Жребий
Шрифт:
— Так спускайся, уместимся как-то, — сказал он.
— Нет, — сказал мужик. — Место крохотное. Будем мешать друг другу, — и раздосадованый, прошел дальше.
Шагах в тридцати от Нетудыхина он осторожно стал спускаться к воде.
У Тимофея Сергеевича клюнуло. Опять поймался карась, но поувесистее и яростно сопротивлявшийся. Нетудыхин отцепил рыбину и отправил ее в садок.
Вдруг он услышал какой-то грохот. Потом последовал отборный мат. Тимофей Сергеевич приподнялся: мужик лежал у самой воды
— Сейчас свалишься в воду! — заорал Нетудыхин. — Не двигайся!
Тимофей Сергеевич быстро вскарабкался наверх, добежал до места, откуда мужик начал свое неудачное схождение, и с обезъянней ловкостью спустился к нему. Тот лежал на самом краю обрыва, устремив глаза к безоблачному небу, скрипел зубами. Несло от него перегаром.
— Живой, целый?
— Ногу, блядь, подвихнул! А может, и сломал: что-то хрустнуло.
— А ну-ка пошевели ей.
— Я уже шевелил.
— Ну и что?
— Пиздец правой ноге!
— Подожди — пиздец. Может быть, ушиб сильный. Давай руку и потихоньку попробуем подняться. — Нетудыхин уперся в каменистый выступ. — Давай, поехали, поднимаемся!
Мужик закряхтел и с трудом, но поднялся.
— Так. Теперь надо как-то наверх выкарабкаться. Обнимай меня за шею. Попробуем.
— Не торопись, — сказал мужик. — Дай к боли попривыкнуть. Не на свадьбу спешим… Ну, блядь, надо же! Войну прошел — нигде ни единой царапины. А тут, на родном пруду, — ну, блядь!
Кому адресовалось это "Ну, блядь!", трудно сказать. Тимофей Сергеевич почему-то подозревал, что мужик был возмущен нелогичностью действий Всевышнего. Но это могло быть и просто словосочетание, так к месту и не к месту употребляемое русским народом. С полной уверенностью можно было утверждать лишь одно: никоим образом оно не относилось к той категории женщин, которых народ означил этим презренным словом.
Стали подниматься. Был момент, когда оба могли рухнуть в воду. Однако удержались и прошли первые три шага. Мужик скрежетал зубами. С передышками через некоторое время вылезли на площадку.
— Ну, — сказал мужик, — как я теперь домой доползу? Может быть, на удочках?
— На такси, — сказал Нетудыхин.
— Смеешься? Полезь удочки достань!
В момент падения мужика удочки отлетели в сторону и теперь валялись на склоне. Тимофей Сергеевич спустился и принес их.
Мужик попробовал использовать удочки в качестве опоры — ничего не получилось. Дикая боль его пронзила, и он заорал благим матом.
— Да, — сказал Нетудыхин, — дело дрянь. Придется мне тебя тарабанить на горбу.
Спустившись к своему месту, Тимофей Сергеевич вытащил из воды свои снасти, уложил их на склоне и поднялся наверх.
— Давай, — сказал он, — рулюй. Такси подано. Ложись мне на спину.
Мужик мрачновато посмотрел
— А может, мы как-то так дохромаем до деревни? Я живу здесь недалеко, с краю.
— Так мы до вечера будем шкандыбарить. Я тебя быстрее на спине донесу. Что там у тебя веса, 48 килограмм с тряпками.
— Не 48, а 60, - обидчиво сказал мужик.
— Бери удочки и поехали. Время дорого. — Низко нагнувшись, Нетудыхин подставил ему спину. — Ну! — Тому ничего не оставалось, как повиноваться.
Мужик оказался каким-то неудобным. Он сползал у Нетудыхина всю дорогу на правую сторону, и всякий раз, когда Тимофей Сергеевич его вскидывал, орал:
— Тихо ты! Это ж тебе не дрова!
— Дрова! — отвечал Тимофей Сергеевич. — Где ты взялся на мою голову?
— Это я взялся?! — Взъерепенился мужик. — Это ты мое место занял! Я бы там не упал. Я там сотни раз лазил. Даже с нашей деревни его никто не занимает, потому как знают — это мое место, Зайцево.
— А что на нем, написано, чье это место?
— Не написано. Но место мое. И мною вчера закрышенное.
— Ты сейчас договоришься! — угрожающе сказал Нетудыхин. — Сброшу на хрен и ползи сам. Добирайся хоть по-пластунски.
— Не сбросишь, — заявил нахально мужик. — Раз уж взялся, доводи дело до конца. Я заплачу.
— В каком смысле? — удивился Нетудыхин.
— Ну, налью стакан. Да и бутылки не жаль за такие труды, чего там.
— Ты что?! — возмутился Нетудыхин и резко спустил мужика. Тот заорал. — Да я же тебя пожалел! А ты мне бутылку предлагаешь. Ты не христианин.
— Христианин! Вот те крест, христианин! Иначе бы и бутылку не предлагал.
— Ползи дальше сам, — сказал Нетудыхин. — Я погляжу, как это у тебя получится.
Он достал сигарету и закурил.
— И-и-и… Тебя как зовут? — спросил мужик.
— Тимофей.
— А по отцу?
— Сергеевич.
— А меня Василий Акимович. Вот, видишь, познакомились. Ну кури, кури, не нервничай. Доберемся как-то. Слушай, елки-палки, а ты мотоцикл не водишь?
— Вообще ничего не вожу.
— Жаль. Во дворе у меня стоит мотоцикл с коляской. Сейчас бы сюда приехал и через пару минут — мы дома.
— Давай поднимайся, — сказал недовольный Нетудыхин, несколько успокоившись и поняв, что он действительно не может бросить человека вот так, в беде. — Склон придется брать в два приема. Ты как будто и не тяжелый, а на-гора тебя нести будет трудно.
Двинулись. Тимофей Сергеевич шел ритмично, глубоко дыша, и уже на середине склона сообразил, что останавливаться ему не стоит, сил, пожалуй, хватит до верха. Василий Акимович на этот раз притих и не раздражал его своими репликами. По опыту крестьянина он знал: если лошадь потянула груз внатяжку, мешать ей не надо.