Журнал «Если», 2000 № 12

Булычев Кир

Когда мы пролетали над каким-то каньоном, Йхсс попытался открыть иллюминатор, чтобы плюнуть вниз, но пилот, к счастью, запретил. Одной заботой меньше, иначе Харк и Сен пожелали бы сделать то же самое, а потом пошли бы по второму кругу, чтобы определить, кто лучше плюется. Подобные турниры могут длиться часами.

Мы приземлились на базе Кагалия, что на Элк Ридж. Прохладный ветер шевелил ветки сосен, немного смягчая жару. Сорши опустили гребни и растянулись на солнце, пока мы с О’Калланом разгружали багаж. Местный рейнджер — старуха, обветренная и морщинистая, как ветхий мешок — не сводил с нас прищуренных глазок: судя по всему, агенты Специального

бюро безопасности особых симпатий в здешних местах не вызывали, как, впрочем, и наша охотничья команда. Мы — кость в горле для ветеранов, которые вечно ноют, мусоля навязшие в зубах жалобы на новые времена, и поют дифирамбы прежним. Можно подумать, это имеет какое-то значение в теперешней реальности.

Нас осчастливили транспортным средством в образе дряхлого микроавтобуса (ржавая колымага без крыши и бамперов). Интересно, далеко можно уехать на такой развалюхе? Когда охранник неохотно ткнул пальцем в разбитую дорогу, ведущую на запад через лес, и сообщил, что добыча направилась в ту сторону, Йхсс моментально просигналил мне:

— Сейчас? Мы идти, да? Убить, да?

— Охотиться, да. Но взять живым. Не убивать.

О’Каллану, похоже, было плевать, каким именно образом он доставит пленника обратно, но я всегда старалась предостеречь соршей от убийства. К тому же я читала досье жертвы: некий Себастьян Джонс, индеец-навахо, обвиняемый в поставках оружия республиканцам. Террорист или патриот — это уж как посмотреть. В досье не оказалось никаких существенных сведений: обычная трепотня, сплошная дезинформация, которую можно без опаски скормить любому назойливому репортеришке. Да какого черта ломать над этим голову! Виновен или нет — дело не мое. Я давным-давно усвоила, что подобного рода сомнения чаще всего доводят до беды… К счастью, сортам колебания неведомы. Плати и получай товар.

О’Каллан отвел нас в барак охранников и показал место, где Джонс, угрожая оружием, отнял запасы еды. Сорши в два счета уловили его запах. Гибкий язык Харка тут же донес информацию до назально-сошниковых желез.

— Ах, хорошо…

— Легко, — согласился Сен.

— Что они говорят? — поинтересовался О’Каллан.

— След совсем свежий. Они без труда найдут Джонса.

Он поднял очки на лоб.

— Не могли бы вы объяснить, как общаться с ними? Пригодится, если мы попадем в беду.

Я пожала плечами.

— Могу научить вас охотничьим жестам, но сорши не обратят на вас внимания.

— А если с вами что-то случится? Как я смогу управлять ими?

— Не сможете. Не тот запах. Им неважно, что я женщина и принадлежу к людской расе. Их собственные самки — яйцекладущие. Внешность не имеет значения, важны только феромоны. У вас они совершенно другие.

Он медленно кивнул.

— Пожалуй, мне лучше с ними просто подружиться.

— Попытайтесь.

Он так ничего и не понял.

Сорши побежали вперед. Мы с О’Калланом погрузились в микроавтобус и углубились в лес. Я оглянулась на старуху, смотревшую нам вслед. Как раз перед тем, как мы исчезли за поворотом, она подняла средний палец в непристойном жесте.

В яме потрескивал хворост. Просто так. Без особой необходимости. Правительство снабдило нас первоклассными пайками с само-подогревом, но с костром в темноте куда уютнее. Жизнь в городах заставляет забыть, какая огромная часть Земли, по существу, находится в первобытном состоянии, особенно

теперь, когда началась всеобщая миграция с планеты. Говорят, что с приходом диархийских технологий воздух стал чище. Не могу сказать, так ли это на самом деле. Но тот, которым мы дышали этой ночью, был холодным и свежим. Его можно было пить, как воду, предчувствуя головокружительные приключения.

Мы нашли старый, потрепанный пикап Джонса чуть повыше каньона. Харк показал, куда ведет запах индейца. По краю каньона вилась старая скотопрогонная тропа, местами шириной меньше шести футов, льнущая к отвесной скале. Во мраке по такой не погуляешь.

О’Каллан не походил на человека, чья задница способна долго выдерживать соприкосновение с твердой глиной, и все же на лице его по-прежнему сияла улыбка, достаточно ослепительная, чтобы осветить небольшой город. Он пристроился у костра, время от времени подбрасывая в огонь шишки. Сорши лежали чуть подальше, на границе света и тьмы, превратившись в беспорядочную, свившуюся в клубок массу, из которой в разные стороны торчали конечности. Со стороны казалось, что их чересчур много.

— А я думал, ящерицы — из тех тварей, которые любят уединение.

Я вытянулась, устраиваясь поудобнее в песчаной впадине.

— Это земные ящерицы.

Клубок неожиданно распался, и возникла голова Харка. Он издал довольное шипение, широко открыл пасть и вывалил алый язык.

О’Каллан скормил ненасытному пламени последнюю шишку и, откинувшись на одеяло, уставился в темное небо с искрами звезд.

— Интересно, что чувствовали наши предки, глядя на звезды и воображая, что там никого нет?

— Мать говорила: тогда мы совершенно справедливо ощущали собственную исключительность.

Он закинул руки за голову.

— Ваша мать была уроженкой Гаваны?

— А отец жил в Киеве. И что с того?

— Да просто я никогда раньше не видел рыжеволосых женщин со смуглой кожей… Кстати, я читал ваше досье. Никаких родственников, прочных связей. Вся ваша жизнь связана с соршами.

— А какая, по-вашему, жизнь мне необходима?

— Как у всех девушек. Дружеское общение, развлечения…

— Мои друзья — Харк, Сен и Йхсс.

— Но они не люди.

Приплыли. Рано или поздно всегда кончается этим…

— Ну, и…

— Что вы, например, делаете, когда…

Он неопределенно помахал рукой.

— Когда хочется потанцевать и выпить? А почему вы считаете, что мне это необходимо?

— Большинству людей — необходимо.

— Большинство людей не имеет дело с соршами.

О’Каллан повернулся на бок. В его глазах плясали отблески огня.

— Вы уклоняетесь от ответа, Соня. Ведь вы человек. В отличие от соршей. Они не могут дать вам то, что способно принести общение с соплеменниками.

Что именно? Неприятности? Я могла бы ночь напролет перечислять, сколько гадостей сделали мне «соплеменники».

Я села и бросила в костер палку. Головы соршей поднялись. В глазах-щелочках сияло неподдельное довольство любовью, исходившей от меня — к ним.

— Вы никогда не имели дела с соршами. И представить не в силах, каково это — жить среди трех наделенных сознанием существ, чья единственная цель в жизни — сделать тебя счастливой. Нет, они не могут обсуждать нашу классическую литературу, но частенько беседуют у костра на темы, которые ставили в тупик наших философов. Просто мы выражаемся несколько более сложно. Однако если хорошенько подумать, вполне возможно вести дискуссии о проблемах человечества на языке воинов и охотников.