Журнал «Если», 2004 № 9
Шрифт:
Но каково придется ей?
— Поверить не могу, что добровольно говорю это, — сказала Мона, — но ладно, можешь вернуться ко мне.
И тут она поняла, что еще ни разу не видела его улыбки. Его лицо просто преобразилось.
— Вы сняли заклятие, — сказал он.
— Что-что?
— Вы представления не имеете, как долго мне пришлось ждать, пока не нашелся кто-то, готовый и пожертвовать собой, и принять меня таким, каким я выглядел.
— Ну, не знаю насчет самопожертвования…
Он потянулся к ней и поцеловал ее.
— Благодарю вас, — сказал
И тут он закружился по газону, как дервиш, как волчок. Его приземистость исчезла, он стал высоким и худощавым, гибким, как ветка ивы, танцующая под ветром. На дальнем краю газона он помахал ей. Долгое мгновение она была способна только смотреть, вытаращив глаза и открыв рот. Когда же она наконец подняла руку, чтобы помахать ему в ответ, он исчез, будто вырвавшаяся из костра искра, ярко засиявшая, прежде чем слиться с темнотой.
И она знала, что на этот раз он исчез навсегда.
Странно то, что мне его не хватает. Нет, конечно, не его ехидства или серьезных пробелов в области личной гигиены. Не хватает мне доброты, которая иногда просвечивала — того в нем, что уцелело от заклятия.
По мнению Джилли, потому-то он и был таким злобным и грубым. Чтобы его труднее было расколдовать. Она говорит, что я вляпалась в волшебную сказку, а это круто — немногие могут сказать о себе то же.
Только будь это на самом деле волшебная сказка, у нее было бы окончание вроде «и зажили они счастливо-пресчастливо» или по меньшей мере я получила бы хоть какой-нибудь волшебный дар. Ну, скажем, талисман невидимости, а то и способность превращаться в птицу или кошку.
Но ведь на самом-то деле мне ничего такого не нужно.
У меня есть «Зона девушек», и на ее страницах я могу быть тем, кем мне заблагорассудится. Роккит Герлой, спасающей Галактику, Яшмой Юпитера, которая ну никак не может проявиться физически в собственной жизни. Или просто самой собой.
У меня есть мои сны. Вчера ночью, например, я видела просто замечательный. Я шла по улице и была женщиной-птицей: ноги тонкие-претонкие, на месте носа — клюв, а за плечами свисают длинные крылья, будто рваный плащ. А может, на мне просто был птичий маскарадный костюм. Никто меня не узнавал, но все равно все знали, что это я, и думали: до чего же это невероятно.
И ведь я соприкоснулась с подлинным волшебством. Теперь, каким бы серым, пустым и бессмысленным мне порой ни представлялся мир, надо просто вспомнить, что на самом деле в нем таится куда больше, чем мы способны увидеть.
Это большее есть во всем.
И во мне тоже.
Перевела с английского Ирина ГУРОВА
Далия
Вихри враждебные
Двое подручных домового дедушки Лукьяна Пафнутьича, Акимка и Якушка, пробирались домой в великом трепете. Домовые и так-то ходят бесшумно, а эта блудная парочка — и вовсе по воздуху плыла, едва касаясь шершавого бетона. А час был немалый. Глубокий ночной час, ближе к рассвету, чем к полуночи.
Новый дом, куда перебрались с хозяевами из городского центра Акимка и Якушка, стоял на окраине, в трех шагах от замечательного леса, и люди там поселились в общем солидные, несуетные, при машинах, при добротном имуществе, и не удивительно, что в восьми квартирах обнаружились соседи-домовые.
Человеческой молодежи там было негусто — и та сидела тихо, кроме одного оболтуса, пятнадцатилетнего Игорехи, который повадился по ночам слушать громкую музыку. Он жил на девятом этаже, что и навело юных домовых на неожиданную мысль.
Всем известно, что обычаи сватовства и обручения у домовых соблюдаются свято. Встречаться с будущим мужем или будущей женой, проводить с ними время — нехорошо, не по-дедовски. Лучше всего, конечно, когда молодые знакомятся уже за свадебным столом.
В новом доме оказалось три девки на выданье. А достойных женихов им не находилось. Ведь девке кто нужен? Домовой из богатого жилья ей нужен, чтобы из одного крепкого хозяйства в другое пташкой перепорхнуть. А Акимка с Якушкой — пока всего лишь подручные. Ни одна сваха не согласится им невест искать. С другой стороны, девкам скучно, да и телевизора тайком от старших насмотрелись. И вот надумали они впятером устраивать на чердаке под Игорехину музыку дискотеки. Старшие заснут — а молодежь наверх!
Но дискотека бесконечной не бывает. Попрыгали — и по домам.
Однако после такой суеты сразу в постель не хочется — а хочется посидеть, потолковать, угомониться.
Акимка с Якушкой выбрались из дома и присели на краю газона.
Тут надо сказать, что с места, которое они выбрали для своих горестных размышлений о недоступности юных домових, была видна шоссейка, отделявшая микрорайон от лесопарка. Домовые сидели как бы в торце асфальтированной дорожки между домом и шоссейкой. А зрение у них — кошка позавидует. Потому и увидели странную суету.
Сперва вроде бы шарик на шоссейку выкатился, за ним — другой, третий. И пропали из виду. А за ними — серый столб, опасно накренившийся, как если бы собрался грохнуться. Столб этот, основанием почти касаясь шоссейки, пролетел по воздуху и тоже исчез, а домовые услышали крик.
— Ахти мне, — прошептал Акимка, а Якушка, который был норовом побойчее, сорвался и поспешил на голос.
— Ты куда это? — и трусоватый Акимка пронесся следом, чтобы удержать товарища.
— Куда-куда! Наших бьют!