Журнал «День и ночь» 2011-03 (83)

Чучилина Римма Петровна

* * *

У женщин должны быть дети и длинные волосы Бывают, конечно, с короткими волосами. Бывает даже, что вроде бы им идёт. Но ведь короткие, согласитесь сами, Это же вызов. А длинные — наоборот. С детьми сложнее. Бывает, не вышли дети. Их просто так не найдёшь, не купишь за деньги. А надо платить всегда намного дороже — Жизнью другой. И собою другою тоже. Мир больше не бьётся на чёрно-белые полосы. Становится проще. Или наоборот. У женщин должны быть дети и длинные волосы. Можете спорить. Но с верой не спорят. Вот.

Сомнамбула

Сомнамбула,

спящий пророк, Босыми ступнями по полу, Крещенский не чувствуя холод, Шагаешь в назначенный срок Навстречу светилу. Очнись! Твои небеса под запретом! Ты тянешься вверх и при этом Безудержно падаешь вниз. Полёт твой не больше, чем сон. Его траекторию зная, Шумит голубиная стая, Испуганно взмыв под балкон. Но шаг безвозвратный вовне Ты сделал — во сне, наяву ли — И голуби шеи свернули, Теряя твой след на Луне.

* * *

Когда темно в душе поэта, Как тень, черны его стихи. В них нет ни запаха, ни цвета, Они пустынны и глухи. И, многократно отражаясь, В них черноточат злость и страх. Земля холодная, чужая Глядит на нас в его стихах. Лишаясь музыки и света, Всё гибнет, прикоснувшись к ней. И тёмная душа поэта Чем одаренней, тем страшней.

* * *

Душа, как нищенка, нагая, Решила помогать другим, Поскольку проще, помогая, Себя не чувствовать нагим. Любви разбрасывая семя, Она рассказывала всем, Как просто, став любимой всеми, Себя не чувствовать совсем…

Из цикла «Графоманки»

Работала Клавдия Яковлевна Учителем в среднем звене. Тоску свою Клавдия Яковлевна Ночами топила в вине. Но были за Клавдией Яковлевной Ещё не такие грехи — Почтенная Клавдия Яковлевна Украдкой писала стихи! Бывало, у Клавдии Яковлевны Контрольная или «окно» — Задумалась Клавдия Яковлевна, Уставилась молча в окно… Директор ей: «Клавдия Яковлевна, Нас вызвали в райисполком», А дети ей: «Клавдия Яковлевна, Колбаскин опять под столом!» Воспрянет тут Клавдия Яковлевна Кубанских томатов красней — Не трогайте Клавдию Яковлевну, Поэма рождается в ней!

* * *

Она была голодною И бедною была. И платьице немодное Истёрлось добела. Нелепая, неверная, Без связей деловых, Стихи писала скверные И скверно пела их. И жизненной изнанкою Свой краткий век жила, И в подворотнях с панками И пела, и пила. Цвели цветы неяркие В бесхитростной душе. Лишь панк поёт под аркою, Где нет её уже… Пускай же всем отплатится Несчастное житьё! И выцветшее платьице, И худенькие пальчики, Углы чужие, съёмные, И спившиеся мальчики, А самое-то главное — Как провод, оголённая, Никем не оценённая Поэзия её!

* * *

Когда

на обрыве стоишь речном И сердце твоё звенит, И вечность ты чувствуешь за плечом — Он рядом с тобой стоит. На шумной пирушке сквозь гам и смех Не разобрать ничего, Но вдруг накрывает молчанье всех — И это голос Его. Он был вместе с нами лишь миг назад — Невидим, но ощутим. И всё, что хотели бы вы сказать — Уже подумано Им. На ярмарке этой мы все равны, И каждый здесь оценён, Но всё, чему мы не найдём цены — Одно из Его имён.

Инкогнито

Когда на князя находил подобный стих, он облачался в серый редингот, надвигал до бровей широкополую шляпу, и каждый, кто встречал его в таком виде, понимал, что князь вышел «инкогнито» и узнавать его отнюдь не следует…

Э. Т. А. Гофман

«Житейские воззрения кота Мурра» У меня такой сегодня стих: Я надену серый редингот, Нахлобучу шляпу до бровей И пойду инкогнито гулять. Будут думать: «Кто это идёт? — Что-то мы не видели таких…» Я же затанцую — гоп-ля-ля! Прихлебнув из горлышка портвейн. Я смогу смеяться и кричать, Я смогу французский петь шансон Голосом, каким его поёт Серж Гинзбур или Эдит Пиаф. Захочу — пройдусь и колесом, Не страшась испачкать редингот! Лишь боюсь, что, вверх ногами встав… Шляпу потеряю невзначай.

Артём Трофимов [70]

Пламя по имени Время

Из дневника

Жизнь — комната, в которой идёшь с завязанными глазами, — входишь в неё через дверь, медленно пробираешься наощупь вдоль стенки, спотыкаешься о шкафы и, когда уже стенка подходит к концу, нащупываешь собственными руками ту самую дверь, через которую вошёл.

Современный человек всё больше напоминает мне семя одуванчика, чьё будущее полностью зависит от ветра, и, вместо заботы о будущем, оно лишь гадает о нём.

70

Трофимов Артём Евгеньевич, Красноярск, 1995 г. р.

Ученик Красноярской гимназии «Универс» (№ 1) и Литературного лицея. Стипендиат Красноярской краевой именной стипендии им. В. П. Астафьева за достижения в литературном творчестве.

Рвалась бумага в клочья и разлеталась по всему дому. Ведь даже белую, как снег, бумагу жестокий мир создаёт для того, чтобы люди написали на ней чёрные буквы.

Как приятно иногда провести рукой по краю бумаги, которая разорвана в порыве чувств, а не по остро отшлифованному стандартному заводскому её краю.

Лист с моим детским стишком…

Дворник мечет бескорыстно Мётлы в сердце сентября. Он сметает эти листья, Как обиду на тебя. Было если бы так просто: Позабыл — из сердца вон! Отчего же так несносно По утрам проходит сон?.. Что ж, мы, люди, не безгрешны. Кто же ангел есть из нас? Отчего обидой вешней Нас ломает сей же час? Вся жизнь — обман. И все мы в ней — вруны. Мы все, бессовестно скрываясь от луны, Как реки мутные, в житейской мгле течём… Где ж устье? Где исток? Речные валуны?

* * *

Будет вновь под стопою моей борозда, Буду к звёздам лететь, и хмельная звезда Обуздает мой разум — и врежется в зубы Бедолаге Пегасу стальная узда…

* * *

Как осенний листок, Тихо с ветром играет Лист с моим детским стишком.