Журнал «День и ночь» 2011-03 (83)

Чучилина Римма Петровна

* * *

Не могу я сказать ничего: Ведь нарушат слова Первозданную тишину.

* * *

Первый снег в сентябре. Веет холодом хмурым. И всё же, как рад народ!

* * *

Выползла черепаха Из-под панциря своего. Как же он будет теперь?

* * *

Что же сожгло Эти осенние тополя? Пламя по имени Время.

* * *

Новое утро. Наверно, и солнце Вздыхает со сна.

* * *

Придорожная лужа. Не замерзает она От осеннего снега.

ДиН мегалит

Александр Вавилов [71]

Огненный шар

Гоголь

Мёртвый

том вторых душ. И в котельной темно. Гоголь вышел во двор. Баррель спирта был выпит За пятнадцать минут. Всё давно решено… Это бегство в Москву словно «Бегство в Египет». Пусть холопы молчат под еврейскую речь И цыгане гурьбой провоцируют Бога На глобальный гипноз. Но уже не сберечь Популяцию смысла внутри диалога. Долговязый ямщик, отрицающий смерть, Припаркует коней у кладбищенской стойки, И хозяйка пивной нанесёт на скатерть Поросёнка, десерт, буржуазные слойки, Восемь рябчиков, семь кружек нефти, и шесть Кружек нефти времён аравийской добычи… Чтоб хоть в пляс, хоть вразнос. Или просто поесть. И стихи посвящать потребляемой дичи. Никакой новый том не поможет принять Полоумных гостей — желтоглазую погань. Гоголь вышел во двор… от и краткой до ятъ Куролесил и пел, ибо кто, как не Гоголь? Гоголь шёл мимо тьмы, то есть как бы сквозь тьму, То есть прямо по тьме весь как будто из морга… И сверчки-светлячки улыбались ему Нарочито назло, принудительно долго. Мёртвый том вторых душ закоптил статус-кво. Гоголь вышел во двор — в безрассудство и в глину, И хозяйка пивной догоняла его, Чтобы бросить упрёк в безупречную спину.

71

Вавилов Александр, Екатеринбург, 1982 г. р.

Поэт. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Звезда», «Наш современник», «Нева», «Новая Юность», «Сибирские огни», «Урал» и других. Лауреат премии журнала «Урал». Автор книги «Итальянский ноктюрн».

Огненный шар

Это судьба. Время течёт вспять. Огненный шар. Дна у Земли нет. Бог не придёт. Некуда здесь встать. Тем, кто в огне, трудно любить свет. Тем, кто в огне, проще познать страх. Тем, кто в огне, сложно принять дым. Нечего ждать. Даже душа — в прах. Некого ждать. Он не придёт к ним. Он не найдёт в этом огне путь. Как находить, если пути нет? Скрылась в дыму та, что почти суть… Это «почти» суть обратит в бред. С этим «почти» не заглянуть встарь… Как постареть — время течёт вспять. Он промолчит. Мысль облетит гарь. Он бы сказал, если б умел врать.

Швея

Швея курила и пила кагор, И шила срок бездомному коту, И выходила в тёмный коридор С неоновым фонариком во рту. Потом швея стояла у двери, Потом швея стояла у окна… Но что творилось у швеи внутри Никто не знал. Особенно она. Потом швея снимала бигуди, И улыбалась, глядя на сервант. Всё лучшее осталось позади — Ямайка, Никарагуа, Тайланд… А впереди — один сплошной Тунис, И множество гавайских негритят. Теперь уже бухать помойки близ Красноармейцы ей не запретят. А ведь на швейной фабрике в Торжке Она была когда-то на виду! И пела на швеином языке, И вкалывала только за еду. Потом она отбилась от руки, Похитила со склада акваланг, И стала жить в землянке у реки, И каждую субботу грабить банк. Бобры в ней отмечали прыть и стать, Когда она купила им гамак, И разрешила акции скупать На рынке обесцененных бумаг. Швею Венерой звали моряки, Но террористкой в аэропорту… И вот теперь она в конце строки Сидит и шьёт. Бездомному. Коту.

Корабли

Комната, прокуренная нами. Сжатый воздух. Лампочка в пыли. На обоях синими волнами Море размывает корабли. Из колонок слышен тембр Стинга. Фоном. А во взгляде — корабли. В общем-то, обычная картинка: Волны плюс отсутствие земли. По обоям движется цунами, И прибой вливается в отбой. Комната, прокуренная нами… Пустота, воссозданная мной.

Констанция

Нет, Констанция, констант отныне нет. Есть фонарь, и есть бутылка вискаря. Мне пятнадцать. Я не старше. Яркий свет Надо мною. Это мягко говоря. Ты, казалось бы, запуталась в делах, Но и я за это время встрял в долги… Я всё чаще не танцую на балах И во взгляде множу степени тоски. Понимаешь, мне давно плевать на то С кем ты раньше не спала, а с кем спала. Я такой же ненормальный, как никто, Я кормлю себя объедками стола, Я расклеил облигации на дверь, И на флюгер, и на спину ямщику… Никакой дуэльный кодекс мне теперь Не поможет возвратить себя в строку. Никакой дуэльный кодекс мне уже Не расскажет, чем для пули стал полёт. Я

застрял на самом крайнем рубеже… Я уверенно не тот, не тот, не тот. Дорогая, мне давно пятнадцать лет, Я в старение не верить устаю. Я из всех к усадьбе пригнанных карет Предлагаю выбрать самую твою. Мы умчимся в обмельчавшие моря. Я давно имею виды на талант… Ты имеешь много больше и не зря. Туш, Констанция! Отныне нет констант.

