Жизнь Вивекананды
Шрифт:
Они уехали с ним, реализовав все свои небольшие сбережения. Но Вивекананда, больше заботившийся о будущем своих старых друзей, чем они сами, не позволил им отдать все его делу и настоял, чтоб они сохранили часть для себя. Они смотрели на Свами, как на своего сына. Они посвятили себя, как увидим ниже, организации в Гималаях Адвайта Ашрам, о котором он мечтал, для размышлений о безличном Боге: ибо именно адвайтизм привлек их всего более в учении Вивекананды, и для него это было также самое насущное. Г-н Севье умер в 1901 году в построенном им монастыре. Г-жа Севье пережила его, так же как и Вивекананда. Около пятнадцати лет она оставалась, единственная из европейцев, в этом отдаленном месте, в глубине гор, недоступных на целые месяцы, занимаясь обучением индийских детей.
— И вы не скучали? — спросила ее мисс Мак-Леод.
— Я думала о нем (о Вивекананде), — просто ответила она.
Эти удивительные друзья, дарованные Англией Индии, были привилегией не только Вивекананды. Великие индусы всегда находили среди англичан наиболее постоянных, наиболее стойких учеников и помощников. Известно, чем были и остались для Тагора или Ганди такие люди, как Пирсон, Эндрьюс или "Mirabhen"… [145]
145
Мисс Маделена Слэд.
И, однако, на этой земле, в которой его слово пробудило столь глубокие отклики, он не попытался ничего основать, как в Соединенных Штатах, где предстояло зародиться Ramakrishna Mission. Может быть, как мне говорила одна из его американских учениц, он отдал себе отчет, что высокий умственный уровень Англии и Европы требует и соответствующего культурного уровня от его индусских миссионеров, не так часто встречающегося у братьев Баранагора?.. [146] Нужно, я думаю, учитывать и громадную усталость, которая начинала отягощать его. Он устал от мира и от служения делам. Он стремился к великому покою. Болезнь, которая глухо точила, как червь, его телесную оболочку, отдаляла его от жизни. В эти минуты он отказывался строить. Он говорил, что он не организатор. Он писал 23 августа 1896 года [147] :
146
Однако Сарадананда, которого он вызвал в Лондон (апрель 1896 года) и послал в Америку, был солидным философским умом, который мог бы стоять на равной ноге с европейскими метафизиками. Абхедананда, сменивший его в Лондоне (октябрь 1896 года), был также принят очень хорошо.
147
Из Люцерна.
"Я начал дело: пусть другие завершают его! Чтобы пустить его в ход, я вынужден был замарать себя деньгами, имуществом [148] . Теперь моя часть работы сделана. Мне не интересны более ни веданта, ни какая-либо философия, ни труд… Эта форма добра, эти дела надоели мне!.. Я готовлюсь уйти, чтобы уже не возвращаться в этот ад, в мир!"
Трагический крик души, все страдание которого понятно тем, кто испытал страшное истощение подтачивавшей его болезни! В другие минуты она, напротив, давала себя знать порывами экзальтации: вся вселенная представлялась ему беспечной игрой Бога-ребенка, лишенного рассудка [149] . Но радость или горе, это было то же отрешение. Мир уходил от него. Нить, к которой был привязан воздушный змей, обрывалась [150] .
148
Ибо он разделял по отношению к деньгам физическое отвращение, которое проявлял Рамакришна.
149
Ср. письмо от 6 июля 1896 года сэру Фрэнсису Леггетту, которое кончается порывом восторженной радости:
"Я благословляю день, когда я родился… Мой Возлюбленный — мой товарищ по играм. Во вселенной нет ни ритма, ни разума. Радостный! Он играет и в слезы и в смех, играет все роли пьесы. А! Развлечения мира!.. Стая выпущенных на волю школьников, веселое товарищество играющих, которые братаются между собой!.. Кого хвалить?.. Кого бранить?.. У него нет разума. У него нет мозга, и он обманывает нас, с этим малым разумом и малым мозгом. Но на этот раз он меня не поймает!.. Я знаю пароль игры: по ту сторону разума и науки и всяческих слов есть Любовь, есть Возлюбленный… Наполним чашу, и мы будем безумны!.."
150
Ср. притчу Рамакришны, цитированную в первой части.
* * *
Преданные друзья, следившие за ним, увлекли его еще раз в путешествие для отдыха, в Швейцарию. Он провел там большую часть лета 1896 года [151] и по-видимому поправился, наслаждаясь воздухом, снегом, потоками, горами, которые напоминали ему Гималаи [152] . В деревушке, в глубине Альп, между Монбланом и Сен-Бернаром, у него впервые зародилась мысль основать в Гималаях монастырь, где объединились бы ученики Запада и Востока. Сопровождавшие его Севье подхватили эту мысль: она стала задачей их жизни.
151
В Женеве, Монтре, Шильоне, Шамуни, Сен-Бернаре, Люцерне, Риги, Церматте, Шаффгаузене.
152
Он утверждал также, что находит в крестьянской жизни Швейцарии, в обычаях и костюмах сходство с горцами северной Индии.
