Жизнь? Нормальная
Шрифт:
Он обернулся, нахмурился и тут же скрылся в соседнюю.
Холодок скверного предчувствия пробежал по телу, когда я взялся за ручку двери своего отдела. Я рывком открыл дверь.
Из-за кульмана выскочила Эльвирка:
— Убиться можно! Во загорели! Приказ читали?
По тому, как она льстиво смотрела на меня, играя телом, я понял…
Господи! Неужели?!.
Она пошла на меня, покачивая плечами и бёдрами.
— Поздравляю вас, начальник отдела Мезенин, — и с фамильярностью
Я был готов зацеловать эту руку!
Я был готов завинтиться в прыжке, как отчаянный фигурист.
Я был готов…
— Спасибо, Эльвира Николаевна, — просто ответил я и слегка пожал ей руку.
Она села за кульман, а я прошёлся по пустому отделу.
На первых минутах несолидно бросаться к доске приказов.
Я прошёл к Эльвире за кульман. От неожиданности она выронила моток мохера вместе со спицами. Я поднял и то и другое, сел рядом и положил свою коричневую руку на её бледненькую, доотпускную.
Она смотрела в окно, но видела меня своим височком с тёмной слабой жилкой, слышала маленьким красивым ушком.
— Ведь мы с тобой давно работаем, Эльвиш, верно?
Моя рука почувствовала слабый импульс в её руке.
Если б Эльвира была пушистой бело-розовой собачкой, у неё настороже вскочили бы ушки.
— Мы всегда с тобой были друзьями. Ведь так? — Я чуть пожал лежащую на столе её нежную, ещё не загрубевшую в домохозяйстве ручку с чёрным пятнышком от туши на среднем пальце.
Она изучающе посмотрела мне в лицо.
Я тоже смотрел в её лицо. Ласково, пытаясь вызвать в ней нужный мне настрой. Пухлые губы дурочки, милый носик и по-своему умные, схватывающие своё, бабье, глаза, отправляющие информацию в свой куриный мозг. Он не вместит в себя всё явление, а выстрелом паучьего хоботка выхватит самую бабью суть, пережрет её и отправит снова в глаза, в которых она, бабья, суть, будет вся на виду — вульгарная и точная.
«К чему он гнёт?» — говорила эта суть в глазах Эльвирки.
— Как бы хотелось иметь теперь, в новых условиях… Хотелось бы создать дружный коллектив единомышленников. (Паучок в её мозгу, по-видимому, напрягся; это было видно по её глазам.) Как нужно знать современному руководителю чаяния каждого, что думает он…
Ей-богу, разговаривай я сейчас с мужиком, тот подумал бы: «Действительно здорово. Когда… эта… здоровый коллектив». Но Эльвиркин паучок сделал здесь свой хищный прыжок и схватил суть за тонкую шейку у затылка.
Эльвира опустила очи долу.
Затем подняла веки. Честно, просветлённо смотрели её глаза. На щеках проступал застенчивый румянец.
Она взвешивала.
— В отделе вас нена…
— Не надо. Понял. А Кира Михайловна? Как отнеслась к моему назначению? — спросил я о лидере
— Она сказала… Что Главный животом чувствует…
— Не надо. Понял. Что в СКВ?
— Бернер — «царская невеста».
(Так называют у нас кандидатов в главные инженеры на опытный завод. План выполнить там невозможно. Сложился железно отработанный цикл: Главный обхаживает обречённого; полгода новый главинж бьёт по дезорганизации на заводе; следующие полгода дезорганизация бьёт по главинжу. Финал — инфаркт. Или разжалование «с треском».)
В ручках потенциальной бабушки замелькали спицы.
— Он может уйти, — говорю я, направляя в нужную сторону шерстяной ручеёк.
— Куда он уйдёт? Через три года на пенсию…
Теперь — читать приказ.
Коридор был пуст. Пружиня на носках, я побежал к доске объявлений. И налетел на открывавшуюся дверь с силуэтом элегантного мужчины в шляпе; из неё выходили кадровик и Бернер.
— Здесь вам ипподром?! — зло бросил кадровик, потирая колено.
— Бег трусцой… Использую каждую возможность…
Меня поразила безучастность Бернера. Как-никак я
герой дня и только что из отпуска!
Они прошли в кабинет Главного.
Из той же двери вышел Сам.
Я съёжился.
Я откровенно боялся его (и это работало на меня: он обожал, когда его боялись).
Главный… Это же Глыба Власти!
Пошевели он пальцем — и не было бы отпуска в сентябре, не было бы Маши, Рушницкого…
Это был Бог, вездесущий и всевидящий (Прохоров, Эльвирка).
Сейчас Всевышний стоял передо мной. Было видно, что его мучила какая-то неотвязная мысль. Полуосознанно он глядел на меня в упор, как на стёртый грош.
— Бернер царапается, кричит младенцем, как старая кошка. Мне отступить или… Что мне делать с Бернером? — обратился он словно бы ко мне.
Он бросил монету. Грош должен был упасть орлом…
(… Екатерина выскочила из кареты у ворот лейб-гвардейских казарм.
— Нельзя. Не приказано, Катерина Алексеевна.
Начищенный штык с рыжетцой от кирпича остановил на мгновение течение Русской Истории. Так непредвиденно просто срывался заговор!..
— Зольдат! Перед тебъя Катрин Фторой! Тфой самотертшетц…
Солдат медлил. «Империя или эшафот» — стучало в мозгу Екатерины.
— Проходи, матушка!! — вдруг самозабвенно возопил солдат, становясь во фрунт…)
— Проходи, матушка!! — крикнул я на весь коридор, и тело моё вытянулось в стойке «смирно».
Некоторое время, выпучив глаза, мы смотрели друг на друга — я и Главный. Оба мы были сейчас «чокнутые».
Когда шок отпустил, я сказал твёрдо, точно я был Главным:
— Надо сделать так, как того требует дело.