«Мы с вами технически сильные, но премудростью — нет!»
Весьма поучительно и отношение Порфирия Иванова к деньгам и частной собственности:
«У кого Природа, у Того и слава. А у кого есть частная собственность — у того вечная нужда».
«Деньги держат тюрьму, деньги ставят больницу. Преступник рождается через деньги».
«Государство это есть деньги. Они разрастаются на людях: то, что покупается, приходит в негодность, а богатство есть прах».
«В деньгах нет живого, а всё мёртвое. Мы через деньги создали смерть. Тот, кто не хочет, чтобы люди продавали за деньги Природу, — ему Природа продлит жизнь».
В условиях развивающегося олигархического капитализма эти изречения звучат весьма актуально. Неплохо бы обдумать их нашим политикам и олигархам, превращающим природные богатства в деньги.
В заключение приведу самооценку Порфирия Иванова:
«Он встретился с истиной, Он окружился правдою; это эволюционный порядок, надо этим порядком жить. Это есть правда — сознание определяет бытие».
Предаться бы сегодня вольномуПорыву,да какие шалости?..Пришел на смену алкогольномуСиндром
хронической усталости.Покуда освежались водочкой,Подпитывали душу грешную,Жизнь легкою крутилась лодочкой,Не тыкалась в траву прибрежную.Теперь же,трезвостью придавлены,В уныние впадаем долгое,И дни, что для прозрений дадены,Бесплодие сулят недоброе.И множит состоянье скверноеМысль,от которой век не пенится, —Что это времечко неверноеУже ничем другим не сменится.
10
Хомутов Сергей Адольфович, Рыбинск, 1950 г. р.
Родился в Рыбинске. Выпускник Литературного института им. А. М. Горького. Работал на предприятиях Рыбинска, в многотиражной, районной и областной газетах, директором издательства «Рыбинское подворье», главным редактором журнала «Русь». Печатается с 1966 г. Автор десяти книг стихов. Член СП СССР с 1987 г.
* * *
Как вечности приговор,Мне видятся снова и сноваНацеленный взгляд ГумилеваИ Блока рассеянный взор.Нам рваться, метаться, хрипеть,Слагая напевы больные.А им всё глядеть и глядетьСквозь нас, в поколенья иные.
* * *
Не наливайте поэту, не стоит,Водка тревожного не успокоит,Вот упокоит — вполне;Время другое, и зелье опасно,Что впереди ожидает — неясно,Света не видно в окне.Если же налили, то не бросайтеВ месте чужом,пониманьем спасайтеИ разговором ночным.Пусть отогреется он под луною,Чтобы не мучиться дальше виноюИли безумьем сплошным.Пусть почитает вам новые строки,Вы потерпите,не будьте жестоки,Это полезно порой.Тягостно в мире сегодня и пусто,Да и душевности, в общем, не густо, —Что не заменишь игрой.Все-таки, не наливайте, пожалуй,В жизни его непонятной и шалойБыл и Эдем, и Содом.Выпейте сами за встречу с поэтомИ за спасенье,пускай не на этомСвете, хотя бы — на том.
На верёвка-ветках сплошь остатки лета,А на небе плюмбум, поперёк и вдоль.Ветер рвёт калитку в поисках ответаИ звучит повсюду ветра си-бемоль.Я смотрю на небо — что-то будет с нами? —Там на небе, в тучах тот, кто всем Отец.В голове у лета — все кресты крестами,А на лбу у лета — пламенный венец.Подоконник полон чешуи с берёзы,Запотели окна холодом ночей.Здесь вчера был Пушкин, пил, роняя слёзы,Вот и капли воска от его свечей.Я смотрю на небо, листья съели время,Листья съели лето, съели нас с тобой.Мы уходим в осень, превращаясь в семя,В то, откуда вера и земной покой.Как бы мне хотелось, чтобы так случилось,Чтобы ветер с моря долетел до нас…Из-за леса красным что-то к тучам взвилось:То ли «воздух-воздух», то ли русский «СПАС».Я смотрю на небо бестолковым взглядом,Вижу средь тумана лица и дома.Ты мне вновь приснилась, ты летала рядом…Я влюбился в осень и сошёл с ума.
34
Миллер Константин, Германия.
Родился в Комсомольске-на-Амуре, но вскоре был оттуда вывезен родителями в Новосибирск. Выпускник исторического факультета Педагогического университета. Несколько лет работал в археологических экспедициях, преподавал историю в разных учебных заведениях. Автор нескольких пьес. Публикации на сайте «Проза.ру», в журнале «День и ночь».
Ты рыдала птицей восемь суток кряду,Проклиная ветер, что принёс грозу,Отвела к гадалке, та дала мне яду,А потом сварила в бронзовом тазу.После варки этой стал я липкой глиной,Новогодним студнем с хрено-чесноком.Бабушка-гадалка съела половину,Остальное спрятав в подпол, на потом.Ты цвела нежнейшим розовым бутоном,Я — навеки скован студня мерзлотой.Больше я не буду бить тебе поклоны,Не упьюсь берёзой, насмерть золотой.Но беда подкралась (так всегда бывает,Я уж, право слово, утомился ждать —Ветер в трубах воет, и собака лает,Все приметы схожи), появился тать.Ратники лихие все пожгли до пеплаИ огонь вселенский растопил меня,Я впитался в почву (страх, какое пекло!),И познал, как пахнет Мать-Сыра-Земля.Через год, родившись сорною травою,Я увидел небо, осень и тебя.Небо было синим, ты была седою,Осень — светло-рыжей… Краски сентября.
