Жнец крови и пепла
Шрифт:
— Ну вот, как и предполагалось.
Руны на плечах и ключицах были сплошь стилизованные под архаичное гренвудское письмо: грубоватые клинышки и палочки, никаких тебе витых узоров. Старый добрый Гренвуд, мастерство графических заклинаний на уровне «палка-палка-огуречик». Но магистр, нанесший руны, весьма искусно перемежал гренвудский примитив и имперскую филигранность.
Прямо как в той ловушке, что тогда в участке накарябал Эйнтхартен на мятом листе казенной бумаги.
— Что предполагалось? — подозрительно тихо и как-то хрипло спросил Марк, но Киара, увлеченная разглядыванием странных рун (а вовсе
— Ну ты что, всю каллиграфию проспал на первых курсах?! Вот, смотри! На классический имперский похоже не больше, чем на шафрийский!
Смелым жестом она спустила рубашку с его плеча и провела пальцем по одному из рисунков, тянущемуся до самой груди. Кожа под ладонью оказалась неожиданно горячей, едва ли не обжигающей, что странно даже для огненного мага.
А уж для светлого мага, так и вовсе немыслимо. Ведь подобная горячка и у темного-то могла случиться только если…
Киаре захотелось как следует встряхнуть Марка и утащить — то ли в больничку, толи к братцу Эрдлангу, то ли к треклятому лорду-генералу, который явно что-то профукал в собственном сыне. И ведь казалось бы, ей-то какое дело до слишком горячего тела Эйнтхартена и его неправильных рун? Можно подумать, мало ей других, не менее неправильных мыслей.
— Киара… — раздалось ещё тише, совсем близко. Чужие пальцы обвили запястье и мягко отвели её руку в сторону.
«Это уже было», — пронеслось в её голове. Прежде чем она успела хоть как-то отреагировать, Маркус затащил её себе на колени, и его губы, всё такие же сухие и обветренные, коснулись её собственных. Совсем не так неловко и осторожно, как тогда, в морге. Так, словно уже успел узнать, как ей нравится: скользнул языком по губам, мягко прикусил каждую, прежде чем проникнуть глубже. И раздери Бездна, если это был не лучший поцелуй за последние пару лет.
Горячие руки Эйнтхартена, казалось, были везде — в волосах, уже давно потерявших намек на укладку, на пояснице, несильно успели сжать её ягодицы, прежде чем скользнуть выше и проникнуть под рубашку. И признаться честно, Киаре вовсе не хотелось сопротивляться подобной наглости. Даже когда проклятый Эйнтхартен мягко опрокинул её на траву и навалился сверху.
Вот тут-то до неё и дошло, к чему дело движется.
(Нет, несомненно, могло бы дойти и раньше, не будь Киара так увлечена обжиманиями, медленно и верно тяготеющими к раздеванию.)
— Эй, Марк… — она уперлась ладонями в грудь Марка, с некоторой неохотой отстранившись. Тот, будто не слыша, снова попытался её поцеловать, но Киара нахмурилась и решительно отпихнула его. Ну, по крайней мере попыталась. — Эйнтхартен, очнись! Мы не в спальне, не в морге и, чтоб тебя, не на сеновале! Умерь-ка свои… восторги от красот водного пейзажа.
Она села и принялась демонстративно отряхивать налипшие на одежду сухие травинки. Марк же молча жрал её мутным взглядом, явственно сообщая, где он видал красоты водного пейзажа и вообще всё вокруг, включая возможных свидетелей его так называемых «восторгов». Также молча отхлебнул вина, чудом не пролившегося во время их возни, и неожиданно рассмеялся:
— Ты просто потрясающая! Так и быть, в следующий раз найду нам сеновал!
Такой реакции Киара ну никак не ожидала. Как и того, что её это взбесит. Пару-тройку секунд она возмущенно хватала
— А кто тебе вообще сказал, что будет следующий раз? — поинтересовалась она со всей возможной надменностью. — До сих пор не могу понять, что я тут потеряла, да ещё и в твоей компании.
— Да вот и я не понимаю. — Марка её угрожающий вид не впечатлил. То ли алкоголь тому виной, то ли у него и впрямь напрочь отсутствует малейший трепет перед некромантами. — Наверное, ты сочла, что из меня выйдет неплохой собутыльник.
Он демонстративно пожал плечами и улегся на траву, закинув руки за голову.
— Бывали и получше, — буркнула она, с неудовольствием отмечая, что вино кончается. Не вовремя — Киара, глядя на расстегнутую рубашку Марка, очень хотела бы выпить ещё. — И целуешься ты, кстати, тоже так себе.
— Вранье, — возразил тот, повернув к ней голову и щурясь от яркого солнца. — Тебе понравилось. Но если всё же нет, так и быть — обещаю потренироваться.
«Надеюсь, тренироваться ты собрался на помидорах», — едва не сорвалось у Киары с языка, но она его вовремя прикусила. Мысль была совершенно идиотская и носила пугающе собственнический оттенок.
— Будь так любезен. — Она поднялась с земли и задумчиво поглядела вверх, на кристально чистое небо. — Через час с четвертью начнется ливень… — Марк, до этого разглядывающий её, тоже уставился вверх с явным сомнением на лице. — Если не хочешь быть смытым в озеро, то советую отправиться домой. На работу можешь пойти, когда протрезвеешь. А можешь не пойти, мне-то что?
Смыться красиво и втихаря ей не дали: стоило сделать пару шагов, как треклятый боевик уже маячил рядом.
— Я провожу.
И ни малейшего тебе намека на вопросительную интонацию.
Вот тут бы следовало послать Эйнтхартена далеко и надолго. Однако интуиция подсказывала, что не поможет. Где сядешь, там и слезешь.
— Валяй, Маркус, развлекайся.
Марка её ворчливое разрешение немало позабавило. И как ни странно, даже врезать ему за это дурацкое веселье почти не хотелось.
Глава 18
Работа не клеилась. И дело было вовсе не в странных отношениях с Киарой — да и какие уж тут отношения, после пары-то поцелуев? Уж точно не те, ради каких стоит рефлексировать и прокручивать все совместные моменты в голове.
И тем не менее он прокручивал и не мог отделаться от мысли, что ему хочется почувствовать губы Киары на своих, ощутить под пальцами её прохладную кожу. Пусть находиться рядом с ней было тяжело — то есть тяжело сдержаться и не опрокинуть её на ближайшую горизонтальную поверхность, — ещё ни одна девушка не вызывала в нём подобных эмоций.
Помимо этих чувств, непонятных и сбивающих с толку, всего остального тоже было много — например, многовато гренвудцев на один Иленгард. Или трех трупов, включая девчонку Вестеров, к смерти которой было несколько сложно относиться как к очередному преступлению. Со знакомыми всегда так. Стоит случиться чему-то плохому с теми, с кем совсем недавно здоровался на улице — и реальность наваливается неприятной тяжестью на плечи, разъедает изнутри, а через какое-то время отжирает неплохой такой кусок человечности. Потому что так проще.