В его горное убежище пришло письмо от профессора Пауля Дейссена, который приглашал его к себе в Киль. Чтоб увидеться с ним, он сократил свое пребывание в Швейцарии и отправился обычным путем студентов, через Гейдельберг, Кобленц, Кельн, Берлин: ему хотелось получить хотя бы общее впечатление от Германии, материальная мощь и большая культура которой его поразили. Я рассказал в "Jahrbuch der Schopenhauer Gesellschaft" [153]
153
1927 год. Согласно воспоминаниям г-на Севье и замечаниям, собранным в большой "Жизни Вивекананды".
154
Лекция, прочитанная в Бомбее 25 февраля 1893 года, в индийском отделении Royal Atlantic Society. Он напомнил эти слова Вивекананде.
Но, если Дейссен и почувствовал личное обаяние, умственные дарования и обширные знания Свами, из замечаний в его Дневнике не видно, чтобы он предчувствовал значительность судьбы своего юного гостя. В особенности далек он был от представления о трагической серьезности души этого человека, крепкого и веселого по внешности, который, однако, носил в сердце боль о своем несчастном народе, а в теле — печать смерти. Он видел его в момент счастливого отдыха и признательного самозабвения, в присутствии германского ученого и мудреца, столько сделавшего для Индии. Эта благодарность не изгладилась из памяти Вивекананды, и он сберег светлое воспоминание о кильских днях, как и о днях в Гамбурге, Амстердаме и Лондоне, куда Дейссен его сопровождал [155] . Отблеск этих дней сохранился в великолепной статье в "Brahmavadin", где Вивекананда позднее напоминает своим ученикам о долге благодарности Индии великим европейцам, сумевшим ее понять и полюбить больше, чем она сама, и в первую очередь — Максу Мюллеру и Паулю Дейссену.
155
Севье рассказывает, что Дейссен нашел Вивекананду в Гамбурге, что они вместе совершили путешествие через Голландию, провели три дня в Амстердаме, затем отправились в Лондон, где в течение двух недель ежедневно беседовали. В то же время Вивекананда вновь встречал в Оксфорде Макса Мюллера. "Таким образом три великих ума беседовали вместе".
Он провел еще два месяца в Англии, встречаясь вновь с Максом Мюллером, с Эдуардом Карпентером, Фредериком Миэром, читая новый цикл лекций о веданте, об индусской теории майи и об адвайте [156] . Но его пребывание в Европе подходило к концу. Голос Индии призывал его. Его охватила тоска по родине. Человек уже обессиленный, который три месяца назад отказывался, с бурным отчаянием, наложить на себя новые цепи [157] , который хотел бежать от адского колеса жизни и деятельности, вновь бросался в него и собственными руками привязывал себя к жернову. Ибо, как он говорил, прощаясь, своим английским друзьям:
156
Нужно заметить, что последняя лекция, заключительное слово, посвящено адвайта веданте (10 декабря 1896 года), его заветной идее.
157
"Я отрекся от железного ярма, от семейных уз; я не хочу надевать золотой цепи религиозного братства, я свободен, я должен всегда быть свободен. Я хочу, чтоб весь мир был тоже свободен, как воздух. Я же сыграл свою роль в мире, я удаляюсь…"
Это было написано 23 августа 1896 года в Люцерне, в момент, когда его вырвали из вихря деятельности и он остался без дыхания, готовый упасть. Воздух Швейцарии еще не укрепил его.
"Возможно, что мне хочется покинуть это тело, сбросить его, как обветшавшую одежду. Но я никогда не перестану помогать человечеству".
Действовать, служить, в этой жизни, в жизни будущей, возрождаться, все время возрождаться для нового служения… Нет, Вивекананде не позволено "больше не возвращаться в этот ад". Ибо его участь, смысл его существования — именно возвращаться; возвращаться без отдыха, чтобы бороться с пламенем этого ада и вырывать у него его жертвы. Ибо его закон — сгореть в нем ради спасения других…
Он выехал из Англии 16 декабря 1896 года, проехал через Дувр, Калэ, Мон-Сени, закончил свое посещение Европы кратковременным путешествием по Италии, поклонился в Милане Тайной Вечере да Винчи: особенно взволновал его Рим, который в его представлении занимал место, подобное Дели, и где в каждый момент его поражали черты сходства между католической литургией [158] и индусскими обрядами. Он чувствовал ее великолепие и защищал красоту ее символа и производимого ею впечатления, возражая сопровождавшим его англичанам; его глубоко трогали воспоминания о первых христианских мучениках в катакомбах; он разделял нежное поклонение итальянского народа младенцу Христу и Матери Деве [159] . Они все время присутствовали в его мыслях. Это видно из многих его слов, которые я уже приводил. Когда он был в Швейцарии перед небольшой часовней в горах, он сорвал цветы и попросил г-жу Севье положить их к ногам Девы, сказав:
158
Все напоминает ему Индию: тонзура священников, крестное знамение, ладан, музыка. В Таинстве причастия он видит видоизмененный ведический прасада — предложение богам трапезы, которая затем съедается.
159
Он находится в Риме во время празднования Рождества и принимает в нем участие. Накануне, в Santa Maria d'Ara Coeli, он видел наивное поклонение, оказываемое детьми Bambino.