Жизнь и творения Зигмунда Фрейда
Шрифт:
Однако официальный академический мир в Вене — университет, академия, общество врачей и т. д. — полностью игнорировал это событие. Фрейд нашел это лишь честным с их стороны. «Я бы не считал любые поздравления от них честными».
Еврейская «Humanitatsverein» (ложа Бнай Брит), к которой принадлежал Фрейд, опубликовала памятный номер своего журнала, содержащий множество дружеских заметок. «В целом они были забавно безвредными. Я считаю себя одним из самых опасных врагов религии, но они, по всей видимости, не имеют на этот счет ни малейшего подозрения». Относительно праздничного собрания этого общества, от посещения которого Фрейд воздержался, он сказал: «Было бы бестактным присутствовать на нем. Когда кто-либо оскорбляет меня, я могу защищаться, но против похвал я беззащитен… В целом евреи обращаются со мной как с национальным героем, хотя мои услуги делу евреев ограничиваются единственным пунктом — что я никогда не отрекался от своей еврейской принадлежности».
В
На следующий день Фрейд проводил свое последнее собрание со всем комитетом. Оно продолжалось более семи часов, естественно, с перерывами, но он не проявлял каких-либо признаков усталости.
Третий номер «Zeitschnft» этого года был праздничным, и в нем была помещена фотография гравюры, выполненной по этому случаю хорошо известным венским художником, профессором Шмютцером. Услышав о том, что Ференци поручили написать вступительное приветственное послание, Фрейд написал ему: «Если бы мне пришлось написать три таких статьи вместо одной, которую я написал на Ваше пятидесятилетие, я кончил бы тем, что агрессивно настроился против Вас. Я не хочу, чтобы это случилось с Вами, поэтому примите в расчет данный пример эмоциональной гигиены, который может понадобиться».
17 июля Фрейд поселился на вилле Шюлер в Земмеринге, где оставался до конца сентября. Отсюда он наносил частные визиты своему хирургу в Вене в попытке получить больший комфорт от модификаций его страшного протеза. Этим летом он перенес много страданий, и лишь пару месяцев спустя состояние его сердца улучшилось. Однако последний месяц или два. его отдыха прошли лучше, и в эти месяцы Фрейд ежедневно лечил двоих пациентов.
22 августа приехал Ференци, чтобы провести здесь неделю перед отплытием в Америку 22 сентября. Перед отплытием в Шербур он встретил Ранка в бюро путешествий в Париже; это, должно быть, была любопытная случайная встреча двух людей, которые совместно работали всего лишь два года тому назад. Ференци провел очень счастливую неделю в Земмеринге, и это был последний случай, когда Фрейд действительно чувствовал себя счастливо в компании Ференци. Ибо сейчас мы находимся у начала печальной истории в их отношениях. В течение некоторого времени Ференци испытывал чувство недовольства и одиночества в Будапеште и весною снова хотел приехать в Вену. Однако этот план не одобряла его жена. В апреле он получил приглашение прочитать осенью курс лекций в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке и, с согласия Фрейда, принял это предложение. Он прочитал первую лекцию из этой серии 5 октября 1926 года, на которой председательствовал Брилл. Некоторое интуитивное предчувствие дурного, вероятно, основанное на предыдущих неблагоприятных событиях в связи с аналогичными визитами Юнга и Ранка, заставило меня посоветовать ему отказаться от этого приглашения, но он игнорировал мой совет и планировал провести в Нью-Йорке шесть месяцев, где он проанализирует за это время как можно большее количество людей. Результату всего этого суждено было оправдать мои дурные предчувствия.
Вернувшись с длительного отдыха, Фрейд решил взять лишь пятерых пациентов вместо шести, но так как к этому времени он повысил плату за сеанс с 20 до 25 долларов, он не нес финансовых потерь от сокращения объема своей работы. Еще одно изменение в его планах заключалось в том, что, так как он все еще чувствовал себя не в состоянии проводить собрания Венского общества, он согласился, чтобы небольшое число его избранных членов каждую вторую пятницу месяца приходили к нему домой для вечерней научной дискуссии.
25 октября Фрейд зашел в Вене к Рабиндранату Тагору, по просьбе последнего. По всей видимости, тот не произвел на Фрейда особого впечатления, так как, когда еще один индиец, Гупта, профессор философии в Калькутте, навестил его, Фрейд заметил: «Моя потребность в индийцах в настоящее время полностью удовлетворена».
