Журнал «Если» 2008 № 06
Шрифт:
Другие следовали его примеру, и лучшие помещения были заняты черт знает кем. Здесь шли оргии и пиры, здесь ссорились, дрались, пили и мирились, чтобы через некоторое время вновь устроить пьяный дебош. С одной стороны, в «Метрополь» невозможно было проникнуть без пропуска, так как вход охраняли красноармейцы. С другой стороны, опасному элементу не приходилось прилагать особых усилий, чтобы проникнуть в гостиницу — он здесь просто-напросто жил.
У Кторова был в гостинице номер, но это еще ничего не значило.
Иной раз на нескольких человек выделялся один номер —
К удаче Кторова, номер пустовал, и он отпер его своим ключом.
Воды, разумеется, не было, ее давали по выходным дням и не в номера, а в особую ванную комнату, куда пускали за отдельную плату.
Но Кторов оказался рад и этому. Его чемоданчик тоже не тронули, немудреные пожитки лежали на прежнем месте. Антон побрился, глядясь в маленькое зеркальце и поливая себе из графина над кадкой с фикусом.
Спать не хотелось.
У входа в ресторан курили несколько человек, уже в изрядном подпитии, а потому багроволикие и косноязычно-громкоголосые.
Один из них — невысокий русоволосый молодой человек с приятным даже в таком состоянии лицом — о чем-то спорил со своим спутником. Тот не соглашался и размахивал руками. Устав убеждать его, молодой человек снял лакированный туфель и несколько раз ударил им своего собеседника, громко повторяя:
— Как я ненавижу тебя за твою клерикальность и богоискательство!
Его собеседник поднес к носу молодого человека увесистый кулак.
— Нюхай, нюхай, сукин кот, — сказал он. — На учителя руку поднял?
— Антон! — позвали Кторова.
Он оглянулся. Окликнувший его багроволицый молодой человек в кожаной куртке с неестественно большой желтой кобурой на поясе приветливо помахал ему рукой.
— Какими судьбами?
В то же самое мгновение Кторов его узнал. Перед ним стоял Яков Блюмкин, работавший в ЧК.
— Здравствуй, Яша, — сдержанно сказал Кторов.
— А мы тут с Сережей отдыхаем, — сказал Блюмкин, беспричинно поправляя кобуру на поясе. — Слышал, наверное? Есенин Сергей, чертовски талантливый человечище. Сережа, Толя, — сказал он, обращаясь к собутыльникам. — Знакомьтесь: Антон Кторов, наш человек и недавно — оттуда, — выделил он интонацией.
— Яша! — укоризненно сказал Кторов.
— Да ладно тебе, — отмахнулся Блюмкин. — Проверенные товарищи, я за них лично ручаюсь. Знакомься: это Сергей, а это Толя Мариенгоф. Тоже незаурядный и, надо сказать, недурственный сочинитель. А вот это наш патриарх, фамилия ему — Клюев. Тоже пишет хорошие стихи. Можно сказать — гениальные. Хочешь выпить?
— Не хочу, — сказал Антон.
— Забурел, забурел, — с явной укоризной сказал Блюмкин. — Ты не бойся, они теперь спокойнее стали. Я тут на днях Сереже расстрел показывал. Эрлих белых офицеров к Духонину отправлял. Очень этот расстрел
Блондин в лакированных штиблетах, еще недавно бивший туфлей одного из своих собутыльников, кивнул и радостно расплылся в пьяной улыбке.
— Только я не понял, зачем духовой оркестр играл, — сказал он. — Для торжественности, что ли?
— Чтоб крики глушить, — мрачно сказал Блюмкин и повернулся к Антону. — Не хочешь пить, и черт с тобой!
И компания устремилась в зал, отчего самому Кторову входить туда сразу же расхотелось.
На улице моросило.
У гостиницы мокли под дождем несколько извозчиков. Кторов сторговался с одним и отправился на Арбат, где в подвале двухэтажного дома располагалось артистическое кафе «Белая лошадь». Народ здесь собирался подозрительный и разнообразный — тут можно было наткнуться на налетчиков, празднующих очередной удачный грабеж, на продавца марафета, на длинноволосого анархиста, на проститутку из бывших гимназисток, но и с глупыми расспросами здесь никто не лез и в компанию не набивался.
— Девочку не желаете? — из сумрака зала ткнулся неопрятной бородой хитроглазый сводник. — Можно дворяночку, с родословной!
Словно собаку предлагал. Ишь, тварь, с родословной девочки у него! Но Кторов сдержался. Сутенер всегда под чьим-то присмотром. Затевать с ним ссору — себе дороже выйдет. Конфликты Кторову были не нужны.
— Не интересует, — сухо сказал он.
Интересно, а знают об этом вожди? — неожиданно подумал Антон. Знают ли они об этом гное, который медленно заполняет подвалы здания их светлого завтра? Ведь не для того же затевалась революция, чтобы на останках великой империи пиршествовало воронье.
Не для того ведь марксисты брали в руки власть, чтобы дворянская дочь отдавалась в подворотнях за кусок хлеба любому желающему, и тем более не для того, чтобы неграмотное быдло мусолило сотни, желая за свои, за кровные, девочку поблагороднее, кололись морфием и упивались даже не водкой — дешевым самогоном.
Красный разведчик Антон Кторов, вернувшийся из Средней Азии, попал в новый для него мир, в котором все оказалось поставленным с ног на голову: место идеалов как-то незаметно заменили эталоны, на гребне волны мировой революции вскипела и обрушилась на мир накипь, изнанка человеческой жизни незаметно стала ее лицом, в то время как одни умирали с голоду, другие жировали, наращивая ляжки и зады, и торжествующий хам, о котором однажды писал Мережковский, вдруг утвердился в мире, требуя от него свое.
Антон пил скверное сладковатое пиво и смотрел на сцену, где умело полуобнаженная красотка с мушками на потасканном лице почти пела томным бархатным голосом — словно большая гибкая кошка мурлыкала:
— И тогда вошла Силикима, окинув нас фамильярным взором.
Уселась она на скамью. И посадила Глотис на одно колено, а Киссию — на другое, и молвила: «Приблизься, малышка!»
Но я сторонилась ее. Она повторяла: «Приблизься. Чего ты сторонишься нас? Приблизься, приблизься, ведь дети эти так любят тебя.