Журнал «Если», 2001 № 09
Шрифт:
И слава Богу, что после долгого перерыва у автора появляется, наконец, улыбка. И героя не только жалеешь, но и сочувствуешь ему.
Примерно раз в год Андрей Саломатов клятвенно обещает покинуть «взрослую» прозу и целиком посвятить себя благороднейшему занятию — сочинительству добрых историй для детей. «После каждой «взрослой» повести я испытываю колоссальное эмоциональное истощение», — как-то в приватной беседе признался писатель.
В следующем году он снова пообещает не писать для взрослых… А может, лучше посчитать нас детьми? А что, представьте себе: однажды из-под пера Андрея Саломатова, писателя с грустными глазами и застенчивой детской улыбкой,
Евгений ХАРИТОНОВ
БИБЛИОГРАФИЯ АНДРЕЯ САЛОМАТОВА
(Книжные издания)
1. «Наш необыкновенный Гоша»: Рассказы. — М.: Дет. лит., 1994.
2. «Цицерон — гроза тимиуков». — М.: Армада, 1996; М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
3. «Цицерон и боги Зеленой планеты». — М.: Армада, 1997; М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
4. «Рыцарь Сновидений». — М.: Армада, 1997; То же под назв. «Дорога чуда». — М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
5. «Сумасшедшая деревня». — М.: Армада, 1998; М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
6. «Синдром Кандинского». — Paris, 1999 (на фр. яз.); М., 2001.
7. «Чертово колесо». — М.: Диалог, 1999.
8. «Возвращение Цицерона». — М.: Диалог, 2000; М.: Дрофа, 2001.
9. «Сыщик из космоса»: Сб. — М.: Диалог, 2000; М.: Дрофа, 2001.
10. «Фокусник с планеты Федул». — М.: Дрофа, 2001.
11. «Все наоборот». — М.: Дрофа, 2001.
12. «Черный камень». —М.: Дрофа, 2001.
Проза
Роберт Рид
Слишком много Джоэлов
День вроде обещает быть особенным, и я могу точно объяснить вам, почему. Девушка эта стреляет в меня глазами. В обеденный перерыв я осваиваю ресторанчик в переулке за рыночной площадью, и пара приятелей из нашей конторы помогают мне в этом мероприятии. Официантка, вооружившись меню, подходит к нам и говорит, что ее зовут Хизер, что сегодня нас будет обслуживать она, и вот тут-то она стреляет в меня. Глазами. А потом как будто следует кокетливое подмигивание. Будь день обычным, я бы, вероятно, и внимания не обратил, но едва она удаляется, как мои приятели начинают прыскать и отпускать дружеские шуточки.
Девочке, возможно, лет двадцать. Худющая, длинная и не очень уж из себя. Но она молода — абсолютно и ослепительно молода, и я снова становлюсь мальчишкой. К концу обеда я в общем итоге профлиртовал девяносто секунд, и с ними приходит счастливое настроение, на каком моя дряхлая душа сумеет продержаться все выматывающие часы совещаний. По пути домой у меня достаточно времени вообразить новую жизнь с Хизер. Мы поселимся в большой
Так, фантазии и ничего больше.
Правду сказать, я не заметил, какие у нее глаза, а фигура, скорее всего, помнится мне куда более интересной, чем на самом деле.
Полина висит на телефоне. Судя по бойкому тону, разговаривает она с сестрой. Лео растянулся на диване и делает вид, будто занимается. Потом делает вид, будто смотрит на меня. Но его глаза так толком и не поднимаются и тут же снова утыкаются в телевизор.
Я хочу сказать ему что-нибудь такое, отцовское, но тут его мать говорит: «Пока, Бек» — и появляется в обозримом пространстве все еще с телефоном в руке, и странная широкая улыбка замораживает меня.
Она красавица. И теперь, и когда ей было двадцать, и всегда.
И конечно, глядя на это тонкое лицо и золотистые волосы, на длинноногую фигуру, которую она поддерживает в оптимальной форме, я испытываю жгучий стыд. Я дерьмо и идиот. Вот что я думаю, когда она говорит мне:
— Кое-кто работает с зеркалом.
Полсекунды, чтобы собраться с мыслями.
— Зеркало? — бормочу я.
— Зеркало новой модели, — говорит она, а ее улыбка уже не просто улыбка. — Он местный, и ты его знаешь.
— Я знаю многих.
— Догадайся, кто? — требует она.
— Но мне не надо догадываться. Собственно, в нашей Вселенной есть только один человек, к которому это может относиться.
Не стану притворяться, будто понимаю принцип зеркал. А ведь в школьные годы точные науки мне даже нравились. Спотыкаюсь я на дерьмовой квантовой механике: свет функционирует как частицы, а электроны находятся одновременно повсюду. На этом принципе, втолковывают мне, и работают зеркала. Кто-то установил, что наша Вселенная — всего лишь одна из бесконечного числа наложенных друг на друга вселенных, и каждый электрон делит свое существование между триллионами разных мест, и если у вас хватит ума и энергии вдобавок к миллиардам долларов, вы можете сконструировать машину, которая проникает из вашего крохотного царства в необъятное число других.
Машину назвали «зеркалом» из-за того, что она плоская и обеспечивает стопроцентное отражение. И еще из-за того, как эта дрянь действует.
Человек встает перед своим зеркалом. Он видит свое отражение, а зеркало видит в нем неповторимое расположение его молекул. Это очень важно, даже критически важно. Для навигации по нескончаемым скрытым просторам гипервселенной необходима конкретная цель. Цель эта должна быть объемной, сложной и до предела маловероятной. Пылинка не отвечает ни одному из этих определений. Известняковая плита ничем не лучше. Даже какая-нибудь знаменитая скульптура — какая-нибудь прекрасная обнаженная фигура, изваянная из самого драгоценного, самого редкого мрамора — не обладает достаточной сложностью. Но человеческое тело — это чудо маловероятностей, помноженных на маловероятности. Шестьдесят триллионов клеток, и каждая нашпигована одной и той же ДНК. Вот это-то и видит зеркало. Затем оно шарит по гипервселенной, выискивая идентичные системы, и если кто-то в тот момент стоит перед зеркалом-двойником, возникает связь. Стоящий видит образ, очень похожий на его собственный. Но только одет этот образ по-другому, а возможно, есть мелкие отличия и в лице. Один шрам на двоих. Не тот пробор. Маленькие особенности, возникающие из мелких различий в двух жизнях…