Журнал Наш Современник №4 (2001)
Шрифт:
“Что есть Истина?” — спросил Понтий Пилат Христа. Протоиерей Вячеслав смотрит на зрителей с экрана... — Иисус не ответил. Не “что” надо было говорить, — уточняет священник-иконописец, — а “кто”. Кто есть Истина? А Истина стояла перед ним.
Ум и зрение
Свой фильм “Умозрение в красках” питерский кинорежиссер Валентина Матвеева назвала по работе князя Евгения Трубецкого. Книга “Умозрение в красках: три очерка о русской иконе” вышла в Париже в 1965 году, хотя князь-философ писал очерки еще до Октябрьского переворота. Режиссер студии “Леннаучфильм”, Матвеева посвятила себя сугубо религиозному творчеству. Все авторские фильмы,
Трубецкой, чьи очерки составили эпоху в иконоведении, подчеркивал: “Дни расцвета русского иконописного искусства зачинаются в век величайших русских святых — в ту самую эпоху, когда Россия собирается вокруг обители святого Сeргия и растет из развалин. И это не случайно. Все эти три великие факта русской жизни — духовный подвиг великих подвижников, рост мирского строения православной России и величайшие достижения религиозной русской живописи — связаны между собой той тесной, неразрывной связью, о которой так красноречиво говорит шитый шелками образ святого Сергия” (покров 1423—1424 гг. на раку преподобного в Троицкой Лавре.— Ю. Т. ).
Фильм “Умозрение в красках” видит в древнерусской иконе историческое и духовное содержание. Режиссер настаивает, что икона ХIV и ХV веков дает нам вообще удивительно верное и глубокое изображение духовной жизни России. В те дни живой веры слова молитвы — “не имамы иные помощи, не имамы иные надежды, разве Тебе, Владычице” — были не словами, а жизнью. Народ, молившийся перед иконою о своем спасении, вкладывал в эту молитву всю свою душу, поверял иконе все страхи и надежды, скорби и радости. А иконописцы, дававшие в иконе образный ответ на эти искания души народной, были не ремесленники, а избранники, сочетавшие многотрудный иноческий подвиг с высшею радостью духовного творчества.
Матвеева в фильме, опираясь на работу Трубецкого, идет дальше современной ей искусствоведческой науки.
Сергием Радонежским и его последователями, к примеру, пишут историки древнерусской живописи, “особая роль отводилась изобразительному искусству, прежде всего — живописи, призванной сделать идеи наглядными, затрагивающими самые глубокие внутренние чувства людей (нравственное перевоспитание человека, кардинальное внутреннее его очищение и перерождение). Выполнение этой необыкновенно сложной задачи было под силу лишь немногим подлинно гениальным мастерам, чьи имена заслуженно вписаны в историю мировой культуры”.
Названа троица: Феофан Грек, Андрей Рублев и Дионисий. Характерен подход исследователей к иконе или фреске. Например, авторы пишут о феофановской палитре: “Подыскивая зримое выражение для отвлеченных философских понятий, Феофан подчиняет цветовую гамму основному тону, из которого исходит все многообразие оттенков. Главную роль при этом играет белый цвет, символ света. Для русской культуры той эпохи Феофан явился художником и философом, обширность и глубина познаний и круг интересов которого помогли русским мастерам по-новому взглянуть на роль и значение искусства, переосмыслить понятие мастерства, что привело в итоге к замечательному расцвету русской живописи ХV века”*.
Авторы, возможно, по цензурным соображениям, не включают в текст главного слова: “Бог”. Им достаточно “нравственного перевоспитания”.
“Сказание о святых иконописцах”, литературный памятник ХVII века, говорит о повелении святого Никона, монастырского преемника преподобного Сергия
Много лет спустя после создания Рублевым “Троицы” историки искусства подойдут к иконе с аналитическим словарем. “В противоположность Феофану, — найдут эти специалисты, — в иконах и фресках Рублева отсутствуют резкие блики. Последовательное наложение тончайших светлых и постепенно светлеющих слоев охр создает совершенно иной эффект. Источник света — внутри, но свет не пробивается сквозь телесную ткань, а равномерно излучается ею. Он исходит на окружающие предметы и сообщает всему животворную радостную теплоту, которая передается зрителю”**.
“Сказание о святых иконописцах” в первую очередь усматривает силу Православия в Рублеве. “Преподобный отец Андрей Радонежский, иконописец, прозванный Рублев, многие святые иконы написал, все чудотворные”. Подчеркнем это слово: “чудотворные”. Во Владимире, в Успенском соборе, иконостас Андрей Рублев создал вместе со своим другом Даниилом Черным. “Сказание...” говорит об этом мастере: “Многие с ним иконы чудные написал, все чудотворные, всегда неразлучно с ним”. Опять слово “чудотворные”.
Литературные источники древности единодушно называли Андрея Рублева и Даниила Черного “чудными добродетельными старцами”, “духовными мужами, вдохновенными Богом”, “чудными добродетельными старцами и живописцами”, “совершенными в добродетелях”, “всех превосходящими в добродетелях”. Главной чертой обоих было смирение, высочайший подвиг православного христианина. Рублев, как еще замечает “Сказание о святых иконописцах”, “намного всех превосходил в мудрости”.
В фильме “Умозрение в красках” Матвеева показывает икону “Спас” из Звенигородского чина. Драгоценным историческим памятником является древняя русская икона, подчеркивает режиссер. В ней мы находим полное изображение всей внутренней истории русского религиозного и вместе с тем национального самосознания и мысли. А история мысли религиозной в те времена совпадает с историей мысли вообще. Икона “Спас”, говорит Матвеева в фильме, вся от начала до конца носит на себе печать великого духовного подвига святого Сергия и его современников. Первое, что поражает в этом изображении Господа, — захватывающая глубина и сила скорби. Это не личная или индивидуальная скорбь, а печаль обо всей земле Русской, обездоленной, униженной и истерзанной татарами.
“Всматриваясь внимательно в эту рублевскую икону, — говорит c экрана режиссер, — вы чувствуете, что есть в ней что-то еще более глубокое, чем скорбь. Тот молитвенный подъем, в который претворяется страдание. И вы отходите от нее с чувством успокоения. Сердцу становится ясно, что святая печаль дошла до Неба и там обрела благословение для грешной, многострадальной России. Я не знаю другой иконы, — признаётся Валентина Матвеева, — где так ярко и так сильно вылилась мысль, чувство и молитва великого народа и великой исторической эпохи. Трудно найти другой памятник нашей старины, — ссылается режиссер на князя Трубецкого, — где бы так ясно обнаруживалась та духовная сила, которая создала русскую иконопись. Это — та самая сила, которая явилась в величайших русских святых — в Сергии Радонежском, в Кирилле Белозерском, в Стефане Пермском и в митрополите Алексии, та самая, которая создала наш великий духовный и национальный подъем ХIV и ХV веков”.