Жук (Том II)
Шрифт:
— Я знаю, про какого араба говорит мистер Стоун. Я сам его заметил, когда он настоятельно желал пронести тюк в вагон… и ноша эта была настолько велика, что не проходила в дверь, а, оказавшись внутри, заняла целое сиденье. Однако пассажиров ехало меньше, чем обычно, к тому же араб не мог или не хотел понять, что его драгоценный груз останется в безопасности в багажном вагоне, да и походил на человека, с которым спорить бессмысленно, так что я просто разрешил ему обосноваться в отдельном купе, вместе с его тюком и прочим.
— Он в тот момент был один?
— Тогда я подумал, что да: про другие билеты или спутников он промолчал, — но перед самым отбытием поезда к нему присоединились двое, мужчины, англичане. Когда я возвращался к себе, контролер у входа на перрон сказал, что те двое прошли к поезду вместе с арабом и он показывал три билета.
— Вы можете описать тех двоих?
— Я-то вряд ли, но контролер, который проверял их билеты, сможет. Я был у другого конца поезда, когда они пришли. Успел только заметить, что первый казался достаточно заурядным, а второй был одет как бродяга, весь в лохмотьях и обносках, мне он тогда крайне не понравился.
Я подумал: «Ведь это была мисс Марджори Линдон, прекрасная девушка из почтенного семейства, избранница будущего министра».
Но вслух сказал:
— Мистер Беллинхэм, мне бы хотелось, чтобы вы немного отступили от правил и оказали мне услугу, а я, в свою очередь, уверяю, что вам не придется об этом жалеть. Пожалуйста, пошлите на следующую станцию телеграмму с приказом задержать араба и его спутников и не отпускать до получения дальнейших инструкций. В данный момент полиция их не разыскивает, но, как только я передам сведения в Скотланд-Ярд, приступит к розыскам — и, поверьте, весьма энергично. Как вы успели понять, сейчас нам дорога каждая секунда. Где мне найти начальника вокзала?
— Он уже ушел. Я его замещаю.
— Так вы сделаете это для меня? Повторяю, вам не придется об этом сожалеть.
— Сделаю, но только под вашу ответственность.
— С удовольствием соглашусь.
Беллинхэм взглянул на часы.
— Сейчас примерно без двадцати девять. По расписанию поезд прибывает в Бейсингсток в девять ноль шесть. Если мы незамедлительно отправим туда телеграмму, их задержат, как только поезд придет.
— Отлично!
Телеграмма была отправлена.
Нас проводили в кабинет Беллинхэма, где мы стали ждать ответа. Лессинхэм безостановочно мерил шагами комнату; кажется, он утратил всякую власть над собой, и беспрестанное движение стало для него абсолютной необходимостью. Непоседливый Сидней, напротив, уселся, откинулся на спинку стула, вытянул ноги перед собой и глубоко засунул руки в брючные карманы. Он не сводил взгляда с Лессинхэма, словно наблюдение за волнением спутника помогало ему успокоиться. Я же попытался как можно полнее, насколько позволяли ситуация и время, изложить дело в письме, которое отправил с вокзальным полицейским в Скотланд-Ярд.
Затем я обратился к своим компаньонам:
— Джентльмены, день близится к вечеру. Возможно, нам предстоит дальняя поездка. Осмелюсь посоветовать немного перекусить.
Лессинхэм потряс головой.
— Ничего не хочется.
— Мне тоже, — эхом отозвался Сидней.
Я вскочил с места.
— Вы уж извините, если скажу глупость, но, безусловно, вам ли, мистер Лессинхэм, не знать, что нельзя исправить положение, будучи неспособным здраво его оценить? Идите и поешьте.
Невзирая на сопротивление, я потащил их в буфет, где пообедал сам — не слишком хорошо, а мистер Лессинхэм с трудом справился с тарелкой супа. Сидней копался в малопривлекательном пироге с курицей и ветчиной; в этом он оказался упрямее Лессинхэма: нам так и не удалось переубедить его взять что-нибудь менее тяжелое для пищеварения.
Я только-только покончил с котлетой и намеревался приступить к сыру, когда в буфет, с телеграммой в руке, ворвался Беллинхэм.
— Птички упорхнули, — закричал он.
— Упорхнули!.. Как?
Вместо ответа он передал мне телеграмму. Я прочитал ее:
«Описанные личности в поезде не обнаружены. Проводник утверждает, что они сошли в Воксхолле. Телеграфировал в Воксхолл, они вам ответят».
— Какой рассудительный малый послал эту телеграмму, — сказал Беллинхэм. — Самостоятельно отправил в Воксхолл сообщение, и это сбережет нам много времени; надо немедленно связаться с ними. Ого!.. это еще что? Не удивлюсь, если нам уже ответили.
