянской среде возраст первого брака Ж. Девруй, по-своему истолковывающий сведения полиптика Марсельской церкви о «баккалариях» 142 . К этой точке зрения присоединяется и П. Тубер в обобщающем труде по истории семьи 143 .
140
Poly J. P. Regime domanial et rapports de production «feodalistes» dans le Midi de la France // Structures feodales et feodalisme dans l’Occident mediterraneen. P., 1980. P. 57–84.
141
Touber P. Le moment carolingien… P. 341; Leyser K. The German aristocracy from the ninth to the early twelfth century // Past and Present. 1968. № 41. Р. 25–53.
142
Devroey J. P. Les methods d’analyse demographique des polyptyques de haut Moyen Age // Acta Historica Bruxellensia. 1981. T. IV. P. 71–88.
143
П. Тубер считает данную оценку брачного возраста в каролингской Франции «средней» между точками зрения М. Зернер и автора этих строк (L’histoire de la famille. P. 340). В действительности в статье «Les structures de la famille paysanne dans les villages de la Francia au IXe siecle» (Noyen Age. 1984. № 2. Р. 181) мы констатировали лишь то, что, судя по ряду памятников раннего Средневековья, браки «etaient autorises a partir de 12 a 13 ans et demi pour les garsons…».