Жизненные навыки. Тренинговые занятия с младшими подростками (5–6 классы)
Шрифт:
Начавшееся половое созревание – это не только гормональный всплеск, но и серьезные метаморфозы, которые происходят с ростом, весом, мышцами, внутренними органами. Если в детстве рост и вес увеличивались более или менее равномерно, в раннем подростковом возрасте происходит скачок роста. Особенно интенсивно подростки растут весной и летом. Нелепо выглядят, «путаются» в собственных руках-ногах из-за смещения центра тяжести, неуклюже двигаются. Рост начинается со стоп и ладоней, затем вытягиваются руки и ноги, и только позднее начинают обозначаться бедра и расширяться плечи. Рост костей такой интенсивный, что меняется выражение лица – ведь череп тоже состоит из костей. Особенно это заметно у мальчиков. Но когда начнется этот взрыв трансформаций внешности – в 10 или в 13? По-разному. Это зависит от национальности, наследственности, питания и других факторов. Сегодня пубертат начинается гораздо раньше, чем у родительского поколения. У девочек по-прежнему раньше, чем у мальчиков, в возрасте 10 лет. У мальчиков – около 11. Нормой возраста старта сегодня физиологи считают и 8 и 16 лет. Но ведь ребенку от этого не легче. Дети 11 – 12 лет постоянно и тщательно исследуют свое тело и замечают каждое изменение. Это похоже на то, что делает беременная женщина, каждый день замечая в теле новые удивительные изменения. Такой пристальный
Поглощенность собственным телом, о которой так много пишут подростковые психологи, становится понятной. Проблемой становится не само трепетное отслеживание изменений внешности, а то, что с этой информацией делает подросток. Его Я еще не слишком развито, у него мало опыта, и, собственно, он не хотел и не планировал никаких изменений. Тем более таких значимых и таких радикальных. Этим девочка-подросток отличается, к примеру, от беременной женщины.
Отсюда – приступы подозрительности и раздражающая родителей постоянная тенденция любую информацию об изменениях делать поводом для снижения самоценности. Все, что ни видят в зеркале, интерпретируется одинаково: «Я недостаточно ценный!», «Почему у меня слишком большая (маленькая, некрасивая, несимметричная, широкая, узкая) грудь?», «Я знаю, у меня никогда не вырастут мускулы!», «У всех растут волосы на лице, а у меня нет!». Как и в других случаях неуверенности в самоценности, взгляд подростка обращается на окружающих, их оценки воспринимаются некритично, как окончательные. А поскольку сами сверстники находятся в таком же проблемном состоянии, все, чего они боятся в связи с собой, становится поводом для проекций и, конечно, очень обижает. Что на это скажешь? Такое испытание и человеку, умеющему оценивать и выносить суждения, было бы нелегко пережить! А мы имеем дело с детьми.
Тема тела требует предельной деликатности и мощной поддержки со стороны взрослого. На годы остаются в душе ребенка ранения, нанесенные бестактными взрослыми: родителями, учителями. Именно они вспоминаются на сессиях самопознания, в задушевных разговорах. «Ну, хоть грудь у тебя красивая», – говорит мама, подойдя к смотрящей на себя в зеркало дочери. Пятидесятилетняя женщина все еще хранит эту фразу в глубине души. Красивая, успешная и счастливая женщина вспоминает: «Когда я была подростком, помню, учительница моя сказала: “А вот Лидочка как красиво ходит, походка у нее легкая”».
Тема тела для младшего подростка – самая короткая дорога в самое сердце и на всю жизнь. Многое может вырасти – плохого и хорошего – из спонтанно брошенной фразы. Помните об этом и расскажите родителям. Не имея хорошего внутреннего собеседника, эта лавина изменений натыкается на пока еще слабое Я. Поэтому у подростка нет внутреннего защитника, нет того, кто может возразить чужим оценкам. Сила Я определяется натренированной привычкой самостоятельно рассматривать и оценивать ситуацию, которая требует какого-то к себе отношения. Развитое мышление для этого просто необходимо. Г. Цукерман отмечает, что младшие подростки живут в тумане само-поглощенности, что их достаточно высокий уровень мышления вновь делает их эгоцентричными. Они живут как на сцене и действуют как бы перед воображаемой аудиторией. Многочисленные эмпирические исследования указывают и на резкие смены настроения подростков, их неуравновешенность, моментальные и резкие изменения характера, пугающие окружающих, которые начинают подозревать подростка в двуличности. Все это можно объяснить зависимостью от чужих оценок за неимением собственного инструмента оценивания, которым является Я.