И опять на песке блики белого-белого света,И опять золотая небесно-невинная даль.И светает в груди… И душа по-над бренным воздета,И парит над тобой то ли Родина, то ли печаль…В
мир открыты глаза, как у предка — распахнуты вежды,И под горлом клокочет: «Высокому не прекословь!»,Сможешь — спрячь в кулачок тотживительный лучик надежды,Чтоб мерцала внутри то ли Родина, то ли любовь.И придут времена, когда слово в окно застучится,И перо заскрипит, за собою строку торопя.Что-то ухнет вдали… Но с тобой ничего не случится,Хоть и целился враг то ли в Родину, то ли в тебя.И приблизишься ты, хоть на шаг, но к заветному слову,Что в дряхлеющем мире одно только и не старо.Испугается ворог… Уйдёт подобру-поздорову…Если будет здоровье… И всё-таки будет добро…И тогда осенит, что последняя песня — не спета,Что перо — это тоже звенящая, острая сталь,Что опять на песке — блики белого-белого света,И парит над тобой то ли Родина, то ли печаль
39
Аврутин Анатолий Юрьевич, Минск, 1948 г. р.
Выпускник исторического факультета БГУ. Работал слесарем вагонного депо, учителем, лит-консультантом газеты «Железнодорожник Белоруссии», старшим редактором журнала «Служба быту Беларусь, зам–лавного редактора журнала «Салон», главным редактором журнала «Личная жизнь», обозревателем газеты «Советская Белоруссия», редактором отдела культуры, первым заместителем гл. редактора газеты «Белоруссия». С ноября 1998 г. — главный редактор литературно-художественного журнала «Немига литературная». Автор полутора десятков поэтических сборников. Лауреат Международной литературной премии им. Симеона Полоцкого и нескольких всероссийских литературных премий. Награждён медалью Франциска Скорины, Золотой Есенинской медалью, медалями им. М. Шолохова, им. Мусы Джалиля и другими наградами.
День отгорит. Сомнение пройдёт.Иным аршином жизнь тебя измерит.Вновь кто-то — исповедуясь — солжёт,И кровной клятве кто-то не поверит.Иной простор… Иные времена…Надушённых платков теперь не дарят.Здесь каждый знал, что отчая странаВ лицо — солжёт, но в спину — не ударит.А что же ныне? Как ни повернись,А всё равно удар получишь в спину.Жизнь Родины?.. Где Родина, где жизнь? —Понять хотя бы в смертную годину.И ту годину нет, не торопя,Себе б сказать, хоть свет давно не светел:«Пусть Родина ударила тебя,Но ты ударом в спину не ответил…»Холодно… Сумрачно… Выглянешь,а за окном — непогодина.Свищет сквозь ветви смолёныеветер… Черно от ворон.Души, как псы одичалые.Холодно… Сумрачно… Родина…В свете четыре сторонушки —ты-то в какой из сторон?И ожидая Пришествия,и не страшась Вознесения,Помню, звенят в поднебесииот просветленья ключи.Вечер. Осенние сумерки.И настроенье осеннее.Не докричаться до истины,так что кричи — не кричи…То узелочек завяжется,то узелочек развяжется…Что с тобой, тихая Родина,место невзгод и потерь?То, что понять не дано тебе —Всё непонятнее кажется,Всё отдалённо-далёкое —вовсе далёко теперь.Вовсе замолкли в отчаяньевсе петухи предрассветные.Где соловьи? — А повывелись…Летом — жарища и смрад.Ночи твои одинокие,Утра твои беспросветные,Ворог попал в тебя, родина,хоть и стрелял наугад.Скрипнет журавль колодезный —и цепенеет от ужаса.Горек туман над лощиною,лодка гниёт на мели.Каждый — в своём одиночестве.Листья осенние кружатся,И разлетаются в стороны,не долетев до земли.
Памяти друзей-писателей
Как летят времена! —Был недавно ещё густобровым.Жизнь — недолгая штука,Где третья кончается треть…Заскочу к Маруку,Перекинусь словцом с Письменковым,После с Мишей СтрельцовымПойдём на «чугунку» смотреть.Нынче осень уже,И в садах — одиноко и голо.Больше веришь приметамИ меньше — всесильной молве.Вот и Грушевский сквер…Подойдёт Федюкович Микола,Вспомнит — с Колей РубцовымКогда-то учились в Москве.Мы начнём с ним листатьО судьбе бесконечную книгу,Где обиды обидами,Ну а судьбою — судьба.Так что хочешь — не хочешь,И Тараса вспомнишь, и Крыгу…Там и Сыс не буянит,Печаль вытирая со лба.Там — звенящее словоИ дерзкие-дерзкие мысли.Скоро — первая книга,Наверно, пойдёт нарасхват…Там опять по проспектуБредёт очарованный КисликИ звонит Кулешову,Торопко зайдя в автомат.А с проспекта свернёшь —Вот обшарпанный дом серостенный,Где Есенин с портретаЗапретные шепчет слова,Где читает стихи только тем, кому веритБлаженный…Только тем, кому верит…И кругом идёт голова.Что Блаженный? — И онПеред силой природы бессилен.Посижу — и домой,Вдруг под вечер, без всяких причин,Позвонит из Москвы мне, как водится,Игорь Блудилин,А к полуночи ближе, из Питера,Лёва Куклин…Неужели ушлоЭто время слепцов и поэтов? —Было время такое,Когда понимали без слов.Вам Володя ЖиженкоПод «Вермут» расскажет об этом…И Гречаников Толя…И хмурый Степан Гаврусёв…Не толкались друзья мои —Истово, злобно, без толку.И ушли, не простившись —Негромкие слуги пера.Вот их книги в рядок,Всё трудней умещаясь на полку.Там и мест не осталось,И новую вешать пора…
