Жизнь в аду

Лазарева Светлана

–Вот это другое дело! – кивнул папа и улыбнулся. – Так и надо было сразу. А то надо все слова палкой из тебя выбивать в прямом смысле слова! – после этого папа выпрямился. – Но попробуешь ещё раз меня обмануть, и я тебя прибью! Понял меня?! – спросил напоследок папа, и я тут же закивал, боясь, что папа снова меня может ударить, а ведь у меня итак без этого каждая часть тела просто горела.

Только после этого папа кивнул, как бы веря мне, равнодушно перешагнул через меня и, кинув палку на пол, плюхнулся в кресло. Он, как ни в чём небывало, включил телевизор и, удобно усевшись, начал смотреть очередной фильм. Ему даже было неинтересно, как я, и могу ли я хотя бы подняться, а я даже пошевелиться не мог, ни то чтобы подняться. Мне казалось, что папа переломал мне все кости, но я понимал, что, если бы папа переломал мне кости, то боль была бы ещё сильнее. Папа уже однажды ломал мне рёбра, и эта боль была настолько ужасной и сильной, что я орал вплоть до того, пока меня не привезли в больницу и не вкололи мне обезболивающее. Тогда папа соврал, что я типа

неудачно упал, и все ему поверили, а я говорить что-то не решился, потому что боялся, что, если мне не поверят и папа меня привезёт обратно домой, то дома мне опять крепко попадёт. Но хотя бы после этого случая папа около месяцев трёх меня не трогал и я мог спокойно лежать в своей комнате и наслаждаться тем, что меня никто не бьёт.

Сейчас же боль была не такой, как тогда. Да она была сильной, даже очень сильной… Мне было очень трудно её терпеть, и я даже не мог двигаться, но, скорее всего, я не мог двигаться из-за того, что у меня совсем не осталось сил. Вчера папа избил меня, сегодня одноклассники побили меня и потом снова папа, а ещё эти «пробежки» и я уже давно нормально не ел. Меня мучил сильный голод, но избавиться от него, как и от боли, я не мог. А просить папу дать что-нибудь поесть было бы глупо.

Я помню, как один раз после очередного избиения, почувствовал вкусный запах, который шёл от кухни. Понятное дело, я тут же поднялся с кровати и, не смотря на боль, я поплёлся на кухню, прихрамывая на правую ногу. Папа в тот день по этой ноге сильно ударил, и нога ужасно опухла. Я две недели не мог ходить в школу из-за опухшей ноги. Пройдя на кухню, я увидел, что папа ест вкусную курицу. Как же от неё вкусно пахло! Мне так хотелось съесть хотя бы маленький кусочек от этой курицы, но, когда я попросил у папы кусочек, он скривился и спросил, заслужил ли я этот кусок. А потом он меня просто прогнал в комнату и съел всю курицу сам, а я был вынужден лежать в комнате и пускать слюнки от этого вкусного запаха. Конечно же, я после того, как папа улёгся спать, в мусорном ведре нашёл всё, что осталось от курицы. Я обгрыз все кости и съел всё мясо, что осталось на костях, но этого всё равно было мало. Папа пожалел для меня маленький кусочек курицы, и это означало, что ему на меня вообще всё равно и я для него просто груша для битья, на которую можно выпустить свою злость.

От этой мысли и воспоминаний по моим щекам вновь потекли слёзы. Я через боль повернул голову и посмотрел на папу. Вот даже сейчас он спокойно сидел и не обращал на меня внимания, а я лежал на полу и не мог подняться. Будь он нормальным папой, то давно бы уже помог мне встать и отвёл бы в комнату. Хотя если бы он был нормальным папой, то он бы и бить меня не стал. Из моей груди вырвался тяжёлый вздох. Я полежал ещё немного и, подумав, что боль вроде немного стихла, сделал рывок, чтобы подняться, но тут же острая боль пронзила меня с головы до пят и я, громко застонав от боли, повалился обратно на пол. Папа кинул на меня косой взгляд, но с места, чтобы помочь мне, понятное дело, не поднялся. Я же не собирался отступать. Лежать я тут больше не собирался, потому что мне было страшно находиться рядом с папой. А вдруг он решит закончить дело и снова начнёт меня бить этой палкой? Она всё ещё лежала рядом с ним, и я предпочитал находиться подальше от папы и его палки. Я, крепко сжав зубы и стараясь больше не издавать ни звука, чтобы не раздражать этим папу, продолжил свои попытки встать. Но после двадцатой попытки я понял, что, правда, не могу встать. У меня вообще не осталось сил ни на что, а из-за того, что я двигался, боль становилась ещё острее и сильнее. Больше я не двигался и просто лежал посреди зала в ожидании того, что же теперь будет.

