Жизнь за ангела

Соловьёва Наталья

 - Ай! – завопил я, защищаясь от тумаков. – Я других не знаю!

 - Ну, все! Сейчас ты у меня точно получишь!

 - Ай! Ай! Я же больной. Я же раненный! Я буду жаловаться! А-а-й! Бандитка!

 Услышав наш смех, вошел доктор.

 - Что здесь происходит?

 - Обижают, раненного бьют. Это жестокое обращение с пленными! Я требую соблюдения женевской конвенции!

 - Вас на улице слышно! Сейчас придет кто-нибудь, разбираться, что здесь происходит, будет тогда, Вас точно отсюда выкинут, дождетесь.

 -

Он мне тут сказки рассказывает, анекдоты про красную шапочку.

 - Какие еще анекдоты?

 - Пошлые!

 - Про любовь!

 - Да! А ну расскажите, я тоже послушаю! Чего молчишь? Продолжай!

 Пришлось мне и доктору анекдоты травить!

 - Приезжает как-то немецкий офицер, лейтенант, после ранения домой, в отпуск, а жена, фрау, с любовником! Он достает пистолет, ну сейчас я его убью! Вдруг видит, а это майор из его же части. Спрашивает: «Чего надо?» «Ой! Извините, что помешал! Ничего, вы развлекайтесь господин майор, развлекайтесь, а я уж тогда после вас, в порядке очереди».

 Доктор тоже посмеялся.

 Мы весело болтали, при этом хохотали как дети. Кажется, даже забыли о том, что происходит, о войне не хотелось и думать. Я часто с ней разговаривал, рассказывал анекдоты, мне нравилось слышать ее смех, абсолютно искренний, заливистый и звонкий как колокольчик. В те моменты я забывал обо всем плохом и ни о чем не вспоминал, даже о том, что в плену, и о том какая участь меня ожидает. Это было и невозможно, если об этом думал все время, то наверное сошел бы с ума! Несмотря на все, пока был живой, жизнь продолжалась, и надо было как-то жить дальше, мириться с тем положением, в котором я оказался, и общаться с людьми, которые меня окружали. У меня был такой характер, что без общения я не мог, это мне было необходимо, как воздух! Поэтому я готов был общаться даже с врагами, да и воспринимал ли я русских сейчас как врагов? Глядя на Катю и доктора Соколова этого нельзя было представить. За это время я успел к ним привыкнуть и даже по-своему привязаться, честное слово! Хоть доктор и ворчал на меня иногда, я понимал, что это, скорее всего для порядка, чтобы я лишний раз слишком не расслаблялся и помнил, где нахожусь.

 - Расскажи еще что-нибудь, – попросила Катя.

 Мое умение шутить, и чувство юмора, явно ее веселило.

 - Хорошо. Летят немецкие солдаты в самолете, надо прыгать с парашютом, а они боятся. Тут инструктор пилоту и говорит: «Сейчас я их заставлю! Смотри, выпрыгнут как миленькие!». «Это как?». «А у меня специальное средство есть», - достает и показывает мышь! Те с визгом, выпрыгивают из самолета. «Ну, как?» - Поворачивается к пилоту, а того уже нет в кабине, один штурвал!

 Катюшка опять рассмеялась.

 - А хочешь про разведку?

 - Давай.

 Ползут немецкие разведчики, услышал шум русский часовой, кричит: "Стой! Кто идёт?"

 Один из разведчиков «Мяу!». Часовой говорит: "А, котёнок"

 Ползут

обратно, часовой опять: "Стой! Кто идёт?" Второй разведчик: Дас ист вир кацэн, цурук крахен "Это мы, коты, обратно ползём", перевел на русский.

 Мы оба смеялись, услышав на веселый хохот, в палату снова заглянул доктор.

 - Что здесь опять происходит? Вам так весело?

 - Он мне опять анекдоты рассказывает, – сказала Катя.

 - Анекдоты? По-моему вы в плену, а ведете себя так, как не знаю где!

 - Я знаю, что в плену. Плакать мне что ли? Для меня война уже закончилась.

 - Да? Вы этому так радуетесь? – доктора все же иногда, наверное раздражало мое чересчур оптимистичное настроение.

 - А почему нет?

 - Вот отправят вас в лагерь, там будете радоваться.

 - В Сибирь? Там же холодно?

 - А ты как думал? На курорт тебя пошлют?

 - В Сибирь так в Сибирь. А кормить будут?

 - Будут, и одежду дадут, так что совсем не замерзнешь, в Сибири тоже жить можно.

 - Тогда с работой я справлюсь. Я голодный работать не смогу, сил не будет. Как будут кормить, так и работать буду!

 - Ишь ты, умник нашелся. Ну, посмотрим, как запоешь, – усмехнулся Соколов.

 - А может мне там понравиться? – я пытался прикинуться наивным простачком.
– Вот останусь я в вашей Сибири, девушку там найду, она меня согреет. Мне с ней тепло будет.

 - Интересно, кто вам это позволит?

 - А что нельзя? Я же ее любить буду. Даже женщин нельзя! – махнул рукой.
– Никакой радости в жизни!

 - А ты оптимист неисправимый, однако!

 Доктор, в конце концов плюнул, поняв что наверное бесполезно спорить с придурком.

 Иногда я, конечно мог впасть в отчаяние, но все равно брал себя в руки, и ничто не могло меня сломить, словно ветку, которая гнулась, но не ломалась.

 Катя вдруг увидела у меня на пальце обручальное кольцо, которого раньше не замечала.

 - Ты что женат? – спросила она.
– У тебя жена есть?

 - Была.

 - Была? Почему? Вы расстались?

 - Нет, она умерла. Я просто ношу кольцо на память.

 - Прости. Ты ее любил?

 - Да, любил…

 - Сильно?

 - Сильно.

 - А как ее звали?

 - Инга. – Ответил я ей.

 - У тебя ребенок есть?

 - Есть. Дочка, три года.

 - И как же ее зовут?

 - Катарина.

 - А кем ты работал? Кто по профессии? – продолжала расспрашивать Катя

 - Журналист, работал в газете. Я окончил берлинский университет, факультет журналистики и иностранных языков.

 - Вот как? Значить ты у нас ученый? Умный значить?

 - А что я, дураком быть должен? Я три языка знаю.

 - Какие еще?

 - Польский, немецкий, немного французский, английский.

 - Хм… Представитель прессы, и о чем же ты писал в своей газете? Гитлеру хвалебные оды?