Жорж - иномирец
Шрифт:
– Ничего смешного, Жорж. – Укорила меня кошка. – У нас не принято хвататься за хвост. Эта часть тела слишком интимная, чтобы ее трогали чужие.
– Прости, у нас все интимное прячется в трусы. Больше не буду. Или буду, когда такое время настанет.
Зрачки у Ляли сузились в щелочки. Я не понял сразу, что она задумала. Вдруг, она резко, я бы сказал молниеносно, нырнула и сдернула с меня трусы. Меня окатила волна стыда. Еще бы, вода была холодной, чтобы демонстрировать мое видовое превосходство. Прежде, чем Ляля всплыла, показались
Мне стало неловко. Женщины везде одинаковые. За одну секунду могут превратить любого алфа-самца в закоплексованного мужчинку, зацикленного на размерах своего пениса.
– Мы квиты. – Сквозь смех произнесла Ляля. – А что ты такой красный?
– А то, что вы перегнули палку мадам.
– Там не было никакой палки. – Кошка не поняла моих языковых инсинуаций.
– Это у вас все прикрыто мехом, можно и голышом ходить, а у нас все наружу, поэтому прикрываемся одеждой. После этого, ты просто обязана на мне жениться.
– Не, после этого я передумала. – Кошка брызнула мне в лицо струей воды.
– Ах, вот как! – Я брызнул в нее еще сильнее. Уж этому я научился в детстве.
Между нами завязалась водная потасовка. Змей смотрел на нас и не мог взять в толк, что в этом может быть забавного.
Мы выбрались на берег, заливаясь смехом. Хорошая встряска после посещения пыльного угнетающего мира. Змей лежал на песке, отсвечивая полированной чешуей. На его не эмоциональном неподвижном лице, тем не менее, отчетливо читалось блаженство. Я ждал от него новых подковырок насчет наших млекопитающих отношений, готовых, по его мнению, перерасти во что-то большее. Однако, Антош молчал.
– Уснул? – Спросил я его, плюхнувшись рядом на большой зеленый лист местного растения, похожего на лопух.
– Задумался. – Лениво ответил змей.
– Видно, о приятном?
– Обо всем сразу.
– Везет. Я умею думать одновременно только об одном. У меня однозадачный процессор, с последовательным обдумыванием.
– Это расплата за социальную адаптацию. – Произнес змей.
– Поясни.
– Ну, я заметил, что люди, не склонные к размышлениям, проще организуются в социум.
– Ты хочешь сказать, что дураки больше склонны собираться в кучки?
– Я не хотел тебя обидеть своими наблюдениями, Жорж. У меня есть теория, что природа просто собирает их, чтобы вместе они представляли собой сборный образ умного человека.
– Не знаю, по-моему, сто дураков так и останутся сотней дураков. Им просто нужна поддержка единомышленников, чтобы чувствовать себя уверенно в непонятной среде. А умному человеку достаточно быть наедине с самим собой, чтобы ощущать себя полноценным. Скажи, Антош, мы тебя не тяготим с Лялей?
– Нет, как ты мог такое подумать.
– Значит, ты не клинический умник.
– И не один из вас. Я – протон, ядро молекулы, а вы – электроны. Между нами притяжение из-за разной полярности
– Вижу, Антош, думать для тебя, как для нас купаться. Когда уже начнутся миры, кишащие… людьми?
Змей ответил не сразу.
– Знаете, я не могу вам обещать, что вас встретят так же тепло, как твои родители, Жорж.
– Ну, да, вы же хладнокровные. – Я похлопал змея по теплой чешуе.
– Ты, что, хочешь сказать, что не познакомишь нас со своим миром? – Удивилась кошка.
– Если вы не обидитесь, то я был бы рад обойтись без этой процедуры. Что вам с того, что вы не узнаете моих родственников? Наверняка, мы для вас будем все на одно лицо?
– Антош, думаешь, я пойду мериться к тебе своими родственниками? Мне просто любопытно, какую цивилизацию построил твой народ. Мне покоя не дает мысль, как же вы управляете механизмами, как у вас выглядят города, как вы обедаете, в конце концов.
– Да? – Змей заглянул мне в глаза.
– Мне тоже интересно, Антош. Так же интересно, как показать вам свой мир. – Ляля пушила шерстку, чтобы она скорее сохла. – Придется взять из дома расческу. Я стала похожа на водяную крысу.
– Так, что, Антош, хватит мазаться, веди нас в свои пенаты, мы обещаем выдержать всё.
– Ну, ладно. Не могу сказать, что я постиг всю суть перемещений, поэтому приготовьтесь к долгой дороге. Все готовы? – Змей посмотрел на еще не обсохшую кошку.
– Веди, по дороге обсохну.
Скрепленные змеем, по привычке, сложившейся естественным путем, мы отправились по мирам, напоминающим Антошу его родной. Через десять одинаковых миров, я понял, что мне они напоминают скалистые земли жаркой Греции или Ближний Восток. Много камней, солнца и чахлой растительности, приспособившейся к такому климату. Все миры казались мне одинаковыми, однако змей умел увидеть в них что-то отличающееся от его родного.
Несколько раз мы попадали на местных жителей, причем были такие, которых я отнес к переходной форме между человеком и змеей. У них были руки и внешность, причудливо сочетающая черты пресмыкающихся и млекопитающих. Кстати, это был единственный случай, когда мы встретили технику.
– Антош, тебе не кажется, что ты слишком много фантазируешь, вместо того, чтобы сконцентрироваться на том, каков твой мир на самом деле и себе самом? – Пока я был единственным человеком из нашей троицы, кто смог это сделать.
– Я стараюсь, но мысли неподвластны мне полностью. Часть их думается самостоятельно.
– А ты попробуй вспомнить настолько яркий эпизод из жизни, чтобы он получил сильный эмоциональный отклик, замещающий прочие мысли. – Предложил я.
– Я попытаюсь.
Змей загудел. Миры зачастили перед нами со скоростью проносящегося состава. День, ночь, звезды, спутники, облака, тучи, дожди, ветра, самые настоящие пылевые бури. Антош резко тормознул. В этом мире смеркалось, теплое солнце уходило за горизонт. Камни охотно отдавали накопленный за день жар.