Жизнь взаймы
Шрифт:
Транспорт покинул стоянку и выкатился в город. В другое время Татьяна впитывала бы новые впечатления, как губка, а сейчас даже не смотрела по сторонам — силы уходили только на то, чтобы сдержать бешено рвущееся сердце. По краю зрения скользили невысокие здания, похожие на грибы «дедушкин табак», водившиеся в лесу рядом с бабушкиной дачей, огромные, залитые солнечным светом площади, уставленные разноцветными лилэо, парки, полные низких деревьев с пятнистыми кронами и заваленных подушками сидений, формой напоминающих пиалы.
Транспорт покинул городскую территорию, набрал высоту, и внизу
Татьяна машинально пожелала на юмбайском спутнику кроткого неба и вышла. Шагнула к трепетавшей на ветру занавеси, скрывающей вход. Остановилась, не в силах справиться с эмоциями. Как вдруг занавесь отлетела в сторону, а вместо неё взметнулись чёрно-белым шатром такие родные крылья. Горячие руки обхватили Татьяну, перетащили через порог… Не в силах произнести ни слова, она смотрела в осунувшееся лицо проангела, отмечала новые морщинки в углах глаз, горькую складку у губ, страшную пустоту во взгляде. Пустоту, которую ничто не могло заполнить.
— Танни!.. — прошептал Ларрил и прижал её к себе, укрыв крыльями, плечами, ладонями. — Ветер мой, Танни…
Она уткнулась лицом ему под подбородок и затихла. В голове не было ни единой мысли — ни своей, ни чужой, словно и не происходило слияния с Управляющим Разумом. Это лишний раз доказывало, что Татьяна поступила верно, уничтожив границы между ними.
Тонкое полотнище отсекло звуки с улицы. Тишина, в которой бились в унисон сердца, накрыла шатёр плотным колпаком.
Ларрил обнял ладонями её лицо и поднял к себе. Губами стёр слёзы с щёк — бережно, будто касался величайшей драгоценности во вселенной.
«Ты — мой воздух, Танни! — раздался в сознании безмолвный голос. — Без тебя я не мог дышать!»
Она дрожащими пальцами дотронулась до его век и прошептала:
— А ты потерял свой мир, родной. Как же мы теперь?
Сама не замечая, назвала его «родным». Назвала по-русски, потому что в межгалактическом коде подобное слово означало лишь кровное родство и было лишено того глубинного значения, что придавали ему на Земле.
Ларрил чуть отстранился.
— Через несколько дней я отправляюсь в сектор Небо, на флагманский корабль «Транзион» Третьей объединённой эскадры Ассоциации, в качестве командира разведывательного пилотного звена…
В глазах проангела плескалась пустота: ему предстояло вернуться домой, точнее, туда, где раньше был дом. И он пытался, но не мог представить, что ждёт его там — хотя много раз смотрел вижн, разосланный по официальным каналам.
А затем его взгляд изменился. Татьяне Викторовне были знакомы и это ожидание, и эта надежда и… эта тревога.
— Врачи нужны везде, Танни, — тихо сказал Ларрил.
Она спрятала лицо у него на груди, чтобы не дать разглядеть в её глазах панику, сомнение и боль. Опять возникло ощущение рассечённого надвое сердца, мира, разбитого на осколки. И лишь одно оставалось незыблемым — свет красных крестов на крыльях
За несколько мгновений Татьяна, кажется, пережила эмоций больше, чем за всё время посещения Туманного Айсберга! Но когда она подняла голову и взглянула на Ларрила, так и не зная, что ответить, тот неожиданно подхватил её на руки и закрыл губы поцелуем. Они целовались, будто изголодавшиеся. Притяжение уже танцевало под кожей, приподнимая обоих над полом.
Повинуясь жесту проангела, занавесь, прикрывающая вход, натянулась плотной мембраной, отсекая внутреннее помещение шатра от остального мира.
Ларрил так и не отпустил свою ношу, лишь чуть отстранился, бережно опуская Татьяну на узкое ложе. Навис над ней, удерживая себя на вытянутых руках и прошептал, едва касаясь губами губ:
— Молчи, Танни. Я знаю твой ответ. И всё равно…
Он не договорил. Татьяна за плечи притянула его к себе, будто хотела укрыться, спрятаться под ним от расставания, что замаячило на горизонте вместе с сиреневыми юмбайскими сумерками…
Время ухнуло в бездну. Ночь накрыла планету фиолетовым бархатным покрывалом, а рассвет прошил его серебряными и охряными нитями. Ларрил, морщась, слушал сбивчивый рассказ, наверняка отмечая не состыковки, но не задал ни единого вопроса. Принял всё как должное, и Татьяна не знала — радует её это, как признак доверия с его стороны, или обижает — как безразличие. Она упомянула и о разговоре с Дуг-Кагном, а затем спросила:
— Но почему ты больше не командор М-63? О?гири всё-таки заставила тебя покинуть пост?
— ВаГаБан? — удивился проангел. — Она здесь не при чём. Мы расстались если не друзьями, то боевыми товарищами, а это дорогого стоит. Покинуть пост и отбыть на флот — моё решение. Третья объединённая эскадра набирается из тех, у кого на Райе погибли родители, дети, друзья. Я хочу быть там.
«А я хочу быть с тобой, — подумала Татьяна, прижимаясь к его груди и слушая сердце, — вот только…»
— Вот только тебя не будет со мной, — грустно усмехнулся Ларрил. — Я надеялся, что ты скажешь «да», Танни, но… не верил в это.
Ей снова, как и раньше, показалось, что они стали единым существом с общими мыслями.
— Ты понимаешь меня? — она приподнялась, желая заглянуть ему в лицо.
— Понимаю, — серьёзно кивнул проангел. — У тебя свой рубеж, Танни, который ты удержишь даже ценой собственной жизни. Я… — он запнулся, потом с трудом произнёс по слогам чужое слово: — …люб-лю тебя такой. Ты — моя анга из чужого мира. И другой не будет!
«И другой не будет!»
Заглянули в душу невозможные, тёмные глаза Ричарда Львова, полные странных искр.
Татьяна зажмурилась, прогоняя воспоминание, и потянула к себе голову Ларрила, зарылась лицом в его кудри, вдыхая запах, ставший родным. Не было ничего! Ни тихих разговоров в чреве чужого корабля-похитителя, ни взглядов двоих, близко стоящих друг к другу, ни случайных прикосновений. Не было ощущения, что целый мир подождёт, пока она и Ричи дотянутся друг к другу через время. Есть только сейчас, есть тепло и нежность узких губ проангела, жар его ладоней, один и тот же воздух, что наполняет грудные клетки, одно и то же Притяжение, которое не возникает просто так.