Я описал различные фазы личного отношения Фрейда с членами Комитета, который значил для него столь много, и в этой же самой связи я не могу не сказать о себе. В течение десяти лет начиная с 1922 года и далее мои отношения с Фрейдом не были такими безоблачными, как раньше, и какими они снова стали впоследствии. Затруднения начались с того, что Ранк настроил его против меня, и потребовалось длительное время, прежде чем он преодолел свое раздражение в отношении Абрахама
На рождественские праздники Фрейд с женой отправились в Берлин, откуда возвратились 2 января. Это было его первое путешествие со времени операции, проведенной более трех лет назад, и это была его последняя поездка в Берлин, которую он предпринял ради удовольствия. Ее целью было повидать двух своих сыновей, один из которых собирался уезжать по службе в Палестину, и четырех своих внуков, живущих там: из них ранее он видел лишь одного, и то когда тому был только год от роду.
В эту поездку состоялась первая встреча Фрейда с Альбертом Эйнштейном. Фрейд остановился у своего сына Эрнста, и Эйнштейн вместе с женой нанес ему визит. Они разговаривали в течение двух часов, после чего Фрейд записал: «Он жизнерадостен, уверен в себе и приятен в обращении. Он столько же понимает в психологии, сколько я в физике, поэтому мы имели очень приятную беседу».
«Торможение, симптом и страх» (опубликованная в Америке под названием «Проблема страха») появилась в феврале 1926 года. Фрейд говорил о ней, что «она содержит несколько новых и важных идей, пересматривает и корректирует многие предыдущие заключения и в целом написана не очень хорошо».
Эта работа, несомненно, самый ценный клинический вклад, который Фрейд сделал в период после окончания войны. Она является, по существу, исчерпывающим исследованием различных проблем, касающихся страха. Эта книга довольно непоследовательна и явно была написана Фрейдом для себя, скорее для того, чтобы прояснить его собственные идеи, нежели дать их изложение. Как мы видели, Фрейд далеко не был удовлетворен результатом своей работы, но то, что он указал на сложность многих проблем, на которые ранее не обращали внимания, стимулировало серьезных исследователей. Некоторые из этих проблем никоим образом нельзя считать решенными даже в наше время.
Эта книга настолько богата предположениями и предварительными заключениями, что здесь представляется единственно возможным выбрать из них немногие наиболее замечательные идеи. Фрейд возвратился к одной из своих самых ранних концепций, к концепции «защиты», которую свыше 20 лет он заменял концепцией «вытеснения»; теперь он считал вытеснение одной из нескольких защит, используемых Я. Он сопоставил центральную роль, которую вытеснение играет в истерии, с более характерными защитами «реактивного образования», «изоляции» и «аннулирования» (форма восстановления первоначального состояния) при неврозе навязчивости.
Фрейд признал, что был не прав, утверждая, что патологический страх является просто трансформированным либидо. Еще в 1910 году я критиковал такую его небиологическую точку зрения и утверждал, что страх может проистекать из самого эго, но Фрейд не хотел и слышать об этом и изменил свое мнение, только когда собственным путем приблизился к данной теме шестнадцать лет спустя.
Затем Фрейд занимается вопросом природы опасности, с которой связан страх. Реальный страх отличается от патологического страха тем, что природа опасности очевидна в первом случае, тогда как во втором случае она неизвестна. При патологическом страхе опасность может проистекать от боязни импульсов в Оно, от угроз со стороны супер-эго или от страха наказания извне, но у мужчин это всегда в конечном счете страх кастрации, для женщин более характерным является страх того, что их не любят. Однако Фрейд смог более глубоко проникнуть в суть данной проблемы путем проведения различия между смутным ощущением опасности и самой конечной катастрофой, которую он назвал травмой. Последняя является ситуацией беспомощности, в которой субъект неспособен без помощи извне справиться с неким чрезмерным возбуждением. Сам акт рождения является прототипом такой ситуации, но Фрейд не согласен с Ранком, что все последующие вспышки страха — это простые повторения этой ситуации и постоянные попытки ее отреагирования. При травматической ситуации преодолеваются все защитные барьеры, и в результате этого возникает паническая беспомощность, реакция, которую Фрейд назвал неизбежной, но нецелесообразной. Однако большинство клинических случаев страха могут быть названы целесообразными, так как они по своей сути являются сигналами о приближающейся опасности, которую по большей части можно избежать различными путями. Среди таких путей находится сам процесс вытеснения, который, как теперь полагал Фрейд, приводится в действие страхом, вместо того чтобы — как он считал ранее — являться причиной страха.