К 11 годам мышление и восприятие мира у ребенка уже достаточно развито. Это возраст перехода от стадии конкретных операций к стадии формальных. О стадии конкретных операций мы уже много писали в предыдущих книжках, она характеризуется здоровым эмпиризмом: дети любят и умеют наблюдать, классифицировать, замечать общие основания для объединения объектов группы. Но мышление опирается на фактическое. Главный метод – индукция. Главная особенность – быть привязанным к восприятию, не заглядывая в будущее, не предсказывая и даже не задумываясь о том, что может быть дальше. Ж. Пиаже считал, что формально-логическое мышление становится атрибутом психики ребенка не ранее 12 лет.
Стадия формальных операций, которой в 11 лет еще нет, характеризуется следующими особенностями: 1) гипотетико-дедуктивный подход к решению задач начинает преобладать над эмпирико-индуктивным; 2) гипотезы о возможных способах решения проверяются на основе системы логических пропозиций (Ж. Пиаже выделяет 16 таких пропозиций, хотя ни одно эмпирическое исследование не обнаруживает весь набор даже в мышлении взрослых с высшим образованием); 3) появляется способность вырабатывать и применять эффективные стратегии планирования и поиска и организации информации. Д. Элкинд обнаружил, что формальные операции складываются у американских школьников к 12 годам, но если мальчики применяют новые интеллектуальные возможности в сфере научного познания, то девочки – в области социальных межличностных отношений (Elkind, 1975). Получается, что 11 – 12 лет – это некий период перехода, превращения одного способа мышления в другой, качественно новый. Поскольку мышление – важный помощник Я в его работе по вынесению самостоятельных суждений обо всем и о себе, его «переходность» очень влияет на самооценку, настроение, уязвимость. Клинические исследования, выполненные в институте Гезелла (Йель), свидетельствуют о резком усилении негативных эмоциональных проявлений в домашнем и не только домашнем поведении 11-летних школьников. «Мы находим, что на одиннадцатый год жизни приходится пик эмоциональной нестабильности. Поведение, похоже, распадается на куски. По отношению
Вне семьи, особенно в домах своих друзей, эти дети могут выглядеть совсем иначе: дружелюбными, благовоспитанными и жизнерадостными. В школе отмечается наибольшая неровность в усердии и успешности, самый низкий уровень внимания, чрезвычайная непоседливость и отвлекаемость, забывчивость, взрывчатость и уход в фантазии, «сны наяву».
Пока Я не обзавелось хорошо освоенными способами анализа ситуации, оно гарантирует проблемы с самооценкой. В лучшем случае самооценка неустойчивая, напоминающая качели, в худшем – хронически заниженная. Если рядом нет взрослого, который бы временно взял на себя функцию помощи в рассматривании и оценивании (то есть подставил в рассуждения ребенка свое зрелое Я как костыль), тогда ребенок обязательно оказывается чрезвычайно восприимчивым к негативному влиянию со стороны сверстников. Эмпирические данные показывают, что начавшееся в 9-летнем возрасте снижение самооценки продолжается и достигает своего пика к 11 – 12 годам. Только к 14 годам самооценка начинает подниматься, тогда же исчезает и феномен «существования на сцене», когда подростки искренне полагают, что окружающие люди пристально их оценивают, поэтому напряжены и ведут себя нарочито. По-видимому, исчезновение этих особенностей поведения – лучший показатель того, что внутри постепенно начало оформляться и уплотняться нечто собственное – открыто смотрящее на себя и на мир, думающее Я. В период 11 – 12 лет этот процесс, пока еще скрытый и неоконченный, идет очень интенсивно. И здесь мы, воспитатели, можем повлиять на ход формирования сильного Я. Чем более доступен взрослый, который открыт для диалога, тем скорее появится уверенность в себе у подростка. Чем в большей степени разговор между взрослым и подростком напоминает кьеркегоровские и сократовские диалоги, тем эффективнее будет процесс становления Я. В предыдущей главе мы говорили о том, как разговаривать. Из этой главы становится ясно, почему это нужно делать. И здесь есть проблема для взрослого. Сензитивный период, когда мы действительно нужны нашим детям, – это период раннего подросткового возраста. Потом вес нашего участия станет гораздо менее значимым, даже если разговоры станут задушевнее и длиннее. Не потом, а сейчас, с колючим, переменчивым и отталкивающим подростком должен находиться родитель-психолог-взрослый всегда, когда он нужен. А времени нет…Или нет сил терпеть эти отталкивания и хамство в свой адрес. Или его чудовищное нежелание думать о ком-то еще, кроме себя… Это проблема.
