Журнал «Если», 1998 № 03

Гаррисон Гарри

— Срочность?

— Экстренный. Приоритет Дома.

Питер молча заполнил несколько граф в листке, протянул его Хелен. Я заметил, что он вписал имя летуньи, какие-то цифры, а в графе с крупной надписью «погода» поставил рядок жирных единиц.

— Да-да, старый бюрократ… я поняла… — сказала Хелен, склоняясь над столом. Перечеркнула «погоду», написала «под ответственность летуна», еще в одной графе размашисто вывела «Рим, Урбис». Перевернула листок — там тоже были какие-то надписи и клеточки, которые

она быстро заполнила цифрами. — Все?

— Разрешение коменданта, Хелен, — негромко сказал Питер.

— Ладно. Но техников направь немедленно. И готовь карты.

— Облачный фронт тянется до Турина, — предупредил Питер.

— Я поняла. Полная загрузка, хорошо? И посмотри, чтобы поставили новые толкачи, с усиленным зарядом. Пойду над облаками.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж.

У кабинета коменданта тоже стоял охранник. И снова Хелен пропустили без разговора, а вот меня остановили. Я терпеливо ждал в коридоре, пока летунья не выглянула и поманила меня внутрь.

Кабинет был роскошный. Комендант стоял у окна.

— Вот ты какой… — мрачно сказал он. — Значит, знаком с Ильмаром?

— Ну, как вам сказать… — замялся я.

— Уверена, что долетишь? — обратился он к Хелен.

— Все в воле Господа.

Комендант пожевал тонкими губами.

— Хелен, девочка, ты уверена, что этот маратель холстов столь важен?

— Да. Важнее сейчас никого нет.

— На север облачность реже, доставь его в Версаль…

— Велено препроводить в Урбис. Пасынок Божий и Владетель хотят размножить портрет Ильмара как можно скорее. А в Урбисе скоропечатни лучше.

Комендант кивнул. Снова покосился на меня. Взгляд был по-прежнему строг, но голос чуть смягчился:

— Ты хоть понимаешь, живописец, какая честь тебе? Сама Хелен — Ночная Ведьма — в Урбис доставит!

Вернувшись к столу, комендант быстро расписался на разрешении. Покровительственно улыбнулся.

— Удачи, госпожа графиня.

— Надеюсь и впредь пользоваться вашим расположением, господин барон.

Низко поклонившись, я вышел вслед за Хелен.

Дождь вроде бы ослабел, но Хелен подставила ладошку и недовольно покачала головой.

Планёр стоял в самом начале длинной каменной дорожки. Над ним был растянут на прочных жердях брезент, техники копошились, подвешивая под брюхо трубы толкачей.

А еще происходило что-то странное. Дальше по взлетной дорожке, с обеих ее сторон, стояли две невысокие каменные башенки. И сейчас две упряжки могучих тяжеловесов тащили от башенок толстые канаты. Натужно, словно разматывая их с неподатливых барабанов.

— Буксир новый, подбросит хорошо, — сказал Питер. — Побереги толкачи.

— Питер, не учи летать!

Он замолк.

Мы подошли к планёру как раз тогда, когда лошади дотащили канаты, а толкачи

были подвешены под крылатую машину. На вид планёр был такой же, как прежний, разбившийся. Хотя крылья длиннее, концы даже высовывались из-под брезента и дрожали под струями воды.

— Цепляйте, живо! — крикнул Питер.

Солдаты бросились к канатам и принялись заводить их за крюки в носу планёра.

Пока шла вся эта суета, пока цепляли тросы и проверяли толкачи, я чувствовал себя самым ненужным человеком в мире. Но вот уже Хелен полезла в кабину, забросила туда свою сумку, выбралась, заглянула под планёр, скомандывала:

— В машину!

Я торопливо забрался на заднее кресло, привычно скорчился, завязал на животе страховочный ремень.

Летунья села впереди, привязалась, повела рукой, доставая из Холода маленький цилиндр запала. Теперь я его рассмотрел хорошенько — из черного полированного дерева, вроде бы разборный — посередке шла тонкая линия, словно выдавая резьбу. Металлические штырьки торчат из донца.

Хелен закрепила карты, опустила правую руку на рычаг сбоку, левой подхватила рычаг управления. Крикнула в окно:

— Давай, Питер!

Планёр дернуло так резко, что я испугался за его хрупкую конструкцию. Мы рванули вперед — тент, солдаты, Питер, машущий флажками сигнальщик вмиг остались позади. Стекла кабины тут же залило дождем, потом ветер сорвал капли. Планёр несся все быстрее и быстрее, тросы с огромной скоростью сматывались, исчезая в узких косых амбразурах башенок.

— Сестра нам в помощь! Спаси и возлюби! — крикнула Хелен.

И от этой запоздало тревожной молитвы меня обдало страхом. Вовсе она не уверена в удаче, летунья Хелен…

Толчки прекратились. Тросы еще тянули нас вперед, но планёр уже оторвался от дорожки и взмывал в небо. Еще через миг канаты отцепились. Было невыносимо тихо — тонкое пение ветра казалось наваждением. Внизу мелькали мокрые серые камни летного поля, вмиг ставшие крошечными строения. Вверху колыхалось низкое небо.

— Держись, Ильмар!

Хелен коснулась запала. Как она ухитрялась все делать со своей сломанной рукой, не представляю.

Подо мной взревел толкач. Как Ганс-дурак, в Китай на ракете собравшийся, как барон Мюнхенгольц, мы мчались на огненном коне…

Хелен делала с машиной что-то странное: задирала ее нос все выше и выше, будто мы и впрямь были карнавальной шутихой, пущенной в зенит.

— Хелен… — охрипшим от ужаса голосом прошептал я.

Умом я понимал, что мы летим прямо в небо, в то время как все чувства утверждали, что валимся вниз. Планёр раскачивало и кидало из стороны в сторону.

Сжав зубы, я сдержал крик — и когда облачная фланель накрыла нас, не издал ни звука. Словно в мутную воду окунули!