Жозефина
Шрифт:
Кто та прелестная девушка, что идёт рядом со своей матерью? О matre pulchra filia pulchrior! Обе в одинаковых туалетах: платье из белого крепа, украшенное широкими серебристыми лентами, отороченным воланами в палец шириной из розового газа, расшитого серебром, а на голове гирлянда из цветов каштана. Единственное отличие, нарушающее их одинаковость: бриллианты у матери, у дочери — жемчуга. Мать — мадам де Пермон, дочь — будущая герцогиня д’Абранте. Турецкий посол, восточный человек, от которого женщины без ума, экзотическая личность, которому организаторы зрелищ посвящали праздник за праздником, чтобы сделать деньги и спастись от
Арно, оставленный Бонапартом, усаживается на банкетку у окна. Едва он сел, как к нему подсаживается мадам де Сталь. «К вашему генералу невозможно подступиться, — говорит она ему, — вы должны представить меня ему». Она подхватывает поэта под руку и ведет его прямо к Бонапарту сквозь толпу, которая расступается, или, скорее, которую она раздвигает. Арно говорит генералу: «Мадам де Сталь настаивает на том, что нуждается в другой рекомендации, кроме собственного имени, чтобы быть представленной вам, и требует от меня представить ее вам. Позвольте, генерал, подчиниться ей». Толпа опять смыкается и с крайним вниманием прислушивается к разговору. Мадам де Сталь сначала одаривает героя восторженными комплиментами и, откровенно дав ему понять, что он в ее глазах лучший из мужчин, спрашивает его:
— Генерал, какую женщину вы полюбили бы сильнее всего?
— Мою, — отвечает генерал.
— Это понятно. Но какую бы вы оценили выше всего?
— Ту, которая лучше всего умеет заниматься хозяйством.
— Это я понимаю. Но все же, какой должна быть по-вашему лучшая женщина?
— Та, которая рожает больше детей, мадам.
Галерея разражается смехом, а мадам де Сталь, крайне смущенная, говорит Арно: «Ваш великий человек и правда особенный».
…В полночь музыканты играют походный марш, и все направляются в галерею и усаживаются за стол на триста персон.
Талейран произносит тосты, и каждый тост сопровождается куплетами, исполняемыми Лаисом, Шенаром и Шероном. В перерывах между тостами и пением Дюгазон рассказывает забавную и смешную историю о немецком бароне в жанре фарса, очень почитаемого в то время.
После ужина бал возобновляется. Бонапарт уходит в час ночи. Во время ужина он все время был возле своей жены, и был занят только ею. По словам Жирардена, у него не вызвало бы неудовольствия, если бы говорили, что он очень в нее влюблен и очень ее ревнует.
Праздник обошелся Талейрану в 12 730 фунтов, не считая певцов, ужина и полиции. Это солидная сумма для бала, но это хорошее вложение капитала. Экс-епископ Отунский должен получить большую выгоду. На балу у министра внешних сношений собралось смешанное общество: рядом с великосветскими аристократами и дамами прошлого были конвенционисты, убийцы короля и якобинцы, смесь старого и нового общества — утонченный и блестящий символ примирения и слияния. Именно за это бал так понравился Бонапарту, который вспоминал его даже на скалах Святой Елены: «Праздник министра Талейрана носил отпечаток хорошего вкуса».
Этот бал стал политическим и социальным событием, настоящей реставрацией элегантности и аристократичности, нравов старого режима, и началом новой придворной жизни. Под демократической маской гражданина Талейрана, республиканского министра, уже проступало лицо великого канцлера, и Бонапарт, убежденный
Глава XX
БОНАПАРТ И ЖОЗЕФИНА ПЕРЕД ЕГИПЕТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИЕЙ
Бонапарт был на вершине славы, но все же он не чувствовал удовлетворения. Напрасно толпа проявляла к нему в некотором роде идолопоклонство. Ничто не могло заполнить бездонной пропасти его честолюбия.
Никогда ни один монарх не вызывал такого огромного интереса в своей столице, как победитель при Арколе. Его маленький особняк на улице Шантерен имел больше престижа, чем величественные дворцы. Однажды вечером, когда он возвращался к себе, он очень удивился, увидев, что рабочие меняют таблички с названием улицы. Теперь она стала улицей Победы. Каждый раз, придя в театр, он напрасно скрывался в глубине ложи; против своей воли он постоянно был объектом восторженных оваций. Однажды утром он послал своего секретаря Буррьенна попросить директора театра показать вечером две модные пьесы, если это возможно. Директор ответил: «Нет ничего невозможного для генерала Бонапарта, он вычеркнул это слово из словаря».
Избранный в члены института Франции 26 декабря 1797 года покоритель Италии произвел, наверное, больше эффекта в своем костюме с пальмовыми листьями (знаки отличия), чем в мундире генерала. Во время его приема в члены в Люксембургском дворце, где институт проводил тогда свои заседания, публика не сводила глаз с него. В тот день Шенье читал свою пьесу в стихах, посвященную памяти Оша. Но героем дня был не Ош, а Бонапарт, и строки, которые вызвали больше всего аплодисментов — именно те, где поэт говорил о плане десанта в Англию:
Какие скалы, какие редуты станут
защитой,
Если на остров Нептун разъяренный
Бросит героев из-под Аркола,
Юных солдат, мастеров поля боя,
Великий народ, привыкший к победам,
И генерала, какого мир не ведал?
Зал сотрясался от возгласов ликования, а вечером Бонапарту нанесла визит среди других мадам Тальен, чтобы поздравить его с новым триумфом. Жозефина наслаждалась славой своего супруга, и ничто не омрачало ее счастья. Из Италии вернулся ее сын. Дочь ее, Ортанс, получающая воспитание в Сен-Жерменском пансионате мадам Кампан, отличалась, как и Эжен, прекрасными манерами. В марте месяце 1798 года эта прелестная девушка, которую Бонапарт любих: как свою дочь, сыграла перед ним в Сен-Жерменском пансионате в трагедии «Эстер», напомнив, таким образом, представления Сен-Сира времен Людовика XIV.
Никогда еще Жозефина не была так счастлива. Ее деверям, несмотря на их крайне недоброжелательное отношение к ней, не удалось поссорить ее с мужем, которому было не до ревности, да и не было повода. Она очень любила свет и была счастлива, видя, как ее маленький особняк становится модным салоном, где встречаются все парижские знаменитости. Здесь она давала литературные обеды, на которых оригинальные и глубокие речи ее супруга покоряли и зачаровывали знаменитых людей, таких как Монж, Вертолет, Лаплас, писателей Люси, Дегуве, Лемерсье, Бернаден де Сен-Пьер, и артистов, например, Давида, Меуля.