Взвесив все «за» и «против», детские психотерапевты предлагают родителям принять правило: оставить «дисциплинирующий» принцип «общение происходит на моих условиях» и просто быть готовым к разговору всякий раз, когда подросток обращается с негласной просьбой об этом.
Когда мы говорим о выполняющем функцию замещения сильном Я взрослого, то не должны забывать и о том, что с каждым конфликтом собственное Я подростка становится сильнее, если он этим конфликтом занимается. Что значит «занимается»? Размышляет, обсуждает со своим другом-сверстником, иногда – с нами, взрослыми. Незаметная глазу работа по освоению этой вотчины отрочества – сферы человеческих чувств и отношений – происходит, когда ребенок поглощен сериалом, когда участвует в обсуждении чьей-то чужой проблемы. Подобно Менделееву, увидевшему свою гениальную периодизацию во сне, подросток тоже в этих раздражающих «снах наяву» концентрирован на решении своих собственных задач. Наблюдения родителей и воспитателей, а также исследования показывают, что в центре внимания подростков как раз и стоит эта самая задача понимания других людей, мотивов их поступков, понимания собственных действий и желаний, – подростки становятся психологами.
Иногда задачи бывают особенно сложными из-за социокультурных ожиданий. Сюзан Панзарин пишет: «Психологи, изучающие развитие девочек раннего подросткового возраста, указывают на откровенную противоречивость культурных установок по отношению к ним. Девочки должны быть умными, но не слишком, потому что тогда они будут отпугивать; они должны быть привлекательными, но не сексуальными; они должны быть уверенными и прямыми, но не должны задевать чувства других людей… В возрасте 10 лет девочкам не возбраняется сердиться или вступать в открытый конфликт во взаимоотношениях. Но с наступлением пубертата девочки усваивают, что открытый конфликт или разногласия могут привести к тому, что с ними не будут общаться, навесят ярлык «противной» или чего-нибудь похуже. Они прекращают открыто высказываться и говорить то, что они на самом деле думают и чувствуют, и стараются быть приятными. Они предают себя, утрачивают уверенность в собственных силах и чувствуют себя отвратительно» (Панзарин, 2008).
Это еще один пример того самого двойного понимания социума и социальности, о котором двести лет назад писал Кьеркегор. В данном случае социальность влияет на личность разрушительно. В США в 90-е годы бестселлером стала книга Мишель Пайфер «Ожившая Офелия» (M. Pifer “Revival Ofelia”), в которой даются впечатляющие описания проблем девочек-подростков изнутри, из субъективного опыта. Автор-психотерапевт указывает на важнейшие проблемы и иллюстрирует их случаями из своей практики. Она пишет: «В раннем пубертате с девочками происходит нечто драматическое. Подобно самолетам и кораблям, мистическим образом исчезающим в Бермудском треугольнике, эго девочек растворяется в толпе. Они терпят крушение и сгорают в Бермудском треугольнике социума и саморазвития». Главной проблемой автор видит систематически подспудно формируемую социумом установку подчинения и подыгрывания. Ложная гармонизация в отношениях негласно объявляется неотъемлемым атрибутом женственности. Внешность объявляется сверхценностью: только симпатичные девочки имеют право на то, чтобы быть принятыми обществом. Но и хорошенькие тоже тяжело страдают, расплачиваясь за свою внешность вниманием к несущественному, а иногда – злоупотреблением. Ведь симпатичные рано созревшие девочки выглядят старше своих лет и часто привлекают внимание более взрослых юношей. Эмоционально же они пока еще дети, причем дети, потерявшие свои главные защитные панцири – невинную внешность и цельность, гармонию в отношениях с собой и миром.