Жнец
Шрифт:
— Данте!
Данте с улыбкой взглянул на нее, прежде чем
снова повернуться.
— Тебе следует поговорить с ним об этом.
— Я поговорю. Я хотела узнать твои мысли, — пояснила она.
Данте фыркнул.
— Кьяра — гадюка, гладкая, красивая, ядовитая.
Морана отвернулась.
— Она сказала мне, что ее изнасиловал муж.
— Была изнасилована, — подтвердил Данте. — А потом она начала охотиться на юношей, не достигших совершеннолетия, которые не напоминали ей ее мужа. Не трать
Это было искажено. И она почувствовала легкую тошноту.
— Что ж, тогда, — Морана снова вскочила на ноги. — Кстати, спасибо, что заступился за меня сегодня.
Данте коротко кивнул. Не желая делать это
странным, Морана пожелала ему спокойной ночи и направилась обратно в дом, полностью погрузившись в ночь. Ей нужен был сон, хороший сон, а когда она проснется, этот кошмар станет лучше.
Поднявшись по лестнице, к счастью, не
встретив никого на своем пути, она вошла в свою комнату и отперла дверь. Она вошла, толкнув за собой дверь. Но звука ударов дерева по дереву не было.
Морана замерла, обернувшись и увидев Тристана Кейна, который держал дверь открытой, прислонившись к дверному косяку.
О нет. Нет, не сегодня, нет. Она не была в
настроении иметь с ним дело сегодня вечером. Не обращая внимания на его задницу, она снова повернулась и подошла к комоду, опустив каблуки на бок. Дверь за ней закрылась. Заблокировалась. По тому, как ее тело реагировало, она знала, что он все еще находится в комнате.
— Милое платье.
Ее руки остановились на сережке, ее глаза наблюдали, как его отражение присоединилось к ее отражению в зеркале.
— Спасибо, — ответила она, снимая сережку. — Марони прислал его как приветственный подарок.
Его глаза вспыхнули в отражении. Счет один. Он сделал шаг ближе, его присутствие было
почти позади нее.
— Тебе понравился шведский стол?
Морана глубоко вздохнула, не сводя с него глаз.
— Я пока увидела только посуду. Но судя по тому, что я видела, я уверена, что они действительно хороши на вкус.
Прежде чем она смогла моргнуть, она была
прижата к зеркалу, ее голова была откинута назад,
его рука в ее волосах. Их глаза встретились в
зеркале, его дыхание на ее шее, теплое, мягкое. Его грудь прижалась к ее спине, расширяясь с каждым вдохом, синхронизируя ее собственное дыхание.
Ее сердце начало стучать, кровь приливала под кожу, все ее существо было взволновано тем, что он сломался, заставил его отреагировать.
— Посмотри на все блюда, какие хочешь, дикая кошечка, — виски и грех лились ей в ухо и капали в ее тело, — Но единственное блюдо, которое наполняет тебя, находится прямо здесь.
Морана подавила стон от того, как его зубы
задели ее ухо, его глаза горячо смотрели на нее.
— Я не делюсь.
— Я тоже.
Безвыходное положение. Они оба тяжело дышали. А потом она вспомнила, что в комнате были подслушивающие устройства.
— Они нас слышат, — напомнила она ему.
— Пусть, — сказал он, пробегая носом по ее шее. — Пусть они также послушают, что я собираюсь сделать с каждым, кто прикоснется к тебе. — его рука покинула ее волосы, подошла к ее шее, удерживая ее, как и он, ее пульс стучал на его
ладони. — Я сломаю каждый палец руки, который коснётся тебя, — прошептал он, написав смерть на ее коже, когда она смотрела на них в зеркало, ее соски были твердыми, будто его слова ласкали их, его большая фигура позади нее. — Тогда я перережу им горло прямо на поверхности, позволяя им истекать кровью и выть, пока сниму с них шкуру заживо, — продолжил он, заставляя ее вздрагивать от страха и удовольствия, его глаза горели на ней, а его рука просто держала ее за руку. горло. — А потом я их подожгу.
Она чувствовала себя принадлежащей ей.
— А что, если я захочу, чтобы они меня трогали? — она задала тот же вопрос, что и Марони.
Его губы дернулись, его рука прижала ее ближе к своему телу.
— Ты не захочешь.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что, — он прижался к ее шее, его губы скользили по ее коже, когда он говорил, — Ты оживаешь только для меня.
Морана задрожала, ее пальцы ног уперлись в
ковер, а ее челюсть задрожала. Он был прав. Не желая отставать ни на шаг, Морана смело потерлась бедрами о его, чувствуя, как он твердеет, и заявила.
— Мой.
И впервые с тех пор, как она его узнала, она
увидела, как улыбка растеклась по его лицу. Она была маленькой, всего лишь небольшим изгибом губ, но оно было подлинным и присутствовало. И это наклонило ее мир вокруг своей оси, потому что у него была ямочка. У него. Была. Ах. Блядь. Ямочка.
Она смотрела на него с удивлением, каким-то
образом подброшенная такой простой вещью, гадая, кто был последним, кто видел эту ямочку. Их глаза, все еще встреченные вместе, содержали
в себе целый разговор. Его улыбка постепенно
исчезла, и она покачала головой, подняв руку позади себя в зеркале, впервые почувствовав, как щетина касается ее ладони.
Это подтолкнуло его к краю. Другой рукой он
натянул платье на ее задницу, когда она наклонилась вперед, давая ему возможность двигаться, их глаза все время смотрели друг на друга. Она почувствовала его пальцы между своими ногами, проверяя ее влажность. С нее капало.
— Ты чиста?
Она почувствовала вес этого вопроса из одного слова в его хриплом шепоте. Она знала, что это изменит ситуацию, знала, что это на один шаг ближе.