Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Еще слишком чистая, чтобы подозревать дурную мысль под такими радушными словами, Марианна, в надежде возвратить здоровье отцу с благодарностью приняла это предложение.
Каждое утро она отправлялась в магазин, в улицу Сент Оноре и каждый вечер заботливо приносила старику отцу свою задельную плату.
Однажды она не вернулась.
Бедное дитя слишком дорого заплатила за дочернюю нежность. Герцог который заметил ее у регента был представлен ей как самый могущественный Покровитель. И Марианна, тронутая его вежливым, благосклонным обхождением, положила на него всю свою надежду. Она не колеблясь отправилась
Когда она пришла в чувство после долгого обморока, в который погрузил ее стыд, она была у Филон. Сидя около нее, сводня, выражала печаль, как будто ожидая ее пробуждения, чтобы узнать причины печали, в которой она сама была соучастницей.
– О! – прошептала Марианна, – это вы?.. и вы также!.. Вы не презираете, а жалеете меня? Не покидайте меня! Я невинна; оставьте меня у себя; я теперь не могу явиться к отцу; мои слезы скажут ему о моем несчастье, и это убьет его!..
Филон, которой эта бесхитростная просьба послужила бы для измены, почувствовала адскую радость, при мысли, что такая добыча не ускользнет от нее.
– Нет, я вас не покину, Марианна! – вскричала она. – Мой дом – ваш.
После этого приключения, Марианна была печальна и пасмурна, и как будто боясь, чтобы на лбу у ней не прочитали ее бесчестия, она не выходила из комнаты и не хотела никого видеть. Филон постепенно пробовала, под различными предлогами, нарушить это уединение и рассеять меланхолию; но, наконец, видя, что Марианна с ужасом отвергает все искания, она задумала спекулировать ее добродетелью, как спекулировала порочностью других. Благоразумие, редкое во все времена, было феноменом во время Регентства, от того-то приходили смотреть Марианну. Ужинать с нею было привилегией, и ее отказы больше обогащали Филон, чем слабость других ее нахлебниц.
Аббат Порто-Карреро, человек интриги и наслаждений, вступил в разряд ее обожателей; имевший назначение наблюдать в Париже за молодым секретарем, только что приехавшим из Испании, – Генри Кец де Монте-Леоне, – он однажды сказал ему:
– Вы видели многие прекрасные вещи в этой столице, но не знаете самой редкой драгоценности: добродетельной женщины.
– Где ее показывают?
– В месте, где обыкновенно добродетель вовсе не изобилует. Это куртизанка, прекрасная как Лаиса, но и добродетельная как Лукреция. Вы уже смеетесь, потому что вы красавец, потому что были испорчены дамами обеих Кастилий, и надеетесь свести с ума Марианну!.. Мой друг, самые любезные мужчины потерпели поражение, и я в том числе.
– Вы меня ужасаете!
– Хотите сегодня вечером ужинать с нею у Филон, чтобы в свою очередь попытать счастья?
– Охотно. Притом в моих инструкциях оказано, чтобы я посетил все, что Париж заключает в себе достопримечательного.
Они отправились к Филон и ужинали с Марианной. Вечер был скучнее, чем предполагали. Не то чтобы Порто-Карреро был жаднее обыкновенная до своего ума, но Марианна как будто уничтоженная внезапным и незнакомым ей ощущением, рассеянно слушала остроты аббата. Ее глаза оставались устремленными на молодого испанца, и когда он попросил у нее позволения еще раз посетить ее, ее лоб покрылся румянцем. С этой минуты у нее не было другого
Между тем, его заботливость не могла победить сомнений или скорее ужаса, когда он просил более близкой благосклонности.
– Чего вы просите у меня! – бледная, отвечала Марианна. – Вы стало быть хотите, чтобы я разлюбила вас? А не могу жить, не любя вас.
Но однажды когда Монте-Леоне был у ее ног, когда голос его был нежнее, когда слезы блистали в его глазах, мужество ее оставило. Она думала, что приносит себя в жертву и узнала счастье, уверенная, что только он один знает тайну, она любила его со всею благодарностью юной и страстной души.
В один вечер, 2 декабря 1718 года, Марианна ждала своего любовника ужинать… Она ждала, а он не являлся. Неподвижная, с остановившимися глазами, с затрудненным дыханием, жертва беспокойства, ревности и гнева, Марианна считала минуты; проходили часы, огонь замирал в камине, светильники потухли…
Наконец, на рассвете Монте-Леоне явился.
Он казался утомленным усталостью, и беспорядок его одежды подтвердил подозрения молодой женщины. Он изменил ей!
– Откуда вы?
– Важные заботы…
– Вы лжете… А когда вы солгали в любви, более не любят. Вы провели ночь у другой.
– О, Мариана!
– Она лучше, любезнее меня? Говорите: кто эта соперница?
– У тебя нет соперницы. Я люблю тебя одну.
– Почему вы не приходили?
– Порто-Карреро сегодня уезжал в Мадрид, и я был должен проводить его,
– Достаточно было одной минуты, одного слова.
– При том я был должен написать несколько писем в Испанию.
– Разве для этого вам была нужна целая ночь? Я говорю вам, вы меня обманываете. Ваш трепет, ваша бледность, ваши закрывавшиеся от сна глаза – все уверяет меня в этом.
– Безумная!.. узнайте, что… Нет это тайна.
– Разве вы думаете, что сердце, подобное моему, способно к нескромности?
– Так знайте же все: существует заговор против Регента; принц Челламаре, желая воспользоваться отъездом аббата Порто-Карреро, чтобы верно передать кардиналу Альберони бумаги самой высокой важности, которые он не осмеливался доверить обыкновенному курьеру, – приказал мне вчера в кабинете, в его присутствии, списать с них копии; работа была кончена только ночью, а сегодня утром я сам доставил их ПортоКарреро, который везет их в своей карете.
В словах ее любовника было столько правды, что Марианна перестав сомневаться, открыла ему объятия и думала только о том, как бы силой любви загладить ревность…. Между тем тайна, доверенная молодым человеком, принадлежала уже третьему лицу.
Узнав, что Марианна не ложилась спать, Филон отправилась узнать о состоянии здоровья столь драгоценного для ее заведения и услыхала жаркий разговор в комнате своей нахлебницы. Узнав голос секретаря посольства, она внимательно стала прислушиваться и не упустила ни слова из разговора. Случай показался ей довольно важным, чтобы немедленно послать за аббатом Дюбуа. Прелат, вообразив о каком-нибудь пикантном любовном приключении, закутался в свой плащ, и с глупым намерением, как он сам выражался, явился к Филон.