Жизнь после Жары
Шрифт:
Под жиденькие аплодисменты Кузька сел на место. Все остальные принялись чокаться и выпивать. Олива была всецело поглощена разговором с Ярпеном, и Кузька, почувствовав себя лишним, вышел на балкон.
В гостиной между тем установили колонки, и начались танцы. В кухне семь человек курили кальян; на балконе стояла лишь Никки и задумчиво смотрела на панораму вечернего города. Кузька подошёл к ней поближе и тоже стал смотреть. Он поймал себя на том, что ему очень уютно стоять рядом с этой девушкой, и он мог бы вот так же простоять с ней на балконе час, два —
— А почему ты не веселишься в гостиной вместе со всеми? — спросил он, лишь бы начать разговор.
— Я устаю от шума и от людей, — сказала Никки, — Иногда хочется побыть одной…
— Ты знаешь, мне тоже, — сознался Кузька, — Я тоже устаю от большого количества людей. Ведь среди этих больших тусовок так часто мы пропускаем главное…
— Да… — задумчиво произнесла Никки.
Кузька приблизился к ней вплотную.
— Ничего, что я курю? — спросил он.
— Да пожалуйста, пожалуйста… Хотя я не очень люблю, когда курят…
Кузька тут же загасил бычок и выбросил его на улицу. Минуты две оба молчали.
— Красивое небо, правда? — прервал молчание он, — Только у нас на Севере может быть такое небо. Небо цвета сирени. Ты любишь сирень?
— Я люблю звёзды, — сказала Никки, — Звёзды — это глаза ангелов, что смотрят на нас с небес.
— Цветы сирени тоже состоят из маленьких звёзд… — произнёс Кузька, — А ты… ты веришь в существование ангелов?
— Ангелом может быть любой из нас. Я верю в то, что все люди хорошие.
— Но ведь плохие люди тоже бывают, — грустно усмехнулся Кузька.
— Хорошее есть в каждом человеке, каким бы плохим он ни казался вначале, — сказала Никки, — Ты знаешь, как мы с Олей стали общаться? Она ненавидела меня…
— Тебя? Ненавидела? — изумился Кузька, — Разве могут быть на свете люди, которые могли бы ненавидеть тебя?..
— Но это так. Она ненавидела меня, потому что… Потому что хотела иметь только своим человека, которого любила и я… и который меня любил…
— Ясно. Любовный треугольник, значит.
— Но теперь ты видишь, как всё изменилось…
Кузька стоял рядом с Никки и с трудом сдерживался, чтобы не обнять эту удивительную девушку, которая за несколько минут разговора стала для него такой близкой и родной. Он забыл, что уже поздно, и ему завтра утром на работу.
Что Мими? Она уже не существовала для Кузьки. Теперь он понял, как заблуждался, когда полагал, что влюблён в неё. Об Оливе, мысли о которой посещали его предыдущей ночью, он тоже уже не думал — Никки, эта маленькая простая Никки, которую он вчера даже не заметил, в один момент заслонила для Кузьки всё и вся.
— Ты слишком доверчива… — тихо произнёс он, невольно придвигаясь к ней ещё ближе.
— Просто я верю в чудо, — отвечала она, — И я знаю, что оно существует.
Глава 45
Субарктический климат, в зоне которого находился Архангельск, мало кого, кроме Оливы, приводил в особый восторг. Трескучие морозы зимой, когда от стужи сводило пальцы даже
В один из таких-то знойных летних дней и снарядила Олива своих друзей в поход на Медозеро. Правда, Гладиатор остался в городе, так как сегодня у него была тренировка сборной по американскому футболу, Никки не пошла с ребятами, сославшись на головную боль, а Кузька остался с нею.
Казалось, ничего не изменилось за год: тот же трясучий автобус до Васьково отходил от МРВ в то же самое время, те же деревянные «супермаркеты» по-прежнему стояли у автобусной остановки в Васьково, по-прежнему на пыльной обочине дороги загорал тот же полосатый кот, и бегали около забора те же свиньи, принадлежащие старушке из углового дома. И лес остался тот же самый, что и был. И вот так же, как и год назад, шли по лесной тропинке четверо ребят и одна девушка, только вместо Гладиатора и Салтыкова были Ярпен и Даниил. Все шли налегке; но, несмотря на то, что путников не отягощали, как в прошлом году, тяжеленные рюкзаки со жрачкой и походными снаряжениями, идти по жаре в такую даль было трудно. От жары и сухости воздуха беспрестанно хотелось пить, и ребята часто останавливались, чтобы глотнуть воды из бутылки, которая была общей.
— Парит… — заметил Ярпен, щурясь на яркое солнце своими светлыми глазами.
— Перед дождём, должно, — сказал Флудман, отпив из бутылки и передавая её товарищу, — Вчера по радио передавали: будет дождь с градом.
— Вот спрашивается, какого хрена мы тащимся в такую даль, если я предлагал всем идти на Краснофлотский, — проворчал Хром Вайт, однако Олива пресекла его нытьё на корню.
— Если кто будет ныть, того я привяжу к дереву и за неверность оставлю на съедение комарам, — жёстко отрубила она.
Обмахиваясь от насекомых ветками, которые, впрочем, не спасали, ребята углубились в лес. У железной дороги Олива хотела было остановиться и сделать привал, но Хром Вайт не позволил.
— Мы должны пересечь последний лес перед озером не теряя времени, — объяснил он, — Иначе мы не успеем на последний автобус и придётся заночевать в лесу.
— А ты хорошо знаешь дорогу дальше? — спросила Олива, — До железки-то ориентир простой, а после? Ведь в том лесу такие дебри, что только Гладиатор один знал, по каким тропинкам нас вести.
— Да выведу я вас, чё ты паникуешь, — отмахнулся Хром Вайт.
— Позвони Гладу на всякий случай! Пусть он, по крайней мере, объяснит нам, как идти дальше…
— Да брось, так дойдём!
— Ну ладно, — пожал плечами Даниил, — Веди нас, Иван Сусанин.
Во главе с Хром Вайтом все вступили в последний лес перед Медозером и пошли следом за Хромом, который с каждым шагом по петляющим лесным тропинкам становился всё более неуверенным.
— Странно, — заметил Флудман, — Ведь с Гладом мы за полчаса доходили от железки до озера, а сейчас всё идём, идём, а лес всё не кончается…