Мисс Марпл

Я зачем-то ночью ушёл из паба, Плыл по Фрунзе, думал, аки богема: Мисс Марпл — золото, а не баба! Афродита пенного Бирмингема! Хулиганы дико её боятся… Ведь старушка очень легко одета. Помню, как-то в серии триста двадцать Гопник Томми плюнул в неё за это. Мисс Марпл ходит в зелёной шляпке… Ни инсульта нет у неё, ни тромба… Вот бы дома мне находили тапки Мисс Марпл и детектив Коломбо. Не боится американских горок, Не боится чёрного пистолета… Если честно, в серии триста сорок Байкер Билли плюнул в неё за это. Как приятно, встречные видя лица, Плыть вдоль Фрунзе гордо и молчаливо. И, конечно, спьяну мне будет сниться Мисс Марпл. К чёрту такое пиво! Мисс Марпл, знайте, что на Урале Кто-то плачет ночью под звездопадом. Вы мне стали ближе агента Скалли… Я Ваш Малдер. Истина где-то рядом.

Части речи

Разбери на части прямую речь, Позже — собери из неё такси… Полагаю, поздно себя беречь, Так что успокойся, не мороси — Собери такси и прильни к рулю. Как ты понимаешь глагол «прильни»? Синтаксис, подсевший на коноплю, Славился глаголами искони. Поезжай по встречной, по кольцевой Под предлогом «на», если «но» предлог. Если подтвердится, что ты живой — Сядешь в третий раз на четвёртый срок. Завтра-послезавтра найдёшь ответ, Стоило ли речь превращать в такси? Стоило ли ездить на синий свет Под предлогом «Господи, упаси»? Под предлогом «Господи, сохрани» Будешь биться чаще, чем я пишу. Славился предлогами искони Синтаксис, подсевший на анашу. Посмотри на счётчик. Закрой глаза. Каждый километр прими за фол. Я не против скорости и не за… Скорость — это самый чудной глагол. По-любому врежешься в некролог, Так что бесполезно себя беречь… Если знак «Поэзия» не предлог — Разбери на части прямую речь.

Боярышник

А потом он пришёл нарядный, Чтоб стоять в середине зала, Но боярыня наказала, Потому что дурной и жадный. А потом говорит: «Налейте». А потом: «Я устал всецело». Но боярыня захотела, Чтобы он ей сыграл на флейте. А потом он решил в бараке Сделать ставку на крокодила… Но боярыня запретила И ему, и его собаке. А потом в перспективе лета Он буянил, скажи на милость. Но боярыня застрелилась. И, конечно, из пистолета. А потом он порвал гармошку, Потому что любил культуру… Но боярыня ведь не дура — Застрелилась-то понарошку. А потом и почёт, и слава… Мало шансов и смысла мало. Но боярыня загуляла. Загуляла! Имела право.

Александр Петрушкин [72]

Эфедрин

Death experiences. Internet.net

Алёне Мироновой

ну вот и дочикались завтра конец интернету на все расстояния голос стоит воплощённый а нас с тобой нет и пространны со света ответы в лощёной бумаге завёрнутый голос прощённый ну вот и дочикались завтра почти наступило в его жестяные следы смотрит мальчик почти удивлённо он снова один и это наверно красиво хотя и хреново пока отъезжают вагоны почтово они разрезают пирог моего доязычья расклёвывать бельма хвалёной земле безымянной и почва набухла пока я бухал некрасиво расчёсывал эти почти электронные раны ну вот и нугою запахло или кирзою и письмам итить теперь долго почти что неделю ну вот и дочикались — что же я завтра раскрою на все расстоянья стою и в се счастье не верю ну вот и дочикались нету коннекта искрою во тьме летит ангел почтовый лиловый горбатый и новый язык проявляется на негативе непойманный в сети и импульсы и килобайты попробуй молчать эти десять секунд пока отключаются боты пока осыпается синим слепой монитор — воскресенье своё наблюдает мужик на вокзальном перроне с почтово-багажным почистив несуетно перья ну вот и дочикались ангел мир снова обширен стоит сам в себе как будто мороз дед и новый несчисленный век и человек неудобен и этим прекрасен что смертен и этим огромен

72

Петрушкин Александр Александрович, Кыштым, 1972 г. р.

Поэт, организатор литературного процесса. Родился в Челябинске, жил в Озёрске, Лесном, Екатеринбурге. Учредитель Литературно-художественного Фонда «Антология». Инициатор издания журнала «Транзит-Урал». Издатель нескольких книжных серий, организатор литературных конкурсов и фестивалей. Лауреат нескольких литературных премий. Член Высшего творческого совета Международного «Союза писателей XXI века».