Пока он говорил, вошел носильщик и передал Беллинхэму конверт. Инспектор распечатывал телеграмму, а мы не сводили глаз с его лица. Наконец он прочитал депешу и не смог сдержать удивленного возгласа:
— Мистер Чэмпнелл, этот ваш араб со своими приятелями,
Он передал бумагу мне. Телеграмма походила на доклад. Лессинхэм с Сиднеем, отбросив условности, нависли над моим плечом, пока я ее читал:
«Пассажиры вечернего поезда до Саутгемптона жаловались на шум, исходивший из купе в вагоне 8964. Установлено, что со времени отбытия поезда из Ватерлоо оттуда раздавались крики и вопли, словно там кого-то убивали. Из купе вышли араб и два англичанина, весьма подходящие под описание в телеграмме из Бейсингстока. Все трое утверждали, что ничего особенного не происходило, а кричали они, потому что решили так развлечься. Араб сдал три билета до Саутгемптона в кассу, а в ответ на вопросы объяснил, что они передумали и дальше не поедут. Так как следов борьбы или насилия обнаружено не было, причин для задержания не нашлось и им было разрешено уйти. Они взяли кэб (номер 09435). Араб и один его спутник сели внутрь экипажа, а второй англичанин поехал снаружи. Местом назначения была названа Коммершиал-роуд в Лайм-хаусе [16] . Кэб успел вернуться. Извозчик говорит, что по просьбе пассажиров высадил их на Коммершиал-роуд, на ее пересечении с Сатклифф-стрит, недалеко от порта. Они пошли вверх по Сатклифф-стрит: англичане впереди, араб сзади — повернули за первый же угол и скрылись из глаз. Извозчик также рассказал, что всю дорогу англичанин внутри экипажа, настолько грязный и потрепанный, что его не хотелось пускать в кэб, непрерывно рыдал, и это так сильно привлекало внимание, что он дважды спускался с облучка и заглядывал внутрь кареты, желая убедиться, все ли в порядке, и оба раза англичанин отвечал, что ничего особенного не происходит. Извозчику показалось, что оба англичанина слабы умом. Мы тоже заметили это. Они молчали, пока араб не приказывал им говорить, а когда к ним обращались, смотрели пустым взглядом, как сумасшедшие.
16
Лаймхаус — район в Восточном Лондоне.
Стоит отметить, что араб нес огромный тюк, который, вопреки протестам кэбмена, взял с собой внутрь экипажа».
Я внимательно изучил содержание доклада, не упустив из вида его ужасный тайный смысл, неведомый составителю, после чего обратился к Беллинхэму:
— Мистер Беллинхэм, с вашего позволения, я оставлю этот отчет у себя: в моих руках он будет в безопасности, вы же можете снять копию, а если понадобится, я предоставлю оригинал в полицию. Когда поступит запрос из Скотланд-Ярда, скажите, что я отправился на Коммершиал-роуд и о дальнейших своих действиях сообщу в полицейский участок Лаймхауса.
Через минуту мы вновь колесили по улицам Лондона — втроем в хэнсомовском кэбе.
Глава 43. Убийство у миссис Хендерсон
От Ватерлоо до Лаймхауса путь неблизкий, и он кажется еще длиннее, если волнение до предела натягивает нервы и только и думаешь, как бы поскорее добраться до места. Как назло, кэб нам попался не из быстрых. Начало поездки прошло в тишине. Все размышляли о своем.
Потом Лессинхэм, сидящий рядом со мной, сказал:
— Мистер Чэмпнелл, то сообщение все еще у вас?
— Да.
— Вы не покажете его мне?
Я передал ему бумагу. Он прочитал ее один раз, затем повторно — и, по-моему, снова. Я старался не смотреть на него, однако не мог не заметить, что щеки его побледнели, рот задергался и лихорадочно заблестели глаза; этот Народный Вождь, чьей главной чертой всегда считалась невозмутимость, был готов сорваться, как истеричная дама. Умственное напряжение, преследовавшее его в последние дни, слишком сильно сказалось на его физическом состоянии. Исчезновение любимой, безусловно, стало последней каплей. Я понял, что если в скором времени это напряжение не разрядится, он окажется гораздо ближе к эмоциональному и интеллектуальному краху, чем сам предполагает. Будь у меня власть над Лессинхэмом, я бы тут же приказал ему отправляться домой и ни о чем не думать, но в сложившейся ситуации я сознавал, что это бесполезно, и поэтому решил действовать совершенно иначе. Чувствуя, что ожидание для него является худшей мукой, я счел нужным объяснить, насколько это возможно, чего именно опасаюсь и как предполагаю предотвратить нежелательный ход событий.