Так лежал я достаточно долго, и, только когда в телевизоре началась очередная реклама, папа встал с кресла. Я сразу напрягся. Папа сделал пару шагов и остановился прямо надо мной. Сначала он молча стоял надо мной, а потом грубо ударил меня ногой по спине и раздражённым голосом проговорил:

–Ну, и что ты тут разлёгся? Долго собираешься тут валяться? Вали в свою комнату!

–Я не могу встать, – только сказал я в своё оправдание, даже будучи не в силах повернуться к папе лицом.

–Не можешь встать? – зачем-то переспросил папа. – Правда? Тогда может тебе помочь? – предложил папа, повергнув меня в шок своим предложением. Пару секунд я и правда верил в то, что папа хочет помочь, и уже был готов согласиться на его помощь, как тут он грубо схватил меня за волосы. Стоило ему это сделать, как я понял, какую помощь он мне предлагал. – Такая помощь тебе подойдёт?! – спросил он и за волосы поволок меня в сторону моей комнаты. Я схватил папу за руку, которой он держал меня за волосы и, закричав от боли, начал вырываться из мёртвой хватки папы. А он, не обращая внимания на мои крики и вопли от боли, продолжал меня тащить за волосы, волоча по полу, как какой-то мешок картошки. Это было очень больно и неприятно, но папе было на это, как всегда, всё равно. Слёзы снова побежали по моим щекам.

Отпустил меня папа лишь тогда, когда дотащил до комнаты. Он бросил меня на пол около кровати. Я схватился за голову и начал трогать свои волосы, чтобы убедиться, что папа не вырвал мне все волосы. Они были на месте, но моя голова сильно гудела от такого грубого обращения. Я уже подумал, что папа вышел из моей комнаты, как тут он снова грубо схватил меня за волосы и, немного приподняв меня над полом, буквально прорычал мне на ухо:

–Завтра я пойду в школу, и я советую тебе молиться,

чтобы деньги нашлись. Если они не найдутся, то тебе точно конец. И не нойся! Я тебя предупреждал, что с тобой будет, если ты потеряешь деньги!

Сказав это, папа резко отпустил меня, и я, даже не успев подставить руки, дабы смягчить падение, упал обратно на пол, больно ударившись подбородком об пол. Застонав от боли, я потёр подбородок и взглянул на папу. Он кинул на меня грозный взгляд и наконец-то покинул мою комнату, захлопнув за собой дверь. Как только моя комната опустела, я с облегчением вздохнул. После всего пережитого мне сейчас хотелось побыть одному и желательно подальше от папы. Сейчас его я боялся в два раза больше, чем обычно. Из-за каких-то денег он был готов убить меня, и я не мог не бояться его. Сейчас я даже жалел, что вообще вернулся домой. Ведь у меня была возможность выйти невредимым из этой ситуации, но я вернулся домой и теперь вряд ли смогу убежать от папы. Хотя можно было бы попробовать это сделать завтра, когда папа пойдёт ко мне в школу, но невредимым выйти из ситуации всё равно уже не получится. Ведь папа уже избил меня, и теперь после такого сильного избиения мне даже двигаться было трудно и больно.

