Журнал «День и ночь» 2011-03 (83)

Чучилина Римма Петровна

Зеницы под сенью

Солнце рвётся к нам из райской чащи, Оставляя на колючках лет Нестерпимый, яростный, сладчайший, Изливающий Себя нетварный свет. Это чудо вовсе не для сытых, Зря толпится, тень роняя, плоть. Как бы ни был близок преизбыток, Не хватает мне Тебя, Господь!

Винтовая лествица

Грех, господа, и разведён, и вдов, И — навсегда — одновременно холост: Святоотеческий чудной порядок слов — Тому залог, как и чудесный голос. И как моя бы ни металась кровь, На Всенощной, вращая ворот суток, Они соединяют вместе вновь Эмоции

и Твой, Господь, рассудок! Под ладонью даль — как на ладони. Прямо по дорожке световой можно перейти простор бездонный, справиться с ретивой тетивой. То прибой — что уличная драка, то — трясёт повинной головой. Отряхнув стопы земного праха, с красного мы входим в голубой, а потом из голубого — в белый, где цветёт сирень без облаков и кусочком солнечного мела разграфлён фиалковый альков. Есть ли выход за пределы света — на причал начальной черноты? Ангел по верёвочной — из ветра — носит в море новые цветы. Вам, кто, лёгок на помине и тяжёлый на подъём, сохранил в хорошей мине запрещённый стол и дом, кто на свежем минном поле рвёт опасные цветы, кто учился в нашей школе нелегальной красоты!

Осеннее несение креста

Может, чудо жизнь удочерило. Либо сам Господь усыновил? Никакие не нужны перила На святых ступенях синевы! Там все те, кто, вдруг покинув стаю, В новом тренируется строю. Некоторых ангелов я знаю И легко до пяток достаю. Только нет свободной там ступени. Очередь — живая — до небес! Души, поспевая на Успенье, Постепенно сбрасывают вес. В лесах распаренной нирваны — Аркады стрельчатой ирги. Лечу, но словно оловянный, — На этот свет не с той ноги. А лес — совсем не деревянный — Звук декламирует живой, И хвойные лесные ванны Смывают ропот вековой. Душа, как в сауне томится, И дух смолистый — как припой, А на серебряных ресницах По лесу бродит дождь грибной. Стреляют шишки по колёсам, Играют дуры в дурака, И достаются важным осам Останки пира пикника. Но берег спаривает пары Не только свадебных стрекоз, И открываются амбары Недекларированных поз. И Бог расстроен на два тома, Семь пятниц и девятый вал. Когда я вылетел из дома, Я словно дома побывал. Но стоит Богу оступиться Среди потерянных подков, Гром вяжет дождь на грозных спицах И собирает грибников. Спасибо, лес, спасибо, поле, Что дали Богу здесь простор И столько воздуха, и воли, И в рощу спрятали топор. Не поминайте, ветры, лиха, Сушите слёзы Ци Бай Ши. Не отлипает облепиха. Хоть вирши заново пиши! В Помпеях все сгорели заживо и не оставили кормил… Как долго я тебя приваживал, глазами зеркало кормил. Поил слезой, делился стужею и пресмыкался, словно уж. Шуршало зеркало бездушное переселениями душ. Мутнело, как чело оракула, сдвигая параллелограмм. Вдруг мне — в каракуле каракулей — пришло письмо из амальгам. Тем пеплом по краям измурзано и — видишь — вскрыто тут и там… И в нём всегда играет музыка, что так приваживает спам.

Воспитание

Когда,

возвращаясь с обочин, Душа озаряла жильё, Как шла тебе чистая почта — Любви лицевое шитьё. Я был и сестрою, и братом; И мачо, и друг, и жиган. Ложились и думали рядом, И образ бельё обжигал. Зачем я поймал полнолунье На старом своём Маяке? Юродивый и полоумный, Сварился в твоём молоке И вышел и сильным, и новым И, дал мне Господь, молодым! И стал разведённым и вдовым, Женатым и холостым. Ты — нет, чтоб сидеть одесную Тихоней тишайших тихонь — Открыла заслонку печную И бросила песни в огонь. Заехав фарами за роуминг Из города куда-то прочь, В сугробах сумрачных черёмух Благоухала наша ночь. И от заката до рассвета, Покинув Киев и Москву, Река переплывала лето Под небом «Слова о полку».

Наталья Попова [58]

Предчувствие

58

Попова Наталья Николаевна, Санкт-Петербург, 1986 г. р.

Родилась в г. Зеленогорске (Красноярский край). Окончила с серебряной медалью гимназию и КГПУ им. В. П. Астафьева. Стихи пишет с 2004 года. Публиковалась в журнале «День и ночь», альманахе «Новый Енисейский литератор».

Летнему саду

Под сводами аллеи в жёлтых клёнах, у грани сумасшествия и чуда, сквозит эфир, опасно оголённый, разгаданный и пойманный лишь Буддой, Христом и вознесёнными святыми. Они к нему приблизились вплотную. А я всё силюсь вспомнить Его имя — ответ ищу беспомощно, вслепую. Вокруг босые женщины из камня из амфор поливают этим духом весь сад. И нить нащупывает память, шептание улавливает ухо. И запах обещает слишком много, а мысли натыкаются на вечность, скамья, в тени упрятанная Богом, готовит мне обещанную встречу. Ладонь в ладонь с Апрелем топать по мокрым улицам весны. Вдыхая запахи и шёпот, угадывая чьи-то сны, что бисером просыпал город, а ветер в закоулки смёл. Чтоб счастье каплями за ворот, чтоб только он с тобой брёл — Апрель… Твой верный спутник. Туго дыханья ваши сплетены. Ты ввек не сыщешь лучше друга у хрупкой юности весны. Ведь только он, худой, раскосый, простил естественность ресниц, твои остриженные косы и профиль твой в полёте птиц. Он примет всё, он всё полюбит, раскурит нежный фимиам. И редкие навстречу люди не потревожат ваш Сиам.

Минута молчания

Отголоски конца блокады В небе пасмурном января. На обочине Ленинграда Вот с минуту не говорят… Одинокие свечи в окнах И печальные капли с крыш. Под растаявшим снегом мокнет Долгожданная эта тишь…

Рука из облаков

Рука сложила пальцы в горсть и сыплет солью отношений. Так далеко безликий гость, а мы в фарфоровой мишени играем роли разных блюд: мы по зубам Тому, кто свыше. Обедню ангелы поют, Он внемлет им, а мы не слышим. И солью пропитавши ум, не уяснив всей сути, глупо, как тот индюк, горды от дум, лежим на дне в тарелке с супом.