Жизнь напрокат
Шрифт:
– Твоя доля, батька!
Ценный подгон упал в подставленную ладонь. В центре печатки располагались три короткие параллельные полоски, точно след от когтистой лапы. Одинец тут же заявил, что перстень этот - знак боярской власти. Тихарь никогда не рассказывал где надыбал столь знатную цацку и предпочитал не снимать большую часть времени, наверно мнил себя эдаким разбойным дворянином. Я повертел перстень в пальцах и с теплым чувством убрал в свою сумку.
– Ты сильно сердишься на меня?
– Одинец распахнул трепещущие ресницы и заглянул мне в лицо.
Да мне вообще по барабану. Это
– Не журись, Одинчина!
– я треснул парня по лопатке.
– Лучше я сам тебя поругаю, чем дерганый боярский сынок.
Одинец поскреб ногтем синяк под хитрым глазом и улыбнулся с облегчением.
– Но впредь делай как велено и никакой отсебятины, понял?
– Понял, батька!
Ага, понял он, как же. С такой хитрой, веснушчатой физиономией только и давать обещания. Под моим давящим, грозным взором Одинец потупился и снова почесал фингал.
– Они, похоже, собираются ждать тех, кто должен прийти сюда к Тихарю, - вполголоса произнес Жила.
– Да похоже на то, - я подобрал хвойную иголку, чтобы выковырять из зубов мясную пломбу от жесткой как подошва конины. Иголка для этого дела оказалась слишком мягкой и я выплюнул ее, разочарованно почмокав губами.
– А мы?
– Мы?
Я обернулся на топчущихся неподалеку разбойничков Шалима и сгорбившуюся над рассыпанным на земле пучком стрел одинокую фигуру Невула.
– Возьми мешочек и раздай всем поровну, пусть порадуются. Скажи Жуку, чтоб расставил своих как и прежде. Будем ждать гостей, подмогнем боярчикам, авось еще чего ценного хапнем.
Глава 12
Подальше от всех в укромных кусточках усыпанных мелкими красноватыми, явно несъедобными ягодами, я расстелил на земле накидку Тихаря, придавил ее задницей и принялся рассеянно выковыривать пальцем грязь из щели между подошвой и носком левого сапога. Половина нитей, стягивающих два важнейших элемента обуви растянулись, еще немного и разойдутся напрочь, оставив меня босым аки дикого Маугли. Правый пока держится, но давно лишился законного каблука на положенном месте. Как тут не помянуть добрым словом так нелюбимые Сашкой белые кроссовки, крепкие и удобные? Тому Дивею подсунули явное палево, денег, небось, отвалил за эти говнодавы - полкоровы купить можно.
– Стяр!
Среагировал я не сразу. Дебильное имечко никак не срасталось с более привычным пацанским погонялом. Повернул голову и увидел Одинца, присевшего рядом на корточки. Губы его плотно сжаты, на загорелом лице сверкают белки.
– Чего тебе?
– отозвался я нарочито ленивым голосом.
– Бур и Завид хотят, чтобы ты был поближе к ним.
– А ты у них на побегушках что ли? Завязывай с этим делом, ты им никакой не слуга.
Одинец наклонил к плечу голову и хитро улыбнулся
– Почему бы не выполнить одну очень вежливую просьбу?
– Эти котятки умеют втягивать когти,
– Надеюсь, они не намереваются зацеловать меня до смерти в знак благодарности?
– Зацеловать навряд ли, а вот насчет других способов отправить тебя за кромку не уверен. Этот Бур настоящий безумец.
– Так чего им надо?
– Чтобы ты был рядом, когда придут люди.
Я сокрушенно вздохнул. Упертые парни, ничего не скажешь, все же самовнушение - великая сила. Ждать у моря погоды удел дураков и бездельников.
– У тебя веревки тонкой нету, случайно? Или шнурка какого? Надо бы обувку стянуть, чтобы совсем не распялилась.
– Веревки нет. Зато есть вот это.
Одинец пошарил на земле за спиной рукой и, торжественно сияя словно фарой глазом в черном обрамлении фингала, подал мне пару коротких сапог.
– Ношеные немного, но до сих пор крепче твоих. Кожа мягкая, подошва толстая, нити крепкие. Тебе в самую пору будут.
Знакомые сапожки и размерчик подходящий. Если бы я был суеверным или брезгливым, так и остался бы в своих развалинах. По ходу, почивший разбойный атаман знал толк не только в кольчугах, так что отказываться я не стал.
– Балуете вы меня, - проворчал я, стягивая с ног разбитые сапожки.
– До тебя ни у кого из нас так не звенело в мошне, а обувка сносная есть у всех кроме тебя.
Я покивал и начал перевязывать портянки.
– Давно ты в лесах?
Одинец длинно шмыгнул носом, поморщился, утер влагу с слезящегося глаза.
– Полгода нету. Отец помер, а у меня три сестры и мать немощная. В городе кроме горба ничего не заработать, хоть на всю жизнь в холопы продайся. Девки малые еще, им работать рано, матери помочь насилу успевали.
– И вместо того, чтобы им подсоблять, тебе постучалось в башку добывать на житву грабежом?
– Не самый худший способ, - Одинец извлек из ноздри влажную козявку и вытер палец о замызганную штанину.
– Не самый. Если все всегда идет как надо. Да и грабитель из тебя как из мухи лошадь. Много добыл за это время?
– Почитай ничего.
– Ну вот, а говоришь способ хороший.
– Меня Невул позвал, а его Жила с Хрибой. Помыкались по дорогам, к волоку смоленскому сбегали, там кое что спроворили, Потом к Тихарю примкнули. Он обещал, что каждый из нас скоро будет есть и пить из серебряной посуды как князья или бояре.
Напялив сапожки Тихаря, я поднялся на ноги, встряхнул накидку от прилипшего сора.
– А ты, случайно, не знаешь как вон те воинственные цыплята из гнезда боярина Головача нашли нас на лесной стоянке? Насколько я понимаю, ни одна лодка не оставляет следов на воде так же, как человеческая нога на земле? Как они умудрились нас выследить?
Одинец пожал плечами и полез за следующей порцией содержимого своего носа.
– Я несколько раз замечал следующую за нами лодку. Она то пропадала, то появлялась вновь. Не могу сказать, что это была одна и та же, далеко было. Скорее всего обшаривали протоки и на одной из них увидели оставленную нашим килем борозду в ряске. Гораздо проще найти что-то, когда знаешь, что ищешь. В лесу пошли по следам и наткнулись на Шалима с его людишками, те их и повязали.