С такими мыслями я продолжал лежать на полу, в подробностях планируя свой завтрашний побег. А лежал я вплоть до того, пока каждая клеточка моего тела не начала противно ныть от твёрдого пола. Я понял, что больше так лежать не могу и надо хоть что-то сделать. Я поднял голову и посмотрел на кровать. Она вроде бы находилась так недалеко, но, ведь встать я не мог, и у меня был только один выход: доползти до своей кровати и как-нибудь забраться на неё. Попытаться стоило. Вот так лежать на полу с каждой минутой всё было невыносимее и невыносимее. Твёрдый пол ещё к тому же и усиливал боль, которая была итак ужасной, и я, даже не колеблясь внутри, начал ползти к кровати. Это было даже сложнее, чем я себе представлял, потому что от любого движения боль становилась ещё сильнее. Но отступать я не собирался и упорно продолжал ползти к кровати, тихо постанывая от боли и стараясь не кричать, чтобы папа меня не услышал. И вот буквально через пять минут я сделал это. Я дополз до кровати и, схватившись за край, начал взбираться на неё. С первой попытки сделать это у меня не получилось, но после десятой попытки я оказался на кровати. На хоть и немного твёрдой, старой, хлипкой и расшатанной кровати, которой уже было много-много лет, мне сразу же стало немного легче и удобнее. Я улёгся ничком на кровать и уткнулся лицом в подушку, которая тоже не была новой и особо мягкой, но я уже к ней привык. Хоть мне всё ещё было больно и плохо, но теперь хотя бы было лучше, чем когда я лежал на полу.

Мне хотелось, как можно дольше лежать и наслаждаться тишиной и покоем. Но моё наслаждение длилось недолго, потому что через какое-то время я понял, что хочу пить. Последний раз я пил утром и сейчас меня мучала сильная жажда. В горле у меня пересохло, а голова опять начала противно гудеть и напоминать о сегодняшнем ужасном дне. И вся боль вернулась в трёхкратном размере. У меня опять начало болеть всё тело, начала кружиться голова, а в глазах темнело. Мне было очень плохо, но я даже не мог встать для того, чтобы дойти до кухни и там выпить воды. Я попытался приподняться на кровати, но всё моё тело пронзила такая боль, что я, не выдержав, громко вскрикнул от боли и упал обратно на кровать. О второй попытке даже не могло быть и речи. Я обречённым взглядом посмотрел на дверь и тяжело вздохнул. Но тут я услышал тяжелые шаги и с ужасом понял, что папа идёт сюда. С каждым шагом он был всё ближе и ближе и вот он распахнул дверь и прошёл в мою комнату. И первое, что попалось мне на глаза – это стакан с водой. Папа никогда не переливал свою водку в стакан и всегда её пил из бутылки. И я точно знал, что в стакане была обычная вода. И сейчас моей единственной надеждой был папа. Я надеялся, что он мне даст сделать хотя бы глоток воды из его стакана. Ведь вода – это не курица и она идёт практически даром.

–Я пришёл тебе напомнить о том, что завтра иду в школу, – проговорил папа, – и, если деньги не найдутся, то это будет означать, что ты меня снова обманул и тогда точно пощады не жди! Надеюсь, ты меня понял. И, кстати, – тут папа хитро улыбнулся, и эта улыбка сразу мне не понравилась, потому что сегодня ни одна улыбка папы ничего хорошего не означала, – я же не хочу, чтобы ты сбежал, пока меня не будет. Поэтому я заберу твои ключи, – с этими словами папа помахал в воздухе моими ключами, которые он, скорее всего, взял из моей куртки. Я всегда их убирал туда и сейчас эта привычка сыграла со мной злую шутку. Я с ужасом смотрел на папу и свои ключи, понимая, что у меня не получится завтра сбежать из дома. Без ключей я выйти из квартиры не мог. Теперь я точно был обречён. Я был, как никогда беспомощным, и от собственной беспомощности на моих глазах выступили слёзы. – Завтра они будут со мной, так что даже не думай удрать от меня, – добавил папа и убрал ключи себе в карман.

Он уже хотел выйти из моей комнаты, как тут я всё-таки решился подать голос.

–Пап, – тихо позвал я его, и он нехотя повернулся ко мне.

–Что тебе надо? – раздражённым голосом спросил папа, видимо, не желая тратить своё время на меня.

–Пожалуйста, дай мне воды, – так же тихо попросил я.

–Ты хочешь воды? – переспросил папа и усмехнулся. Он сделал шаг ко мне и протянул мне стакан. – Держи, – сказал он. Я сквозь боль приподнялся и потянулся к стакану, веря, что пап хочет мне дать попить, но тут папа наклонил стакан и вылил всю воду на пол. – Ой, прости, – сделал он несчастный вид. – Я случайно всё пролил.