Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
«Он скрытен, – это хорошо!» – сказал самому себе Буонавентури в первую неделю; на второй он начал удивляться этой излишней скромности, в половине третьей он начал подозревать; наконец, шпионя за великим герцогом, он вполне и жестоко убедился, что… Его светлость был скрытен только с ним: каждую ночь, когда его шталмейстер спал во дворце Питти, его светлость отправлялся в Кастелли.
«Какой же я был дурак, – думал Буонавентури, – когда когда полагал, что великий герцог только ради моей рожи дал мне место в сорок тысяч цехинов, и дворец… Все равно… Но он дурно делает, скрываясь от меня…»
«Дурно!..» –
Но Бианка, которой он писал три раза в течение трех недель, которая каждый раз отвечала, что она счастлива… Бианка, стало быть, обязана этим счастьем великому герцогу? Она уже не любила своего мужа?
«Я узнаю; необходимо, чтобы я узнал!» – сказал он самому себе.
Однажды ночью, удостоверившись что Франциск несколько болен и не оставлял Питти, – он сам отправился в Кастелли.
Роли переменились; на этот раз муж обманывал любовника.
Пьетро Буонавентури знал Флоренцию как свои пять пальцев.
У него была прекрасная лошадь; ему следовало проехать всего три мили, и через полчаса он был напротив дворца Кастелли.
Теперь Пьетро оставалось только незаметно пробраться к жене, ибо если он желал объяснения с ней, то вовсе не хотел терять должности, навлекая на себя гнев великого герцога.
Кастелли возвышался посредине обширного сада, окруженного стенами и насажденного большими деревьями; Буонавентури, встав на лошадь, перескочил через стену и направился к дому. В открытом окне первого этажа светился огонь. Не освещал ли он комнаты Бианки? Решившись на все, Пьетро не колебался; громадный дуб возвышался в нескольких шагах от постройки, как будто лаская ее своими ветвями; великий конюший припомнил то время, когда он воровал гнезда; он полез по дереву.
Свет выходил из спальни Бианки; со своей обсерватории Пьетро видел, что она читала, лежа. Одним прыжком он очутился на балконе, а с балкона в комнате.
Бианка вскрикнула. В первую минуту страха она не узнала своего мужа.
– Молчи! Это я! – сказал он, затворяя за собой дверь.
– Вы!?
Она сделалась еще бледнее.
– Да, это я. Тебя удивляет видеть меня ночью, пришедшего по тайной дороге. Так нужно было, потому что мне запрещен другой час и другой путь. Ах! Признаюсь, есть покровительства, которые дорого стоят! И если бы начинать снова… Но жребий брошен!.. Между тем, я не считаю себя на веки разлученным с тобой, моя Бианка. Я тебя все еще люблю. А ты довольна, что видишь меня? Да говори же! Как! Вот уже три недели, как я не жал тебе руки, а у тебя для меня не находится ни слова!.. Разве я сделал ошибку, что пришел сюда? Так можно было предположить, судя по твоей физиономии.
– И не ошиблись бы, думая так, сказала Бианка мрачным голосом.
Пьетро сдвинул брови.
– А! Я сделал ошибку! – с горечью сказал он. —Это значит, что ты перестала любить меня, и любишь Франциска Медичи?
– Если бы так и было, чему вы удивились бы? Не сделали ли вы всего, чтобы я полюбила великого герцога!
– Бианка!
– Вы бросили меня в объятия Франциска Медичи. Я была вашей женой, вы сделали
– Но, несчастная, я сделал низость столько же для тебя, как и для себя!..
– Вы наполовину лжете. Вы ради одного себя стали подлецом; я была только вашим орудием.
– Но мне нечем было тебя кормить.
– Меня следовало убить, а не продавать.
– А почему ты согласилась на торг?
– Почему вы сделали бесчестной меня через вашу бесчестность? Я женщина. Мне недоставало поддержки… я пала! Вам нравится ваша грязь, я привыкла к своей.
– Да, неправда ли, очень привыкли?.. Так привыкли, что вам трудно было бы теперь из нее выйти? Ты любишь Франциска Медичи?
– Нет, не люблю, если сравнивать то, что я чувствую к нему с тем, что я некогда чувствовала к вам. Да, люблю, если класть на весы ту признательность, которую он мне внушает, с той ненавистью, какую я питаю к вам.
– Ненависть!
– Я вам сказала.
Стоя неподвижно перед женой, с лицом, на котором выражалось удивление и гнев, Пьетро Буонавентури безмолвно смотрел на нее.
Она продолжала:
– Вы желали меня видеть, говорить со мной, – вы увидели меня, поговорили, и я полагаю, что более вы не возобновите посещения, неприятного для меня и для вас. Прощайте же! Уходите. Через коридор, позади этой двери вы достигнете лестницы, по которой вам легче будет выйти, чем по той дороге, по которой вы пришли.
И произнося эти слова, Бианка движением руки показала Пьетро на дверь в глубине комнаты.
Но во время этого движения рубашка молодой женщины спустилась и открыла часть беломраморной груди…
Она и не подумала об этом. Ее муж перестал быть для нее мужчиной, и она полагала, что перестала быть для него женщиной.
Она ошиблась, любовь Пьетро Буонавентури была любовью чувственной; воспламененный при виде этих прелестей, которые ему принадлежали, – которые еще принадлежат ему, – алчный до наслаждений, которых он был лишен целых три недели, он, вместо того, чтобы идти к двери, приблизился к кровати и обняв рукой тело жены, он покрыл ее поцелуями.
Новый крик вырвался из груди Бианки, крик более жестокий для Пьетро, чем тот, которым она приветствовала его внезапное появление, – этот крик выражал не страх, а отвращение и ужас…
– Прости меня! – шептал он. – Я люблю тебя! Пожалей: я люблю! Бианка, моя Бианка! Умоляю тебя. не гони меня в таком отчаянии!.. Один только поцелуй с твоих дорогих губ… один только!.. и я ухожу.
Она не отвечала, но из-под ее ресниц вылетел взгляд такого подавляющего презрения, что Пьетро отскочил…
– О! – воскликнул он. – Но я твой муж: и я имею право!..
– Еще более грязнить меня!.. Правда! Грязни же, если тебе нравится. Только предупреждаю вас, я все скажу герцогу…
– Несчастная!.. Ты осмеливаешься угрожать мне!?
– Почему же нет? Вы ведь угрожаете же мне своими ласками после того, как я сказала вам, что я вас ненавижу.
Буонавентури отер холодный пот, покрывавший его виски: потом, возвращая жене своей взглядом ненависть за ненависть, сказал:
– Бог справедлив! Я жну, что посеял. Прощай же Бианка! Прощай навсегда! Я забуду вас!..