Жук (Том II)
Шрифт:
Извозчик говорил настолько серьезно, что я решил проверить сам. В коридоре стоял шкаф, однако дверцы его были распахнуты, и я видел, что он пуст. В крошечной комнате сзади, несмотря на разбитое окно, царила духота. Осколки стекла валялись на грязном полу в компании отборной коллекции камней, кирпичных обломков и иных метательных снарядов — не исключено, что следствие здесь перемешалось с причиной. В углу я увидел буфет, но мне хватило беглого взгляда, чтобы понять, что он тоже пуст. Боковую дверь Сидней оставил нараспашку: за ней располагалась кладовка, но и в ней никого не обнаружилось. Я бросил взгляд на потолок, но не заметил там чердачного люка. На этаже не нашлось ни единого укромного уголка, в котором
Я вернулся к Сиднею и через его плечо крикнул об этом извозчику:
— Здесь негде спрятаться, ни в одной из комнат никого нет; возница, вы, должно быть, ошиблись.
Негодование кэбмена возросло:
— Вот только не надо! Как бы мне в голову пришло, что там кто-то есть, если бы я никого не видал?
— Иногда зрение нас обманывает, иначе как бы вы увидели то, чего нет?
— Мне это тоже любопытно. Мы только-только подъезжали, как я его приметил, вы меня даже еще остановить не успели: глядел он в окно, в которое вы сейчас глядите. Прилип носом к треснутому стеклу и пялился во все глазищи. Я карету остановил, он ушел: с колен поднялся и шасть внутрь комнаты. А как стук джентльмена услышал, вернулся — на то же самое место, и на колени опять хлопнулся. Уж не знаю, какого рожна вам было надо — вам бы с таким напором да в судебные приставы! — но сдается мне, пускать он вас не хотел еще больше, чем вы желали войти, потому-то дверь открывать не спустился, а все оттуда на вас без перерыву глазел. Вы назад пошли, он тоже встал; мне подумалось, что он вас встречать направился, может, сказать что решил; ну, говорю себе, сейчас загалдят или еще что будет. А когда вы штору внизу подняли, он, мне на удивленье, опять показался. Носище свой в трещину оконную засунул и башкой трясет, как сорока-стрекотуха. Ох, думаю, не особо любезно так поступать — я ж ему ничего худого не делал; вот потому я вас кликнул, чтоб вы знали, где он укрывается. Но то, как вы говорите, что его там нету да и не было никогда… черта с два я вам так спущу! Если его там нету, то и меня тоже нету, и коняги моей нету, и кэба нету — пропади все пропадом! — и дома нету, ничего нету!
Он уселся на место с самым что ни есть оскорбленным видом; до этого он стоял, выдавая нам свою тираду. Сомневаться не приходилось, он не шутил. Впрочем, он сам заметил, что причин нас обманывать у него нет. Было очевидно, что он уверен в собственной правоте. Но, с другой стороны, куда мог подеваться — за пятьдесят секунд! — этот его «старикан»?
Атертон задал вопрос:
— И как выглядел твой… старикан?
— Ну, описывать его я бы не взялся. Я же не все его лицо видал, а только нос да глаза… а они мне ничуть не понравились. Он все время чем-то прикрывался, будто не хотел, чтоб его разглядели.
— Чем прикрывался?
— Вроде как плащом, да не плащом, в таких штуках арабы на выставке в Эрлс-корте [10] расхаживали, ну, знаете!
Эта часть сообщения, кажется, заинтересовала моих товарищей сильнее прочего.
— Говоришь, он был в бурнусе?
— Откуда мне знать, как оно там называется? Чужих языков не учил… незачем мне! Только и знаю, в чем те арабы, в Эрлс-корт наехавшие, по нему туда-сюда ходили: то эту штуку на голову натянут, то нет. Вот если бы вы меня, вместо того чтоб допытываться, что я там углядел или что там мне примерещилось, об этом спросили, то я б вам сказал, что старикан, о котором я говорил, напоминал араба… Он когда с колен встал от окошка отойти, я видал, что был он замотан, вроде как в плащ с капюшоном.
