Жизнь, по слухам, одна!

Устинова Татьяна Витальевна

– Захотела и сижу, – сказала она холодно. – Думаю вот, что буду теперь делать, в номере тоска, здесь хоть какие-то люди…

– Да ладно, – Владик сбоку посмотрел на нее. – Чего уж вы так убиваетесь-то? Говорю вам, утро вечера мудренее, завтра получите ваше теплое место обратно! Он выспится, поймет, что ему без вас не справиться, и примет обратно на работу.

– Я не хочу к нему на работу.

– Я ничего не понял, – искренне сказал Владик, помолчав. – А чего вы тогда убиваетесь?

Она вдруг улыбнулась.

– Я убиваюсь

потому, Владислав, – выговорила она отчетливо, – что мир так несовершенен. Ясно вам?

– А по-моему, ничего.

Она покачала головой:

– Нет. Несовершенен. Просто ужасно. Если бы вы знали, Владик…

Издалека к ним подходил высокий человек в костюме. Владик видел его несколько раз за конторкой, кажется, это был начальник службы портье.

– Простите, пожалуйста, – сказал он со сдержанной сердечностью и, как фокусник, вынул из-за спины большой белый конверт и протянул его Хелен. – Вам просили передать еще днем, но мои девушки забыли положить это в ваш номер. Простите.

На конверте большими, четкими, крупными буквами было написано: «Елене Абрамовой».

– Спасибо, – кивнула Хелен, отпуская любезного портье, и стала не спеша, ровненько отрывать длинный белый край.

Владик не мог оторвать от конверта глаз.

– Это второй экземпляр договора прислали, – сказала она, мельком глянув на Щербатова. – Что с вами, Владислав?

– Ваша фамилия Абрамова?

Он смотрел на нее так, словно вдруг увидел привидение, и она усмехнулась прямо ему в лицо.

– А что тут такого? Хорошая фамилия! Это я на работе Хелен Барно! Да вы же сегодня утром диктовали мою фамилию вашему врачу! Дима Абрамов мой сын, а я… да. Я Лена Абрамова. Эх вы! А еще шпион.

– Этого не может быть, – возразил Владик. – И я не шпион.

Девушка в русском переднике и наколке материализовалась возле них и проворно расставила на столе чайник, чашку, лед в небольшом ведерке, виски в широком круглом стакане и еще что-то приятное и утешительное.

Владик залпом выпил виски и аккуратно вернул стакан на стол.

Вон оно где его настигло. Его самое стыдное, самое гадкое, самое пошлое воспоминание в жизни.

И как это он проглядел, на самом-то деле!..

– А ты… сразу меня узнала?

Она кивнула.

– В тот же день. Как только ты появился первый раз. Я думала: ну, вот и пришел мой черед. Теперь я буду ему мстить.

– У тебя получилось.

Она пожала плечами:

– Нет, Владик. Ничего у меня не получилось. Какая-то ерунда вышла.

Владик Щербатов неожиданно поднялся с дивана и ушел. Хелен проводила его взглядом и стала смотреть в окно, на фонарь. Фонарь был питерский, в чугунных розах и завитушках, мелкий снег крутился и вился вокруг него.

– Почему ты мне не сказала сразу?

Хелен вздрогнула и оглянулась. Владик вернулся и стоял над ней. В руке у него был стакан, налитый почти до краев.

– Тебе завтра работать, – равнодушно напомнила Хелен. – Тебя-то еще не уволили!..

– Ничего,

как-нибудь. Так почему ты мне сразу не сказала?

– А что я должна была сказать? – вдруг обозлилась она. – Здравствуй, Владик, это я, твоя одноклассница, которую ты чуть до самоубийства не довел! Теперь мы будем дружно и весело трудиться вместе?! Так, что ли?

– Да, – согласился Владик. – Это очень глупо.

И сделал большой глоток.

– Как же ты меня терпела столько времени?

– Я очень старалась сжить тебя со свету, – призналась Лена. – Но у меня ничего не получалось. Ты всегда выходил сухим из воды. Ты еще в школе как-то так со мной разговаривал, что я ничего не могла сделать. Защититься никак не могла, понимаешь?

– Понимаю, – согласился Владик. – Я все понимаю и все помню. Я еще не выжил из ума.

Они помолчали.

– Как мне хотелось тебе отомстить! Ты даже представить себе не можешь! За все, что ты со мной тогда делал. И не ты один!

– Но я очень старался, – напомнил Владик. – Мне нравилось, что я вроде имею над тобой власть. Ты меня боялась больше других, и я особенно над тобой издевался. Помнишь, как я тебе записки писал, якобы от тайного поклонника?

У нее вдруг так загорелись лицо и уши, будто внутри головы включили свет.

– Не смей, – тихо и грозно сказала она. – Не смей мне это напоминать! Ничего хуже со мной никогда не было. Даже на этой гребаной работе мне лучше, чем было тогда, в школе!

– Наверное, тебе это не надо, – Владик еще глотнул виски. Вообще он пил его, как воду, большими глотками и не чувствуя никакого вкуса, – но я очень хотел попросить у тебя прощения! Я не знаю, что тогда со мной было, Лен. Или это был не я?.. Я думал, что мне надо бы тебя найти и попросить прощения. Я даже на встречи одноклассников приезжал, но тебя никогда там не было!

– Странно, но меня почему-то на них не тянуло, – язвительно сказала она. – Я же не знала, что ты хочешь извиниться!

– Ты была такая умная, а я такой болван. И я это очень чувствовал. И мне хотелось что-то эдакое сделать, чтобы все изменилось, понимаешь? Но я не мог стать умным! И я мог только делать тебе гадости.

– А я была в тебя влюблена, – сказала Лена Абрамова, и Владик немедленно поперхнулся своим виски и стал надсадно кашлять.

Она смотрела на него с легким, как будто брезгливым сочувствием, а потом спросила:

– Может, по спине постучать?..

– Не-на-да! – прокашлял Владик.

– Я в тебя ужасно была влюблена, но я была такая страшная! Толстая, в очках, и еще отличница! И когда я узнала, что эти записки ты писал, правда решила наглотаться таблеток, и дело с концом. Меня бабушка отговорила. Бабушка сказала, что лучше отомстить как-нибудь по-другому. Например, стать богатой, знаменитой и еще красавицей. Я тогда ревела и говорила, что богатой и знаменитой стать очень просто, а красавицей невозможно. А оказалось, все наоборот.