Жизнь после Жары
Шрифт:
— Ха-ха-ха! Ярпен меня так лююбииит! Ха-хха-ха-хааа!!!
«Забыть, забыть всё это, как страшный сон…» — думал он, удаляясь от Садовой улицы всё дальше и дальше.
А Олива, пьяная в стельку, продолжала бушевать на кухне. Она лежала на коленях у Даниила, безобразно рыдая и смеясь, пела песни, несла какой-то бред.
— Ооо, как мне хорошо… Дайте мне ещё водки, дайте — я хочу пить!!! Купи отец нам маски — дети закричаали!.. Ха-ха-ха-ххааа!!! Он сказал, что я ему не нужна…
— Оля… — тихо позвал её Даниил.
— Пшолнах! Какая я тебе «Оля»?! — крикнула она, — Я не Оля!
— А кто же ты?
— Я — ммеееелкий!!! Я трребую, чтоб ты называл меня «мелкий»!!!
— Хорошо, мелкий, — грустно усмехнулся Даниил.
— Я ссать хочу… — заплетающимся языком пробормотала Олива, — Отнесите меня в тулаллэт… Ик! Пжалссста…
Даниил со вздохом взвалил Оливу как мёртвое тело к себе на плечо и понёс на толчок.
— А где ттут шттаны? Ик! Сними мне шттны пжаллста…
— Ох, горе ты моё луковое…
Даниил расстегнул Оливе джинсы и, спустив с неё трусы, усадил на толчок.
— А ну, пшол отсюда! Чё сммотршь, как я ссать буду, да?
Она сделала неудачную попытку пнуть его ногой, но сама чуть не упала с толчка. Даниил, придерживавший Оливу, чтобы она не упала, отпустил её и вышел из туалета. Но как только он закрыл за собой дверь, грохот падающего тела заставил его вернуться.
Олива как труп валялась возле толчка голой жопой кверху, нырнув головой прямо в кошачий туалет.
Наутро она ничего не помнила. Голова раскалывалась, чертовски хотелось пить. Во рту было горько, от волос почему-то пахло кошачьей ссаниной. И было ещё плохо, очень плохо, скверно и мерзко на душе…
— Мелкий, — позвал над её ухом чей-то голос.
И — о, как же хорошо вдруг стало! Вот чего ей не хватало — этого простого слова: «мелкий». И ещё трёх слов…
— Мелкий, я люблю тебя, — произнёс тот же голос и чьи-то губы приникли к её губам. Олива и хотела бы обмануть себя, но не смогла: голос был не тот, и губы были не те. Она открыла глаза, и увидела, что и человек, лежащий рядом с ней, тоже… не тот…
— Но я уже не люблю тебя, — сказала Олива.
— Прости меня, — сказал Даниил, — Прости меня за то, что я так легко отпустил тебя тогда. И за всё плохое, что случилось с тобой потом, тоже прости меня…
У Оливы из глаз брызнули слёзы.
— Я давно уже простила тебя, — сквозь слёзы произнесла она, — Ты тоже прости меня за всё…
— Тебе не за что просить у меня прощения.
— Да нет, есть за что…
— За что же? — спросил Даниил.
— За то, что моя любовь к тебе оказалась ненастоящей…
Глава 62
Ярпен,
«Я должен с ней поговорить, — наконец, решился он, — Это нельзя так оставлять. Пусть, наконец, поймёт... Я ей всё скажу».
Решив так он, едва дождавшись утра, поехал обратно на Садовую.
Дверь ему открыл заспанный, взлохмаченный Даниил.
— А где ты был? — удивился он, — Я думал, ты в соседней комнате спишь...
— Мне надо поговорить с Оливой, — сухо сказал Ярпен.
Даниил посмотрел на его лицо и осёкся: таким он Ярпена ещё не видел. С этими бескровными, плотно сжатыми в нитку тонкими губами, с дёргающимся мускулом на щеке, выражение худого и обычно доброго лица Ярпена было на удивление сухим и неприятным.
— Проходи, — только и сказал Даниил, давая дорогу.
Олива уже встала и, лохматая и опухшая с похмелья и слёз, сидела, сгорбив спину, на кухне, и, насупившись, мешала ложечкой свой чай. Сказать, что ей было погано — значит, не сказать ничего. За окном кисло сопливился дождь, на плите тихонько и жалобно посвистывал чайник — и свист этот вкупе с дождём заставлял Оливу плакать от жалости к себе — и чайнику, который, казалось, тоже стонал и плакал оттого, что был никому не нужен.
— Олив, нам надо поговорить, — без обиняков заявил Ярпен, садясь напротив неё.
Она вскинула на него глаза, но за пеленой своего горя не заметила перемен в его лице.
— Я слушаю.
— Я понимаю, что вчера ты была пьяная и не отвечала за свои слова, — сухо начал Ярпен, — Но теперь, когда ты протрезвела, нам необходимо кое-что прояснить.
Олива вспыхнула и опустила взор.
— Я не помню, что я вчера говорила...
— Зато я прекрасно помню. Ты говорила, что я... — Ярпен сделал над собой усилие, чтобы продолжать, — Что я в тебя влюбился... Так вот: я в тебя не влюбился.
— Ну, так и что же? — буркнула Олива в чашку.
— Более того, — продолжал Ярпен, которого равнодушная реакция Оливы разозлила ещё больше, — Я надеюсь, ты понимаешь, что после вчерашнего наши с тобой добрые отношения закончились. И ещё, — он встал из-за стола, — Если ты надумаешь писать продолжение своей книги, то пиши, пожалуйста, правду. Не надо корчить из себя звезду и выставлять остальных вокруг тебя шутами и влюблёнными болванами. Я к ним не причастен; да ты и сама знаешь, что всё не так...