10
Эрлс-корт — выставочный центр в Лондоне.
Лессинхэм,
— По-моему, он говорит правду!
— Тогда можете ли вы предположить, куда этот таинственный пожилой джентльмен запропастился? Мягко выражаясь, весьма странно, что никто, кроме извозчика, не видел его и не слышал ни звука.
— Здесь какой-то дьявольский фокус… точно говорю, я уверен!.. чутье подсказывает!
Я уставился на него. В подобных делах никак не ожидаешь услышать о «чутье» от такого человека, как Пол Лессинхэм. Атертон тоже удивленно воззрился на него. А потом, совершенно неожиданно, воскликнул:
— Господи, а Апостол-то, по-моему, прав… весь дом пропитан запахом мошенничества… я его унюхал, только нос сюда сунул. В делах престидижитации, Чэмпнелл, мы тут, на Западе, в зачаточном состоянии… нам еще учиться и учиться… Восток давно нас обскакал. Мы предпочитаем считать их цивилизацию погибшей, но их магия — когда с ней сталкиваешься! — по-прежнему жива!
Он направился к двери, но вдруг споткнулся, или нам так показалось, и упал на колени.
— Я за что-то задел ногой… это еще что? — Он уже стучал каблуком по полу. — Доска не прибита. Ну-ка, друзья, подойдите и помогите мне ее поднять. Кто знает, что за тайна там скрывается?
Я кинулся к нему на подмогу. Как он и сказал, под одной из досок была пустота. Он споткнулся, когда случайно наступил на это место. Вместе мы вынули половицу, в то время как Лессинхэм наблюдал за нами со стороны. Убрав доску, мы принялись осматривать открывшееся пространство.
Там что-то лежало.
— Эй! — вскричал Атертон. — Это женская одежда!
Глава 38. Находка
Без сомнения, это была женская одежда, беспорядочно брошенная, будто тот, кто поместил ее сюда, отчаянно торопился. Здесь нашлось все: платье, туфли, чулки, белье, корсет, даже шляпка, перчатки и шпильки для волос; последние в странном хаосе перемешались с остальными вещами. Было очевидно, что женщину, все это носившую, раздели донага.
Лессинхэм с Сиднеем молча наблюдали, как я доставал и раскладывал на полу наши находки. Платье лежало на дне тайника — шерстяное, красивого голубого оттенка, украшенное кружевом и лентами, как требует нынешняя мода, отороченное шелком цвета морской волны. В свое время — и было это совсем недавно! — оно считалось «очаровательной моделью», но теперь запачкалось, измялось, порвалось. Стоило мне извлечь его на свет, как оба моих спутника одновременно бросились к нему.
— Боже мой! — кричал Сидней. — Это платье Марджори!.. она была в нем, когда я видел ее в последний раз!
— Оно принадлежало Марджори! — Лессинхэм задыхался; он вцепился в изорванное платье, не сводя с него взгляда только что приговоренного к смерти человека. — Она была в нем вчера, когда мы виделись. Я тогда сказал, какое оно красивое и как ей к лицу!
Повисло молчание: красноречивая находка говорила сама за себя. Двое мужчин взирали на ворох женской одежды, словно никогда не видели ничего прекраснее. Лессинхэм, внезапно посеревший и осунувшийся, подал голос первым:
— Что с ней случилось?
Я ответил вопросом на вопрос:
— Вы уверены, что это платье мисс Линдон?
— Это совершенно точно; если нужны доказательства, то вот они.
Он нашел в платье карман и достал из него содержимое: кошелек с деньгами и визитными карточками с ее именем и адресом, небольшую связку ключей с именным брелоком, носовой платок с ее инициалами в уголке. Никто более не сомневался, чья одежда перед нами.
— Видите, — произнес Лессинхэм, показывая деньги, — попытки ограбления не было. Здесь две банкноты в десять фунтов, одна в пять, к тому же есть золотые и серебряные монеты — в целом, больше тридцати фунтов.